Иллюстрация: Евгений Алехин
23.11.2017
«Клей»
«Клей»
«Клей»
«Клей»
«Клей»

← К оглавлению

Содержание:

Клей
Детей приносит аист
Сто миллионов вольт
Суповой набор


Детей приносит аист

Хоккеист пришел домой в девятом часу вечера, позднее обычного. Варя смотрела телевизор в комнате. Она лежала на кровати в утягивающих трусах и застиранном лифчике, пристроив на живот тарелку с белыми сухариками. По телевизору шло вечернее ток‑шоу, все орали друг на друга, размахивали руками. Ведущий орал громче всех, с его лица не сходила самодовольная ухмылка.

— Я пришел, — сказал Хоккеист, пытаясь стащить обляпанные мокрым снегом ботинки. Ему мешала ноша в руках.

— Привет, — ответила Варя. — Я телик смотрю.

— Я вижу.

— Ужин я не приготовила. Разогрей вчерашние макароны и котлеты.

— Сейчас, погоди.

Он положил сверток на пол и быстро снял ботинки. Тут же наступил носком в грязную лужицу.

— Я тут кое‑что принес тебе. Подарок.

— Спасибо, — пробормотала Варя, не поворачивая головы. — Посмотри, вот этот тощий урод сделал шесть детей, настрогал, блять, как папа Карло, но никого не хочет признать. Сейчас они будут делать ДНК‑анализ. Я думаю, это его дети. Хочу, чтобы были его. Пусть крутится, паскуда, с алиментами.

Хоккеист вошел в комнату и положил на кровать сверток.

— Гляди, что я принес.

Варя затолкала в рот горсть сухариков, меланхолично прожевала и повернула голову. Рядом с ней лежал завернутый в одеяло младенец.

— Что это? — спросила Варя.

— Ребенок. Разве не видишь? Кажется, он обделался. Хотя и молчит.

Хоккеист глупо улыбнулся. Такое иногда случалось с ним. В самый неподходящий момент на лице появлялась тупая, высокомерная ухмылка. И сейчас момент оказался неудачный. Варя сняла с живота тарелку с сухариками и резко села, сильно ссутулившись.

— Ты где его взял?

— Какая разница? — он пожал плечами. — Представь, что журавль принес тебе младенца в подарок.

— Какой еще журавль?! Что ты несешь?

Хоккеист сел на кровать и взял младенца на руки.

— Посмотри, какой прелестный малыш, — сказал он, продолжая улыбаться. Теперь его улыбка была полна умиротворения.

— Чей он? — спросила Варя.

— Ну, теперь наш, наверное, — ответил Хоккеист. — Мне кажется, его надо переодеть.

Варя встала, отряхнула живот от крошек и накинула халат. — Унеси его, — сказала она и повернулась спиной.

Она всегда так делала, давая понять, что никакие возражения слушать не собирается.

— Его некуда нести. Теперь он будет жить здесь.

— Я не буду больше повторять. Возьми ребенка и отнеси туда, где ты его взял.

— А если я просто нашел его на улице? — сказал Хоккеист, рассматривая личико младенца.

— Тогда отнеси его в милицию, — ответила Варя.

В телевизоре тощий урод был уличен как отец четверых детей, оставалось провести еще два анализа. Но Варю это больше не интересовало.

— Никуда я его не понесу, — сказал Хоккеист. — Нашего ребенка? С ума сошла!

— Он не наш! — крикнула Варя и повернулась.

— Ошибаешься. Он мой. И твой.

— Ты больной, Серёжа.

— Думай как хочешь.

Хоккеист положил ребенка на кровать. В этот момент малыш открыл голубые глаза с длинными ресницами.

— Просто возьми его на руки, прижми к себе. Чудесный мальчик.

— Откуда ты знаешь, что это мальчик? — спросила Варя. На ребенка она старательно не смотрела. — Он весь закутан.

Может, это девочка.

— Мне кажется, мальчик.

Она все же взглянула на младенца.

— Серёжа.

— Что?

— Где ты его украл?

— Побудь с ним, — ответил Хоккеист. — Мне нужно посмотреть новости спорта.

