Предисловие:

---

Подъем

Обычно люди берут с собой на вершину кучу ненужного снаряжения: веревки, шлемы, трекинговые палки…

За полгода до покорения самые ответственные начинают бегать по десять километров в день, а в момент «икс» ложатся на землю и начинают молиться. 

Потому что от асфиксии не спасает ничего. 

Существует невыразимая печаль восхождения на Эльбрус. Вы ходите вокруг горы, удивляясь, как все это делают. Вы смотрите на них с грустью в сердце. Вы долго лезете в гору. Вы лезете еще немного. Вы идете в бой и, когда добираетесь до вершины, у вас есть четкое представление о том, как все остальные люди делают это.

Я, будучи по природе трусливым слабаком, все годы походной жизни оберегала себя от путешествий по местам, где нужно карабкаться вверх. Но в рамках депрессивного саморазрушения была готова встретиться лицом к лицу с лишениями. Можно сказать, за этим и шла. Было интересно посмотреть, как мое сознание поведет себя в условиях, несколько отличных от теплой прокуренной комнаты, крепкой таежной избушки или палатки на берегу Черного моря. 

На самом деле «восхождение на Эльбрус» в массе своей – это не подъем от подножия горы до вершины в 5642,7 м. Это комфортный подъемник до 4100, ночевка в вагончике с электричеством и газовыми горелками и скоростной подъем на ратраке (гибриде трактора и снегохода) до заветных 5100. И оттуда страшные, по-настоящему невыносимые 500 метров до верхней точки. Люди смотрят в глаза своим страхам, карабкаются на холодную, удушающую «крышу мира», расшатывая своё и без того хлипкое психическое сознание. 

Это действительно забавно – видеть пики, ледники, людей и ландшафт и быть частью чего-то такого удивительного. Вот что значит – подняться на Эльбрус – это опыт, выходящий за рамки простого удовольствия.

«Слабоумие и отвага» – девиз поколения Z. Я родилась в то время, когда не стыдно быть слабым. Когда болезненность и депрессивность защищают тебя от страшного большого мира. Но люди рядом со мной – веселые всемогущие пьяницы, которые ради спортивного интереса готовы истязать себя и окружающих. И от этого бесконечно тошно. Бессмысленно и беспощадно. 

Так или иначе, мне пришлось пройти мимо посадки на подъемник и преодолеть значительные 3392 метра высоты пешком. 

Следующее утро – первая настоящая метель. Ветер порывистый, и температура падает до -10. Мы решаем провести день в палатке для максимальной защиты и комфорта, но я понятия не имею, на какое тепло мы будем рассчитывать. Поставить палатку – большая работа. Ветер сдувает все, к чему прикасается, поэтому это все очень тяжело. 

На первой же стоянке моя коллега, тоже девочка поколения Z, переложила в мой рюкзак всю свою еду. На второй – кошки и ледоруб. Когда мой рюкзак достиг критического веса в 17 килограмм, я остановила ее властной рукой и обрекла на медленный и мучительный подъем в одиночестве. 

Так уж устроено мрачное сознание людей, живущих с веселыми картинками в голове, что залогом выживания становится способность не вовлекаться в страдание. 

И раз уж меня поставили в условия, в которых нормальные люди обычно не бывают (нормальные люди едут на подъемнике, потом на ратраке, а потом героически шлепают в каматозном состоянии свои 500 метров), приходится либо смириться, либо сдохнуть. 

Мы все слишком хорошо знакомы с ощущением плавания в каком-то обширном и пустом пространстве. Мечта – это чувство полета. Но восхождение заставляет вас осознать другие вещи во вселенной: физические или подобные физическим вещам. 

Вы можете чувствовать и трогать вещи, которые не можете себе представить. Вы чувствуете ветер на своем лице. Чувствуете запах дождя и вкус снега. Вы можете почувствовать запах мускуса сосен. Вы можете коснуться скал, которые вы не можете видеть. И вы можете услышать воду реки, протекающей под вами. 

Вы взбираетесь на гору, и все это остается ее частью. Ваш собственный ум, конечно же, является неотъемлемой частью Эльбруса. Но Эльбрус и разум – это разные вещи.

