Невероятно противно, что Донна Тартт, которую в университете называли вундеркиндом, а сейчас пребывающая в том прекрасном возрасте мудрости, спустя половину века жизни стала известна широкой публике, в частности, российскому читателю, лишь в прошлом году, когда последний роман писательницы «Щегол» получил Пулитцеровскую премию.
Остается неясным, почему умы русского книжного братства внезапно стало будоражить словосочетание «Пулитцеровская премия», когда, например, практически все Нобелевские проходят мимо (ну, быть может, спустя десять-двадцать лет начинают выходить книжки с яркими полосками поперёк обложки «Нобелевская премия 1986 года, ихха»). Почему именно премия имени газетного магната всея Соединенных Штатов стала такой значимой под занавес 2014 года тоже непонятно, когда все предыдущие года составляла поле интереса исключительно для специалистов.
Смеем предположить, что по той же непроходимо тупой причине, почему её получил в 2003 году откровенно посредственный, нелогичный, а местами и просто скучный роман Джеффри Евгенидиса «Средний пол»: потому что «мы должны подавать пример». Потому что это прогрессивно дать премию роману про гермафродита, да еще и с греческими корнями, вы посмотрите, семейный анамнез, берущий истоки со времен античности, золотого века, когда по земле ходили полубоги, когда люди любили сильнее, вакханалии устраивались по выходным, а войны по понедельникам, ну и нравы были тоже соответствующими .
Потому что это суперпрогрессивно — дать премию роману, в фабуле которого теракт.
Но вся эта тотальная политизированность любых общественных мероприятий никак не сказывается на Донне Тартт.
Донну Тартт называли вундеркиндом по праву.
Девочка, рожденная в дельте Миссисипи, окончившая отделение классической филологии в университете, уже тогда поразила преподавателей, предрекших ей большое будущее. «Тайная история» — её первый роман, опубликованный в 1992 году, когда писательнице было 29 лет. Несмотря на дебют, книга уже несёт в себе все характерные черты авторского повествовательного стиля: любовь к классической литературе и искусству, большой объем текста, и при том непонятная, невозможная сжатость повествования, некоторая детективность, любовь к пост-временным ремаркам нарратора и красивая демонстрация авторской эрудированности.
Тартт возвращает в литературу конструкцию и целостность повествования, что уже кажется новинкой в эпоху пост-пост-пост-…-модерна. Она прибегает и к не совсем привычному для американской литературы объёму, близкому к «Моби Дику». В отличие от того же «Моби Дика» ни сложности при прочтении, несмотря не изобилие греческих цитат, ни затянутости не чувствуешь совсем.
Мы убили одного из нас — твердят первые строчки книги. Убили очень просто и легко, как будто выехали на пикник. Убивали долго и расчетливо, вынашивая идеи и отметая нереальные планы. Мы стали убийцами.
Но суть будет совершенно не в убийстве. Дело, как всегда, в любви.
Наш повествователь — Ричард Пэйпен, юный уроженец Калифорнии, ничем не примечательный, ничем не выделяющийся, кроме странного стечения обстоятельств, благодаря которому он учит в школе древнегреческий. Красивая деталь на тускловатой биографии.
С первых абзацев краткого жизнеописания мальчика из Калифорнии, мгновенно с ним сближаешься. Он абсолютно подкупает искренними мелочами: кеды, которые он носит круглый год, безрадостные часы после школы перед экраном телевизора, утренние передачи Диснея по воскресеньям, показывающие тебе какой-то невообразимо сказочный мир, в котором все друзья и все улыбаются, наверное, улыбаются даже во сне, вокруг радуги и попкорн и всегда фейерверки. Жуткая тоска, невообразимый издевательский мир, далекий, как Плутон, от твоего ковра и пустой гостиной. Вечер воскресенья как символ чего-то проходящего мимо тебя. Завтра в школу. Пережить бы эту вечность.