Он вышел на кухню, включил маленький телевизор, установленный на кронштейн, нащелкал пультом спортивный канал. В комнате было тихо. Хоккеист достал сигареты, закурил. Видел бы это тренер. Но тренер уже лет пять не интересовался его жизнью. Исчез почти сразу после того, как врачи объявили Хоккеисту диагноз. Ему тогда не повезло. Контракт заканчивался. Четыре месяца после травмы клуб продолжал начислять зарплату на карту. Потом перестал. Надо было как‑то приспосабливаться, искать работу. Деньги он быстро просадил. Но дело было не в них. Хотелось простого человеческого участия. Ему никто не звонил, ни бывшие партнеры, ни тренеры. Кисло. Когда приехал на базу забрать вещи, там кроме обслуги никого не было. Команда уехала на сборы. Администратор помог сложить всё в баул. Потом зачем‑то похлопал по плечу. Не тепло, а как‑то судорожно. Вали уже скорей отсюда, ладно? Так это выглядело. Хоккеист и свалил, сильно прихрамывая. Теперь хромота почти исчезла.

Он выкинул окурок в форточку. Новости спорта еще не начались. Шла реклама. Средство от запора. Средство от поноса. Средство от отрыжки. Средство от грибка ногтей. Хоккеист заглянул в комнату. Варя сидела на кровати, повернувшись к ребенку спиной, и пялилась в телевизор. Там тоже шла реклама. Тот же фармацевтический набор дерьма.

— Посмотри на ребенка, — сказал Хоккеист.

— Не хочу, — ответила Варя. — Он чужой.

Хоккеист вернулся на кухню.

Они познакомились через год после того, как его отправили в отставку. Ему тогда было двадцать шесть. Ей сорок. Стали жить в ее квартире. Но это ничего не значило.

— Чем ты недовольна? — крикнул Хоккеист. — Ты хотела ребенка? Вот тебе ребенок! Вот он лежит рядом с тобой и тянет к тебе ручонки. Почему ты к нему повернулась своей толстой жопой?

Он прислушался. Она не отвечала. Пошла заставка спортивных новостей. Хоккеист крикнул:

— Сейчас я приду, и мы всё решим! Через пять минут! Только узнаю результаты матчей, — добавил он тихо.

Результатов не было. Сплошной биатлон и лыжи. Ведущий болтал об этом минут десять. Потом пошел сюжет про биатлонную гонку. Хоккеист схватил зажигалку и швырнул в экран. Зажигалка срикошетила в коридор.

— Ты задолбал, мудак вонючий! — заорал Хоккеист. — Кому нужен твой блевотный биатлон и сраные лыжи? Кто вообще интересуется этим говном?! Ты мне еще про шахматы расскажи! Расскажи мне, блять, про чемпионат области по шашкам и шахматам! Это тоже охрененно интересно, сука!

Он зашел в комнату. Варя сидела, отвернувшись от ребенка. Малыш не плакал. Это было странно. Всю дорогу Хоккеист боялся, что ребенок начнет реветь как резаный, это привлечет внимание, а он ничего не сможет сделать. Он не умел успокаивать плачущих детей. Но ребенок молчал. И даже когда Хоккеист доставал его трясущимися руками из коляски у магазина, ребенок не издал ни звука. Удивительно. Может, это знак?

— Так и будешь? — крикнул Хоккеист. — Тогда смотри сюда.

Смотри, что я делаю.

Он взял ребенка, секунду‑другую подержал на руках и положил на пол.

— Он будет так лежать, пока ты не обратишь на него внимание, — сказал Хоккеист.

Варя не реагировала.

Хоккеист вернул малыша на кровать.

— Что ты хочешь? — сказал он. Вдруг вспомнил про результаты матчей. — Погоди, я сейчас…

Он выбежал на кухню. Успел увидеть, как в кадре мелькнула таблица с результатами, и сразу же пошел сюжет о европейском футболе.

— Ладно, — пробормотал Хоккеист. Его трясло. — Хорошо. Потом узнаю. Потом всё узнаю. Никому ничего не надо, ладно.