«Тебе действительно нужно попытаться выкинуть это из своей головы», – однажды сказала мне моя мама.

«Это не твое нормальное бодрствующее сознание. Нормально – быть в состоянии подняться на Эльбрус, чтобы чувствовать, что ты двигаешься туда. Но я так рада, что ты здесь. Ты можешь делать все, что захочешь, я уверена».

Идти вверх в одиночестве – отдельное удовольствие. Когда вся твоя группа отстает от тебя где-то на час, на стоянках появляется возможность утанцевать в голубые дали сознания, дышать и чувствовать. 

Горная болезнь проявляет себя впервые на высоте где-то 3800 метров. Ты выходишь утром на улицу в надежде проблеваться, ужин стоит у тебя в горле, завтрак откладывается до конца восхождения. 

Но ты начинаешь идти, думаешь только о небе, симпатичных мальчиках и девочках в трениках вокруг тебя и считаешь метры до штурмового лагеря. 

Все нормальные люди становятся на 4100, акклиматизируются там и в ночь стартуют к вершине. Но слабоумие и отвага (их звали Вячеслав и Елизавета) выбрали место на 4600. 

 

Асфиксия 

Сама по себе горная болезнь – следствие недостатка кислорода в мозге. Легкое удушение перерастает в асфиксию как раз на 4,5 км. Такое чувство, что ты идешь, а нерадивый любовник несколько часов сжимает тебе горло в надежде на то, что ты быстрее кончишь от вида двойной вершины и хруста снега под ногами. И тяжесть рюкзака – это тот самый черт за спиной у Вакулы. 

Я взбираюсь на Эльбрус с умом в тумане. Кажется, что восхождение никогда не закончится, что моя жизнь никогда не кончится, что Эльбрус будет всем, что я когда-либо сделаю, что мир – это бесконечная пустота, которая настолько обширна, что я единственный человек на Эльбрусе, у которого есть воображение и сила, чтобы подняться на него. 

Штурм вершины начинается в два часа ночи. Идти по жесткому, не растаявшему снегу безопаснее и приятнее, чем по рыхлой водяной кашице. Когда я проснулась, я поняла, что единственное, чего я хочу, это знать ответ на вопрос, как максимально быстро спуститься с горы. 

Если коротко, то все, что я чувствовала – это невозможность. Невозможность думать, потому что голову сдавливает головокружение, невозможность блевать, потому что вчерашний ужин так и торчит в горле, невозможность плакать, потому что на это нужны силы, и невозможность смириться с ситуацией, потому что еще недавно ты спал на мягком диване, а не в палатке между камнями. 

Люди – глупые существа – нагромождают свои рюкзаки бессмысленными веревками и упаковками мюсли. Как во время блокады люди выменивали золотые часы на хлеб, так я была готова продать душу за упаковку Диакарба. 

Это странное чувство, ощущение того, что ты в том же теле, что и ты, но в другом месте.

Когда я поняла, что пол пачки таблеток от горной болезни не помогают справиться с болью, а мои друзья ушли без меня, появились силы плакать. 

Лежа на спине, я приняла бессилие, осознание того, что для спуска вниз надо дождаться солнца, и начала вслушиваться в ветер. 

Слушая шум ветра и надеясь, что привязанную к камням палатку не унесет, я услышала собачий лай. Гавкала помесь питбультерьера и мопса. От таких подробностей голова закружилась еще сильнее, а вокруг начали петь. В тот момент, когда я услышала над собой вокализ григорианского хорала и осознала, что вот они, обещанные слабакам слуховые галлюцинации, надо мной начали смеяться. Противный и гадкий смех русалки на ветвях (и это при минусовой температуре вне палатки) вынимал душу, становясь все более детским и непосредственным с каждой секундой. 

Эльбрус – это место, где горные боги дают о себе знать. Но боги его не волнуют. У него есть большие проблемы, о которых вы должны беспокоиться, например, вся эта чертова игра в туризм.

Эльбрус полон легкомысленного, невообразимого и в целом скучного игрового процесса. В игре есть три разных типа уровней, каждый из которых занимает около нескольких часов. Но на данный момент я просто хочу перейти на другой уровень.

