От автора:

Вообразите себе на минутку, что вы видите
в зеркале собственное отражение с закрытыми
глазами, хотя глаза у вас несомненно открыты.

Таро Хираи

Ниже представлена первая и, как водится при счете, не последняя версия сценария короткометражного фильма, задуманного на языке мертвых героев Жан-Пьера Лео. По причине сырости сцены здесь не пронумерованы. Жанр мне не нов, т.к. последние полгода тем и питаюсь, что адаптирую театральные пьесы и пишу миниатюры. Однако это первая работа от причины некоммерческого характера. Далее цитата анонимного профессора.

«Отечественный киноязык онемел и готов к ампутации. Балабанову и Герману ст. он обязан тем, что разучился говорить на прочих langues. Завязанный на собственной культуре, которая в его пределах всегда предстает убого, он лишен интернациональности, однообразен и несамостоятелен. Даем старт революции? Нет. Реформировать труп невозможно. После Михалкова и Бондарчука его можно или предать земле, или кремировать. Новой волна, «Догма 95», кино-прорыв Азии – метаморфозы, которые здесь не сработают ближайшие лет двадцать. Дальше вы сами».

Дорогой Д.Г., без этих ваших слов скрипта «Точки» не было бы на свете, а всем лучшим в себе он обязан вашей лекции. Сердечно прошу вас, прочтите его внимательно и не думайте покинуть нас раньше Михалкова.

Сценарий короткометражного фильма «Точка зрения»

Ян Аронофски — Июль, 2014 г.

Статичная съемка: план кинотеатра снаружи и прилежащего к нему бульвара. Улица избавлена от прохожих, чему способствует проливной дождь.

ИНТ. ФОЙЕ КИНОТЕАТРА

Внутри он выполнен в камне и никогда не знал реставрации. Теплое освящение, между тем, придаёт его очертаниям уют. Панорамируя длинную очередь в кассу, камера плавно замедляет ход. Она останавливается на ЮНОШЕ. На нем бежевый бушлат, волнистые волосы зачесаны неаккуратным коком. Его лицо не выражает ровным счетом ничего. Правый глаз прикрыт прямоугольником ватно-марлевой повязки. Ни движения. Тут он вздрагивает и, щурясь, ищет взглядом нечто на стене. Начинается закадровый диалог.

ЮНОША
(Гудок)
— Салют!

ЖЕНЩИНА
— Алло?

Мы видим на стене афишу минималистичного дизайна, на которой изображено обращенное вверх око. Над ним нависает закрашенная окружность, а под ним  заглавными буквами: «ТОЧКА ЗРЕНИЯ».

ЮНОША
— Привет, говорю.

ЖЕНЩИНА
— Слышу.

Держимся кассы в полуфас. Подходит очередь ЮНОШИ. Он выбирает место, расплачивается, берет билет и уходит. За ним к окошку подходит МУЖЧИНА средних лет. На нем пиджак поверх водолазки, в левой руке держит кожаный портфель. Перед тем как обратиться к кассирше, он провожает ЮНОШУ взглядом.

ЮНОША
— Сходила уже на «Точку зрения»?

ЖЕНЩИНА
— Нет. Он уже идёт?

ЮНОША
— Уж с неделю.

ЖЕНЩИНА
— И как?

ЮНОША
— Лучше, чем «В клетке у сыча». Не такой скучный.

ЮНОША на ходу изучает свой билет с неизменным в своём безразличии выражением лица. Камера отступает по мере его движения на неё. Из-за очереди выходит МУЖЧИНА и спешно следует за ним.

ИНТ. ТЕАТРАЛЬНОЕ КАФЕ

Полумрак. Фоном звучит «Sweetest Kill» в исполнении Broken Social Scene. Немногие посетители пьют напитки и часто курят, заняв угловые столики.

ЮНОША сразу проходит в банкетный зал. МУЖЧИНА же берет меню с барной стойки, приветливо кивая головой всем встречным служащим.

ЖЕНЩИНА
— А он скучный?

ЮНОША
— Драма отчуждения под Антониони. Интригует? Скучный – не совсем то слово. Печальный.

Усевшись за столик и поместив свой портфель на соседнем стуле, МУЖЧИНА принимается демонстративно изучать меню. Затем, едва дыша, он поворачивает голову «вглубь» кадра. Фокус переключается на фон, и мы видим ЮНОШУ, сидящего через два столика. Выпросив у гарсона карандаш, он самозабвенно чиркает что-то на салфетке.

ЖЕНЩИНА
— Я смотрела его. Веселый, по-моему.

ЮНОША
— В ваших кругах смотреть на одиноких и забитых весело, знаю. Ещё в школе проходили. «Démangeaisons dans l’aine».

ЖЕНЩИНА
— Что?