Он закурил и распахнул окно. В кухню ворвался стылый февральский ветер. Хоккеист высунулся на улицу, подставил горящее лицо холоду. Начиналась слабая метель. Или заканчивалась. Хоккеист не помнил, была ли метель, когда он шел домой. По улице медленно проехала милицейская машина,

свернула за угол. Над входом в магазин наверняка были камеры. Ну и что? Хоккеист был в капюшоне, лица не видно. Половину пути прошел дворами. Там темно. И камер нет. Все равно стало неприятно. Хоккеист выбросил недокуренную сигарету и вернулся в комнату. Варя держала ребенка на руках. Хоккеист почувствовал, что опять лыбится, как безмозглый. Но теперь это было вполне к месту.

— Красивый. Правда? Посмотри, какие у него глаза и ресницы. Какой аккуратный носик.

— Красивый, да, — ответила Варя тихо. — Родители наверняка с ума сходят.

— Пошли они! Он им не нужен.

— С чего ты взял? — спросила Варя.

— Знаю и всё! — сказал Хоккеист.

— Серёжа, у него ведь имя есть. Понимаешь? Мы даже не знаем его имени, но оно есть, где‑то записано. Есть бабушка, наверное.

— Бабушка, дедушка, прадедушка. Забудь о них. Имя у него будет новое. Придумай сама, я на всё соглашусь. Какое захочешь, такое и будет. Может, в честь отца твоего? Дмитрий? Это, конечно, сейчас у каждого третьего… — Надо его вернуть, — тихо сказала Варя.

Хоккеист не услышал.

— Я кишками наружу вывернусь, понимаешь? Устроюсь на вторую работу. Пойдет в лучшую школу. Буду сам тренировать его.

— Не надо этого, Серёжа.

— Ты же знаешь, — продолжал Хоккеист. — Я был лучшим центром команды, ниже второго звена не опускался несколько сезонов. Знаешь, какая у меня полезность в последнем сезоне? Плюс пятнадцать.

— Ты рассказывал, — сказала Варя. — Тысячу раз.

— Процент выигранных вбрасываний за восемьдесят. У кого еще такой процент? Этот сволочуга меня на взлете сломал. Я в НХЛ мог бы ехать. Слышишь?! — крикнул он.

Варя посмотрела на Хоккеиста. — Ты бы послушал себя… — О чем ты? Что не так?

— Серёжа, если это так важно… Я не думала… Но ты мог бы пойти работать детским тренером. Можешь бросить свою работу дурацкую, попробовать вернуться в хоккей хотя бы так…

— Да при чем тут хоккей? Слушай, это неважно всё. Он может пойти заниматься музыкой, или алгеброй, или рисованием. Хоть танцами. Выбери сама.

— Что выбрать?

— Кем ему быть выбери. Скажи сама, чего ты хочешь.

— Я ничего не хочу.

— Хватит! — заорал Хоккеист. — Не ври мне, не вздумай! Ты сама часами рассказывала, куда ребенка поведешь, как воспитаешь. Все уши мне прожужжала. Расхотелось?

— Это давно было, — сказала Варя. — Теперь поздно. Сам знаешь. У нас детей не будет.

— Будет! Он будет. Не дури! Я всё сделал. Ты этого хотела. Целый год уже как амеба, ничего тебе не надо. Теперь будет надо. У нас теперь всё изменится.

— Ничего ты не понимаешь, — отмахнулась Варя. — Отнеси его в милицию. Если боишься, есть бэби‑боксы. Правда, я не знаю, где они. Надо узнать. Оставь его там. Только напиши записку, где ты его взял.

— Хуйня! — сказал Хоккеист. — Бабская хуйня. Ты просто боишься. Это глупо. Проверь лучше его пеленку или что там. Мне кажется, он все‑таки обделался. Я схожу в магазин, куплю ему памперсы, подгузники. Что там надо? Узнаю у продавца. Потом постепенно купим остальное.

— Я думаю, это девочка.

— Мальчик, я уверен. Он выглядит как мальчик.

— У него на ручке розовый браслетик, — сказала Варя. — На запястье.

— И что?

— Ты же знаешь. Розовый цвет — для девочек. Синий — для мальчиков.