Галлюцинация делает его немного менее ужасным, чем есть на самом деле. Я бы предпочла думать об этом месте как о какой-то галлюцинации, вызванной наркотиками, а не как галлюцинации, которая более реальна, чем реальность.

В жаркий день на горе возле Эльбруса я часто видела, как я иду в долину с правой стороны. Это не только мое воображение. Я видела свое собственное тело как раз перед тем, как оно входило в реку. Стоя там в воде, я уставилась на себя с глупой улыбкой, когда мое тело тонуло.

Я видела это бесчисленное количество раз, и я привыкла к этому. Я видела себя на вершине Эльбруса, и это не я. Я видела себя на дне горной реки, и это тоже не я.

На следующее утро прибыл горный козел, чтобы продать нам козий сыр из палатки, стоящей от нас в километре. Ночью ее завалило снегом, и сыр ее хозяевам был больше не нужен. 

Утро

Утро на Вершине начинается с рассветом, в четыре утра. Я вылезла из палатки, посмотрела на идущих мимо меня доходяг, схватила рюкзак и закурила. Посмотрела наверх, подумала: «А вот она вершина, что мне километр высоты, надо идти».

Передумала. Металась пять минут, напихала в карманы шоколада и солнцезащитный крем. 

Русская пара из другой группы осталась в соседней палатке и выпила несколько бутылок пива, прежде чем вернуться в деревню. 

«Хорошо…»

«Погода хорошая?»

«Нет. Я шучу».

«Я думала, что ты сказал, что тебе понравилось».

«Ты не понимаешь. Мы поднимаемся в гору. Это должно быть чертовски холодно».

Каждый мой шаг наверх был бальзамом на душу. Когда ты останавливаешься хоть на минуту, тебе хочется лечь и молиться. Потому что от асфиксии не спасает ничего. 

Я лезу. Это удивительно. Облака, горы, солнечный свет. У туристов внизу уже пошло третье пиво. Это начало июня. Гора не настолько теплая. Я должна подняться. Ветер спокойный. Температура около 10 градусов. Я снимаю свои спортивные штаны и свою походную шляпу. Я стаскиваю пальто, затем перчатки. Трудно дышать, и я не могу почувствовать свои ноги. Мои легкие горят, я потею, а ветер такой холодный, что на мне только толстовка. Мои пальцы кровоточат. Я пытаюсь придумать способ спуститься, но мне некуда идти. Гора так близко. И тропа такая крутая.

«Косая полка» – самый сложный этап восхождения. Незначительный перепад по высоте и очень длинный, косой путь по узенькой тропке. Шаг влево и ты летишь по склону, превращаясь в мешок с костями. Черепашья скорость, перерывы каждые сто метров. Когда я дошла до седловины и повалилась в снег, ко мне подошли двое ребят и сказали: «Девушка, вы бы не могли перелечь в другое место? Мы тут только что пописали, видите, снег желтый…»

Это путешествие для тех, кто может справиться с тем фактом, что, несмотря на самые худшие зимы в мире, в центре Кавказа есть гора, которая выглядит так, словно ее вырвали из картины Уильяма Блейка. Эльбрус настолько высоко, что кажется, будто он висит над Северным полярным кругом, будто он смотрит на него сверху вниз. 

Горная болезнь – худшая часть Эльбруса. Я всегда хотела оказаться на высокой горе из-за болезненного ощущения переполненности и отсутствия воздуха. Эльбрус настолько крутой, что даже взбираясь на пол горы, вы должны быть в отличной форме, не говоря уже о том, чтобы носить все это снаряжение, затрудняющее подъем.

Другие альпинисты сказали мне, что они прошли через это без каких-либо симптомов, в то время как мне пришлось ползти через зараженную червями кровать в течение нескольких дней.

Почти на самой вершине, на последнем подъеме, навстречу мне шел сияющий человек на двух протезах и костылях. Он шел очень медленно, потому что все люди считали своим долгом остановить его и пожать ему руку. Шутка про Иисуса так и не родилась в моей голове, человек был из крови и плоти. 

Мир медленно возвращается к вам. Вы хотите вернуться к работе, но знаете, что не можете, поэтому просто лежите и смотрите на ночное небо и задаетесь вопросом, сможете ли вы когда-нибудь снова подняться на эту гору.