Я не верю в рок, который обрушивается на человека, что бы он ни делал; но я верю в рок, который обрушивается на человека, если он бездействует.
В. Франкл
Виктор Франкл известен во всем мире, кроме постсоветского пространства. Практически на 30 лет опаздывают переводы книг, фамилия вводит в ступор даже практикующих психологов, а введенное ученым понятие «логотерапии» — «лечение смыслом», рассматривается как речевая практика, но не психо-философское учение. По-настоящему Франкл известен тем, что выжил в концлагере Дахау.
Википедия скромно упоминает, что «родился он в еврейской семье». Многие биографии тоже грешат подобной политкорректностью, отказываясь называть вещи своими именами, как в случае с религиозными предпочтениями. Почему-то не принято говорить, что Франкл – еврей, неконфессиональный иудей, словно тут кроется оскорбление чести и достоинства. Нет. Пишут: «посещал синагогу». Словно если использовать какие-то особые деликатные формулировки, можно будет избежать прошлого, в котором руководителя неврологического стационара Ротшильдовской еврейской больницы отправили в «образцовое гетто» Терезиенштадт. Второй предпосылкой к поездке «далеко» послужил отказ от американской визы, любезно дарованной послом Соединенных Штатов (ну как дарованной, скорее вымоленной многомесячной перепиской с посольством), но не включавшей в себя никого из близких родственников профессора. В лагере Виктор оказался в возрасте тридцати девяти лет, а до этого была профилактика самоубийств и Зигмунд Фрейд.
Первая слава настигла Франкла в двадцать пять лет, после работы с неудавшимися самоубийцами. За четыре года практики — три тысячи пациентов. При таком потоке депрессивных больных довольно быстро приходилось принимать сотни решений о выписке или продлении стационара. Изобретательный врач выдумал простой тест. Каждому пациенту предложено было ответить на вопрос: «Можно ли вас уже выписывать?». Психиатрическая лечебница – отдельная песня, и практически все незамедлительно отвечали: «Конечно, я все осознал, я больше не буду так делать». После чего следовал резонный вопрос: «А почему нет?». И вот здесь аудитория раскалывалась на два лагеря. Первые невнятно мычали что-то типа «ну не буду, ну что вы прицепились» — явные рецидивисты, — в то время как вторые называли ряд причин, связывавших их с жизнью. От «жене и детям очень тяжело без меня, я же вижу, они мучаются» и до «на работе все разваливается, дело моей жизни вот-вот погибнет, я должен вмешаться». Таким хитрым способом отделялись «зерна от плевел»: первые оставались рисовать реабилитирующие картинки и кушать таблеточки, вторые уходили домой и, думается, начинали жизнь с чистого листа.
В возрасте шестнадцати лет Франкл решает податься в психоанализ, для чего затевает переписку с Зигмундом Фрейдом, идеи которого уже будоражат светлые умы Вены. Фрейд предлагает юному Виктору пройти личный психоанализ и таким образом получить необходимую подготовку. Конечно же, он незамедлительно прибывает на встречу с Паулем Федерном , назначенным его консультантом.
А теперь представьте себе: вам шестнадцать лет, вы только что получили приглашение от своего кумира и величайшего мыслителя современности по совместительству. Вот вы заходите в кабинет, где вас ждет собеседование, присаживаетесь напротив лысоватого мужчины в очках, который внимательно вас изучает. И все. Ничего не происходит. Ваш визави просто смотрит на вас умным, пронзительным взглядом. Никакого приветствия, пары вводных фраз или даже мимолетной поддержки. Оглушающая тишина. Напомню, вам шестнадцать лет. Вы в ступоре. Пытаетесь начать диалог, который не получает никакого отклика. Так проходит несколько томительных минут. После чего звучит вопрос: «Итак, господин Франкл, в чем ваш невроз?».
Что бы вы сделали? Ошарашенно подыскивали слова? Пытались бы как-то спасти ситуацию? Ну и Франкл попытался. Он начал сумбурно вещать о тревожно-навязчивых чертах, об анальном характере. Федерн внимательно слушал в течение пятнадцати минут, затем остановил «потенциального психоаналитика» и вежливо посоветовал повременить с началом карьеры и мгновенно потерял любой интерес к собеседнику. Даже руку на прощание не пожал.
Франкл был растоптан. Практически моментально он отказался от идеи примкнуть к психоаналитическому обществу. Подобного усечения человеческой составляющей Виктор Франкл всячески избегал и в своей практике, и в теоретических трудах. Уже позже, когда станут популярными его книги, а сам он будет именитым психотерапевтом, отцом-основателем Третьей Венской школы психологии, основной парадигмой его учения станет установление личных контактов с пациентом. Нельзя рассматривать человека исключительно в качестве носителя невроза. Даже при всей неоспоримости утверждения о том, что «мы все больны», невозможно отрицать роль личности индивидуума.