— Это ничего не значит. Его родители — дебилы. Нормальные люди не оставляют грудных детей без присмотра.

— Где ты его украл?

— Забудь это слово. Я уже сказал. Нам его принес журавль.

— Аист, — сказала Варя. — Детей приносит аист.

— Ладно. Я схожу в магазин.

— Ты его в магазине и украл. Я поняла. Точнее рядом. Ктото оставил коляску…

— Хватит, — перебил Хоккеист. — Это было черт‑те где.

В соседнем районе. Тут мне ничего не грозит.

— А если это девочка?

— То что?

— Вернешь?

— Да какая разница‑то? Думаешь, меня это волнует?

Варя пожала плечами. Ток‑шоу в телевизоре подходило к концу, развязка наступила, тощему уроду приписали всех детей. «Что скажете, Виталий? Уже посчитали, сколько придется платить по алиментам?» — спросил ведущий. «Я подаю в суд, вы жулики, у меня нет детей», — ответил тощий урод.

Половину его слов заглушили пиканьем.

Варя улыбнулась.

— Вот так, — сказала она.

— Это всё показуха, — махнул рукой Хоккеист. — Я в магазин.

Он стал натягивать мокрые ботинки. В этот момент в дверь позвонили. Хоккеист поглядел в глазок. На площадке стояла соседка с намотанным на голове полотенцем.

— Что случилось, Ида Марковна? — спросил Хоккеист. — Воду отключили, что ли? Сейчас я выйду.

Он торопливо зашнуровал ботинки, накинул куртку и открыл дверь. Но соседки там уже не было. Вместо нее несколько мужчин умело, не толкаясь, заскочили в квартиру. Хоккеист успел выставить вперед плечо, как делал на площадке, когда проводил силовые приемы против соперников, но это не помогло, его повалили на пол, выкрутили руки, ткнули лбом в грязную лужу на полу, туда, где стояли ботинки.

— Милиция, парень, — сказал один из них.

— Полиция в смысле, — добавил другой. — Где ребенок?

Из комнаты вышла Варя с малышом на руках. Хоккеист заметил, как один из милиционеров сунул за пояс пистолет.

— Это ты позвонила? — простонал Хоккеист. — Ты что, Варя?

— Я не звонила, — ответила Варя, часто моргая.

Милиционер забрал у нее ребенка.

— Дайте мне, пожалуйста.

— А как вы нашли?.. — задергался Хоккеист. — Она не виновата, меня берите.

— Взяли уже. Не ори, парень, нам это не по душе. И так нервы людям истрепал.

— Собирайтесь, — сказал милиционер Варе.

Она молча ушла в комнату. Хоккеиста подняли. Он морщился. Болела травмированная нога.

— Продать хотел, что ли? — спросил милиционер.

Хоккеист помотал головой, будто стряхивая грязь.

— По камерам нашли?

— Камерам? Камера тебе будет.

— Жена ни при чем. Точно говорю. Я сам его взял. Она вообще ни ухом, ни рылом.

Появилась Варя в своих больших джинсах и свитере с горлом. Бока заметно выпирали. Хоккеисту стало немного стыдно. Его вывели из квартиры первым. У парадной стояли микроавтобус и «скорая помощь». Милиционер отдал младенца врачу и залез в «скорую». Хоккеиста и Варю усадили в микроавтобус.

— Тебя отпустят, — сказал Хоккеист. — Ты не виновата.

На записи видно, что я один. Вы же по записям нас нашли?

Милиционер повернулся к нему.

— Какая запись? Мы бы тебя по записи неделю искали. Если бы вообще нашли. У ребенка электронный браслет. Для таких как ты специально.

Варя засмеялась:

— А мне он так понравился!

— Нашему потом такой же купим, — пробормотал Хоккеист.

К следующему рассказу

Читайте также:
Непокой, или Кучерявый траур Тикая Агапова
Непокой, или Кучерявый траур Тикая Агапова
Непокой, или Кучерявый траур Тикая Агапова
Непокой, или Кучерявый траур Тикая Агапова
Смерть в эпоху социальных медиа
Смерть в эпоху социальных медиа