В общем, Ричард такой родной и искренне наш. Это ведь я, как и он, ненавидел фейерверки Диснейлэнда, но с тупым упорством поднимался в 8 утра. Это ведь я мечтал о новых кедах и страдал от своего одиночества во дворе у дома. Это ведь я сидел в школе, как перед казнью. Это ведь я?
Помнишь, как казалось, что так было всегда до тебя и будет всегда точно также?
Ричард разрывает сей замкнутый круг бесхитростным письмом с просьбой о финансовой помощи у попечителей и неожиданно для самого себя уезжает учиться на другой берег страны, в штат Вермонт.
Небольшой колледж, классическое убранство, и что самое важное — новая жизнь. Новая жизнь среди людей, которые не знают ничего о твоем прошлом блеклом существовании. Так почему бы не выдумать себе иную жизнь?
Но история строится совсем не вокруг попытки юного Пэйпена выставить себя кем-то другим, это, скорее, лейтмотив, расставляющий точки и намекающий, почему он принял сторону в противостоянии, в котором мог остаться на правах нейтралитета.
История строится на одном правдивом, но случайном и странном факте биографии повествователя: в своем родном городке он учил древнегреческий. Поэтому, попав в колледж и выбирая себе курсы, ему хотелось продолжить свое в своем роде уникальное образование.
Однако курс древнегреческого оказался закрытым клубом. Преподаватель, Джулиан Морроу, не получающий положенной ставки лектора, а занимающий эту должность сугубо по своей воле, сам дотошно отбирал себе учеников, основываясь на личной оценке и симпатии. Интимизация процесса и детальность изучения выбранной дисциплины несла с собой также и полную изоляцию от жизни всего остального университета, авторитарную власть и неоспоримость действий Джулиана. Замкнутость в коллективе из пяти человек. С каждым новым аргументом против попасть в этот клуб избранных хочется все сильнее.
Ричард не проходит отбор при первой встрече с господином Морроу. Но если судьба выдала тебе билет в уходящем поезде, будь уверен, что твоё место никто не займёт. Случайно подслушанный разговор в библиотеке и к месту проявленная эрудиция дали нашему герою второй шанс. А болтовня про жизнь золотой молодёжи растопила сердце Джулиана Морроу.
Морроу предстаёт в романе как некоторое божество, свет которого согревает всех, вплоть до трагической развязки. Он воспитывает их в духе афинской школы, прививая самые древние добродетели. Вообще, всё, что нас окружает — формирует нас, наше сознание и наши характеры. Джулиан прекрасно это понимает, поэтому и изолирует своих питомцев от всего мира, воспитывая их на классических трагедиях и сказаниях о героях. Он очищает их воздух, надеясь, что однажды эти семена дадут всходы. И тогда его птенцы станут сильными мира сего. И тогда они вспомнят о своём дорогом учителе.
Свою основную ставку он делает на Генри Винтера. Обеспеченный юный гений, знающий несколько древних и современных языков. Книжный червь, посвятивший себя науке. Поистине светлый ум, знающий цену себе.
Пародийно похожий на Генри, по факту абсолютную ему противоположность составляет Эдмунд Коркоран, которого все зовут просто Банни. Страдающий дислексией, страдающий от языков изначально, он шумен, неаккуратен и болтлив. Банни — хаотичный элемент компании, с самого начала деструктивен, но именно у него хватает открытости для других людей, и именно он вводит Ричарда в группу.
Красавец-щёголь Фрэнсис в костюмах ручной работы и рубашках, которым мог бы позавидовать Великий Гэтсби. И близнецы, Чарльз и Камилла, сироты, воспитанные бабушками и тётушками, что только придает их античной красоте только тень драматичности.