Венские школы психотерапии принято рассматривать в виде здания, где Зигмунд Фрейд и его детище — принцип поиска удовольствия – занимают подвал, так как рассматривают человека в контексте его животной составляющей; затем следует Альфред Адлер, наделяющий личность волей к власти, основанной на комплексе неполноценности – все это занимает этажи психологической фундации. Адлер в свое время отошел от идей Фрейда именно потому, что не рассматривал человека в качестве заложника его сексуальности, а, следовательно – не отождествлял всецело с животным миром. После неудачной попытки примкнуть к фрейдистам, Франкл обратился к адлерианцам, какое-то время успешно изучал индивидуальную психологию, но после прений, возникших в обществе между основателями, оказался не у дел и начал достраивать крышу венской психологии. Наделяя человека необходимостью оправдать собственное существование, Франкл возвестил эпоху новой философии – век поиска смысла.
Лагерный период жизни стал переломным моментом в жизни психолога. Смерть родителей и жены заставила Виктора Франкла отчаянно искать повод не броситься на колючую проволоку. «Я видел смысл своей жизни в том, чтобы помогать другим увидеть смысл своей жизни». О чем люди говорят, когда ждут смерти с минуты на минуту? Три темы: жизнь-политика-бог. Франкл пишет, что новоприбывшие становятся крайне религиозными практически сразу – есть огромная необходимость объяснить весь тот ужас, происходящий повсеместно и с каждым. В какого бога верят эти несчастные – доброго или злого? Или в мертвого, как Ницше. Но верят все. И молятся. А потом говорят друг-другу: «Скоро рейх падет. Война вот-вот закончится». Или шутят. Непонятно как, но заключенные сохраняли чувство юмора даже на пороге эшелонов, идущих «в печи». И мечтают…
«Так, я помню, как однажды утром шел из лагеря, не способный больше терпеть голод, холод и боль в ступне, опухшей от водянки, обмороженной и гноящейся. Мое положение казалось мне безнадежным. Затем я представил себя стоящим за кафедрой в большом, красивом, теплом и светлом лекционном зале перед заинтересованной аудиторией, я читал лекцию на тему «Групповые психотерапевтические опыты в концентрационном лагере» и говорил обо всем, через что прошел. Поверьте мне, в тот момент я не мог надеяться, что настанет тот день, когда мне действительно представится возможность прочесть такую лекцию».
Если бы вы спросили у Виктора Франкла, как ему удалось пережить лагерь, он ответил бы вам одним словом: «самодистанцирование». Когда ты смотришь на свою жизнь как на сюжет кино, всегда остается надежда, что в конце «фильма» все будут счастливы. Это напоминает мне «Реквием по мечте», когда главный герой – Гарольд – находясь в ужаснейшей из всех трагедий, утешает мать и обещает, что все наладится, потому что как же иначе. Все будут счастливы. Это закон жанра. Как и симметрия хороших и плохих событий.
Всего должно быть поровну, так лучше воспринимается картинка. Но тем страшнее это звучит, чем острее понимаешь, что речь идет о человеческой жизни. После освобождения из лагеря Франкл возвращается в пустую для него Вену. Да, он выжил, относительно здоров, занимает пост главного врача неврологического диспансера Венской поликлиники. Война окончена, и преступники понесут наказание. Но… жена скончалась сразу после освобождения из лагеря, отец умер на руках Виктора, мать не выжила, все близкие друзья и родственники тоже погибли. Когда-то очень давно, некто по фамилии Ремарк пытался поднять тему жизни после войны. Солдаты западного фронта, на котором, как известно, все без перемен, отлично иллюстрируют полную фрустрацию и жизненный вакуум переживших сражения бойцов. В суматохе смерти невозможно строить планы на будущее. И не придумали еще таких реабилитационных механизмов, которые объясняли бы, что делать бывшим заключенным с внезапно свалившимися на их головы жизнями. Каждый выбирает для себя сам. Кто-то стреляется, кто-то спивается, а кто-то пишет книги.
После войны доктор Франкл прочел массу лекций, написал 32 книги, женился во второй раз, стал отцом. Наверное, он действительно обладал каким-то тайным знанием демонического характера, позволявшим выжить и продолжать бороться. Есть какая-то потаенная глубина души в этом человеке, позволившая ему после войны оспаривать справедливость понятия «коллективная вина» немцев. Каждый должен отвечать за свои поступки сам.
Смерть Виктора Франкла совпала с гибелью принцессы Дианы, по этой причине не получила никакого резонанса. В сентябре 98го все были заняты проблемами королевской фамилии. Сопоставляя масштабы личностей, понимаешь, в каком забавном мире мы живем. Диана ведь была… милой, не так ли? Но это уже совсем другая история.