ЮНОША
— «Дураку всё цирк». Это Флобер, писатель. Полноват (видеоряд перекрывает картина\фото с торсом Гюстава Флобера), лысоват (картина\фото с головой крупным планом), ус кустист (картина\фото с акцентом на его усах), шовинист (фото с надменным взглядом).

Теперь крупным планом профиль его лица, на котором доселе не дрогнул ни один мускул. Внизу кадра маячит шестигранный кончик с ластиком.

ЖЕНЩИНА
— Не начинай, я тебя прошу. Ты мне ради этого звонил?

ЮНОША
— Нет. Знаешь, кто со мной в одном зале сидел? Пучеглазый, полтора метра с кепкой. (выжидательная пауза) Муженек-то.

ЖЕНЩИНА
— Думаешь, я сказала?

ЮНОША
(раздраженно, на секундочку)
— Нет. Сам нашел.

На салфетке рисунок, дублирующий изображение с афиши в нарочито карикатурном стиле.

МУЖЧИНА, увлекшись наблюдением, не замечает официанта у своего столика, готового принять заказ. Когда последний заявляет о себе, названный шпион вздрагивает. Наспех ткнув пальцем в страницу меню и отделавшись этим самым от служки, он обращает свой взгляд назад, но упирается во встречный — ЮНОША смотрит в его сторону; губы растянулись в доброжелательной улыбке. Резко отвернувшись, МУЖЧИНА лихорадочно ищет глазами опоры. Достав из кармана пиджака пачку сигарет, он подкуривает от спички в ковшике ладоней. Его губы пробивает едва заметная дрожь, когда он выдыхает дым.

ЮНОША, откинувшись на спинку стула, смотрит на наручные часы. После чего встает и удаляется, оставив карандаш с этюдом на столе.

ЖЕНЩИНА
— Я же не знаю, в каком ты кинотеатре был.

ЮНОША
— Разумеется, она не знает. Его только в одном месте крутили.

ЖЕНЩИНА
— Что?

Предъявляя билет у входа в кинозал, ЮНОША озирается в сторону кафе, но вовсе не выглядит обеспокоенным. Камера проходит в зал вместе с ним и остаётся у дверей, провожая его до своего места в передних рядах.

ЮНОША
— Ничего. Пока, говорю.

ИНТ. ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ КИНОТЕАТРА

Оборудованный довольно современно, он создает ощутимый контраст с фойе. Сейчас в нем, не заполненном даже на пятую часть, играет тихая музыка.

ЖЕНЩИНА
(со вздохом)
— Так ты…

Там ЮНОША бросает ещё один взгляд назад. Он устраивается в кресле, сняв бушлат и поместив его на соседнем месте.

ЮНОША
— Так-то я. (сбрасывает)

Теперь камера в центре зала. Мы видим экран и передние ряды. Свет в помещении стремительно гаснет. Начинается фильм: на экране ослепительно белый фон; в кадр входит РЕЖИССЕР – мужчина лет сорока в белой рубашке — с видеообращением. Несколько мгновений он безмолвно стоит, будто ожидая окончания оваций, хотя в зале царит тишина.

РЕЖИССЕР
— Приветствую Вас. Всем собравшимся в этом зале я знаком, надеюсь, как знакомы и два первых фильма моей «гуманистической» трилогии. Бертолуччи вторил Годару: «Démangeaisons dans l’aine» — что переводится как «Без прочих никуда». Этим он хотел сказать, что зритель, не знавший нетленных лент Новой Волны, понимать его позднее творчество попросту не в состоянии. И Трюффо,  и Малль, и Шаброль несли один крест. Имя ему – постмодернизм. Я далек от христианства, потому одной его щепки для восторга мне мало. Можно разводить бесконечную демагогию о роли постмодернизма в кино. Любую совокупность техник, обусловленных стилем, можно поставить под сомнение в плане культурной значимости. Но достаточно сказать вот что: без этих французских апостолов мира кинематографа не было бы у нас Джармуша и Тарантино. Здесь обратимся к истокам. Один из первых памятников постмодернизма воздвиг немецкий прозаик Герман Гессе в своем грандиозном романе «Степной волк». Названная книга, если и не является предтечей этого культурного феномена, то точно иллюстрирует главный его принцип… (к след. ДЕЙСТВ.)

ИНТ. ТЕАТРАЛЬНОЕ КАФЕ

МУЖЧИНА за столиком закуривает ещё одну сигарету над нетронутой тарелкой бефстроганов. Затянувшись несколько раз, он тушит сигарету в пепельнице и вызывает официанта. Тот приносит счет в конверте, но импульсивный наш герой передаёт купюру лично ему в руки, встает и направляется к выходу. Спохватившись, он возвращается, чтобы забрать свой портфель. Официант, ошеломленно наблюдавший за метаниями МУЖЧИНЫ, смотрит на номинал купюры. Теперь достает из конверта счет, дабы свериться, и довольно вскидывает брови.