Древнегреческий не делает их просто однокурсниками, как и любая изоляция, он сближает их настолько близко, насколько это возможно. И так их группа становится неким братством, в которое посреди семестра входит и Ричард Пэйпен. Ричард изначально вступает и далее остается на позиции медиатора. Он не прерывает контактов с внешним миром и невольно отгораживается от всех своей вымышленной биографией. Его очень тревожит материальная необеспеченность на фоне богатого наследника и гения Генри, который сам не осознает, какой свободой обладает. Эта тревога абсолютно понятна для человека, который находится на стипендии университета, который так старательно создаёт иллюзию отпрыска состоятельных родителей, потому что отчаянно боится, что будет отвергнут, в случае, если правда всплывёт наружу.
Роман вообще пронизан любовью к вещам. К вещам, создающим хороший антураж аристократичности. Перечисление марок дорогостоящих костюмов, букеты цветов и изысканные блюда, марки автомобилей и роковая итальянская бумага — всё это, как красивые картинки из буклета о колледже, составляют интерьер романа. Всё такое трогательно прекрасное, как «заплатите за расходы за такси, и пожалуйста, купите цветы ему в палату».
Эту историю можно было бы назвать детективом в духе Агаты Кристи, когда пытаешься дознаться, кто в закрытом купе убил проводника, если бы автор изначально не открыл нам все карты, касающиеся убийства. А посему интрига формируется даже не вокруг вопроса, почему совершилось убийство, это мы тоже начинаем понимать к середине повествования. Главная проблема в чисто раскольническом духе: за всё приходится платить, и какова же будет плата за пролитую кровь?
Это книга о двух вещах. О том как определенные люди живут в отрыве от странной реальности с пивом, вечеринками и наркотиками рядом с тюбиком зубной пасты, о том, как эти люди, осознавая эту пропасть между собой и окружающим миром, доводят её до абсолюта, переступив законы и мораль, но становятся при этом не мучениками своего собственного положения, но сверхлюдьми.
И всё-таки о любви.
Любовь, как известно, принимает разные формы. И в том же греческом есть по меньшей мере четыре слова, обозначающие любовь.
Эрос (ρως). Любовь чувственная, любовь к прекрасной, как греческая статуя, Камилле, которой, так или иначе подвергаются все. Родной брат, перешедший границы дозволенного моралью, Генри, который, казалось бы, вообще не принадлежит чувствам этого мира, наш страдающий от собственного неравенства всем им повествователь Ричард, упокоившийся Банни Конкоран, да даже равнодушный ко всему женскому полу Фрэнсис.
Чувства и влечение пронизывающие все их отношения, как у настоящих вакханцев. Свобода чувств, дарующая общую свободу.
Филия (φιλία). Любовь дружеская, любовь-влечение, любовь-ревность. Любовь, подчас разрушающая нас изнутри, доводящая до безумия, толкающая на убийство. Уколы ревности Ричарда, когда он понимает, что он всё-таки остается дополнением к коллективу, а не равноправным членом.
Сторге (στοργή). Это любовь семейных уз, привязанности, братства. Показательно, что все действующие герои — фактически сироты, заброшенные родителями, даже мёртвый Банни. Но они обретают друг друга, что в итоге окажется самым большим богатством. Любовь во имя тех, кого считаешь родными себе. Любовь, честь и преданность, которые педалировались на уроках древнегреческого — и смерть, как доказательство, что всё это были не пустые слова.
Агапе (ἀγάπη). Любовь божественная, любовь жертвенная. Она является синтезом трёх других и по сути своей — самым сильным светом. Торжество любви, которую мы увидим в финале, которая разрушит всё и расставит всё по местам.
Каждый герой испытывает все проявления любви. Но все они предают любовь братства, ту, которую так старательно воспитывал их неординарный преподаватель. И каждый эту любовь предаёт. Так Джулиан бросает их, и они не заканчивают своё обучение, оставшись с мёртвым языком на выпуске, сестра бросает брата, все они — бросают греческий, а значит и друг друга и разъезжаются по разным уголкам страны.
О чём это всё? Пока смерть не разлучит нас.