ЖЕНЩИНА
(Гудок)
— Где ты сейчас? Алло.

МУЖЧИНА
— Добрый вечер. Чего хотели?

ЖЕНЩИНА
— Узнать, где ты сейчас?

МУЖЧИНА
— Ясно. (сбрасывает)

Безвозмездно вверив билет контролёру, МУЖЧИНА влетает в зал.

ИНТ. ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ КИНОТЕАТРА

 Когда он оказывается внутри, РЕЖИССЕР как раз заканчивает свою речь (звучит фоном).

РЕЖИССЕР
— Я не утверждаю, что метамодернизм существует, но, без сомнений, попытки преодоления постмодернизма нельзя назвать небезуспешными. Таким образом, в своей ленте я решил пойти дальше Феллини – режиссера, снявшего фильм о режиссере, снимающего фильм. Моя же лента о вас. Это была уникальная возможность посмотреть на собственное кино с вашей точки зрения. Возможно, вы станете свидетелями начала новой эры синематики. И я больше не вправе оттягивать этот момент. Засим откланиваюсь. Приятного просмотра.

Пройдя к месту на ряд выше и кресло правее ЮНОШИ, МУЖЧИНА ставит портфель в ноги и плавно усаживается. Молодой человек совершенно не обращает на это внимания – его взгляд прикован к экрану, на котором РЕЖИССЕР кротко кивает головой и выходит из кадра.

ЖЕНЩИНА
(Гудок)
— Не сбрасывай. Послушай меня, пожалуйста.

МУЖИНА
— Что там? Милок нажаловался?

ЖЕНЩИНА
— Он здесь не причём. Приезжай домой. Просто поговорим. Я тебя очень прошу.

МУЖЧИНА
— Мы и тут поговорим.

ЖЕНЩИНА
(после паузы)
— Просто я… (он перебивает)

МУЖЧИНА
— Запуталась(видеоряд перекрывает фотография доски с дифференциальным уравнением)? Испугалась (секунда на видео, где совершает суицид Бадд Дуайер)? Истосковалась (фотография Хатико)?

Снова план с центра зала. Всё на том же белом фоне незримым пером выводятся прописные буквы: «Точка зрения». Начинается обратный отсчет с трех до нуля. На экране возникает рекурсия: изображение на нем точно дублирует вид нашей камеры и так далее, уходя в бесконечность. Немногочисленной аудитории это совершенно безразлично.

МУЖЧИНА отрывает взгляд от экрана и слегка встряхивает головой, будто отойдя ото сна. Неловким движением берет с пола и ставит на колени свой портфель. Сверля затылок ЮНОШИ глазами, он вслепую ищет застежку.

ЖЕНЩИНА
— Что ты там делал?

МУЖЧИНА
— Он мне по барабану. Сразу скажу. «Перевороты совершаются брюхом». «Démangeaisons dans l’aine», если не ошибаюсь. И так весь день.

Его рука бесшумно с ней справляется, и перед нами предстает нутро портфеля. Из всего содержимого во мраке помещения можно разглядеть только мягкий корешок «Мысли» Андреева и рукоять пистолета Вальтер. МУЖЧИНА прижимает портфель к себе, в страхе быть замеченным людьми с задних рядов.

ЖЕНЩИНА
— Где наградной Вальтер? И зачем он тебе? Он же не стреляет.

МУЖЧИНА
(искренне недоумевая)
— Что? Почему?

План с центра. Он оборачивается в сгорбленной позе, но это остается без внимания: никто из зрителей не отрывает глаз от бесконечной череды собственных затылков.

ЖЕНЩИНА
— Мой дед из него все пружины повынимал. Последний раз он стрелял году так в сорок пятом!

МУЖЧИНА в профиль. Вернувшись в исходное положение, часто и тихо дыша, он закрывает глаза, плавно запрокидывает голову и сидит так, пока дыхание не возвращается в привычный ритм. Когда он открывает глаза, они едва влажные от слез. Теперь смотрит перед собой; губы плотно сжаты. Застегнув портфель и протерев глаза, он устраивается покомфортнее и обращается ими к монотонному зрелищу.

МУЖЧИНА
(не в гарнитуру)
— Да твою ж ма… (сбрасывает)

Смотрим  с центра зала в сторону экрана, на котором нет никаких видимых перемен – каждое изображение по-прежнему являет собой копию предшествующего. Тут закадровый диалог завершается. Момент растягивается за пределы негласных норм. Наконец, МУЖЧИНА рывком встает со своего кресла, но лишь на втором экране по счету от нашего, нарушая ход рекурсии. Левой рукой он нацелил Вальтер на голову ЮНОШИ. В прочих вариациях зала всё неизменно, реакции у первых двух не следует. Щелчок спускающегося курка.

 

ВЫТЕСНЕНИЕ ЧЕРНЫМ

Звук выстрела.

КОНЕЦ.