Автор:
К прочтению: «Маша Регина»
К прочтению: «Маша Регина»
К прочтению: «Маша Регина»
К прочтению: «Маша Регина»

Современная литература прибегает ко всё новым увёрткам, чтобы не погрязнуть в грудах беллетристики, вывернуться из списка стандартных сюжетов литературы, да и просто избежать компромиссов с совестью и издательством. Современная русская литература ко всему прочему старательно пытается отречься от раздражающих фольклорных традиций и прочих скреп и найти своё то самое особое место.

Если не углубляться в долгие рассуждения о том, что происходит в современной России, как долго и почему, то можно, сказав короче, прийти к простой идее, что Россия снова пытается построить новый мир, создаёт новых богов и переписывает историю, соответственно, судорожно пытаясь найти новое звучание литературы, не забывая при этом постоянно ссылаться на эпоху постмодерна, в которой всё позволено.

Сейчас немного непрозрачны механизмы, которые делают книгу бестселлером и обеспечивают ей тиражи, узнаваемость и в итоге — прочтение. Хотело сь бы просто начать с того, что книга, о которой ниже пойдёт речь, получила премию «Большая книга», и все бы мгновенно прониклись и осознали, что текст — чистый изумруд в мире, переживающем кризис сюжетов. Но, к большому сожалению, литературные премии посещают, изучают и принимают как авторитет только специалисты, которых, благодаря ежегодным выпускным факультета филологии предостаточно, но литература не создаётся для того, чтобы её исследовали в выпускных квалификационных, литература — это картина и голос современности, не так ли?

Фото: Дмитрий Провоторов

Вадим Левенталь относится к той волне молодых отечественных авторов, которые открыто показывают свои интеллект и начитанность, могут похвастаться филологическим образованием (могут, конечно, и промолчать, но это не совсем удаётся, и в их текстах пытливый взгляд способен различить характерные черты), а также старательно создают себе творческую биографию. В современных реалиях это следует понимать как «вращаться в тусовке», ходить на чтения и презентации — свои и чужие, активно давать интервью, выступать, фотографироваться, подписывать книги, работать по принципу «сначала ты работаешь на имя, а потом имя работает на тебя». Это, наверное, и правильно, Левенталь стал публичным «питерским» писателем, про которого пока ещё нельзя много сказать, потому что он, честно говоря, ещё только подаёт надежды, а не оправдывает их.

Тем не менее, надежды на него возложили. Потому что дебютный роман «Маша Регина» — это находка в литературе. Книга, опубликованная в 2013 году «Лениздатом», имела нормальный для новичка тираж в 3000 экземпляров, и не то чтобы разлетелась, как горячие пирожки. Но попадание в шорт- и лонг-листы «Большой книги» подтолкнуло единственный способ распространения информации в современном мире: слухи полетели, обдуваемые ветрами со всех четырёх сторон.

«Маша Регина» — это роман-жизнеописание, этакое житие человека, не стремившегося к святости, чем в итоге и интересен — универсальностью, глобальностью, ужасной документальностью того, что никогда не имело место быть.

Маша Регина — обычная девочка из непонятной, неназванной российской провинции, которая, в принципе, никогда и не требует именования, потому как все русские провинции похожи одна на другую, как люди зимой в вестибюле метро. Текст течёт как река, как само время, читатель растёт вместе с Машей, идёт вместе с ней в школу, уезжает из дома, поступает в университет, сливается вместе с Машей, принимая решения, уезжая и возвращаясь, встречаясь и забывая людей из прошлого. Жизнь обновляется, наслаивается, что-то уходит назад, что-то врывается из прошлого, никуда не уйти от этой механики, но можно понять принцип взаимодействия.

Маша покинет свой родной город, почувствовав, что жизнь — это что-то большое и необъятное, она практически сбежит в Петербург, где практически удом поступит в старшие классы школы, потом, такой же смесью чуда и случайности — в университет, который определяющей точкой разделит её жизнь, и вот так, слово за слово, поступок за поступком, Маша Регина станет знаменитым режиссёром, известным в мире, живущим в Германии, невероятно много работающим, и, не совсем осознающим, дарует ли ей это всё радость или отнимает последнее.

В своём романе Левенталь делает незаметное и невероятное одновременно, замахиваясь на один ряд с Джойсом, Фолкнером и Набоковым (не самыми последними писателями в мировой библиотеке), причём делает это так легко и изящно, что ещё добавляет ему очков стиля: он пишет и имитирует женское сознание, женскую речь, вообще-то, грубо говоря, ещё и юношескую и подростковую, немного анормальную, но тем не менее. Женский нарратив — не самое приятное явление в литературе, хотя скорее, это дело привычки. Но тем не менее, попытки влезть в женскую голову и сымитировать поток сознания предпринимались, они все засчитаны, записаны и по сей день считаются эдаким Эверестом в писательском мире. Да, Левенталь, делает самому себе скидку, когда говорит, что «в Маше много мужского», да, прямой монолог появляется только в одной голове, эдакая исповедь героини, но тем он звучит отчётливее и проникновеннее. Иллюзия максимальна, и читающий невольно становится нежеланным свидетелем чужой личной беседы, становится тем самым адресатом, к кому обращается Маша, проваливаясь в её жизнь ещё глубже.

Суть реки — рыбы, живущие в ней. Но когда человек смотрит на реку, он не видит рыб. Значит, единственный способ изобразить реку — это нарисовать ее в разрезе, с плавающими в ней рыбами. Все другое будет поверхностно. Это понимали древние египтяне, это понимают дети. Маша тоже давным-давно поняла это и с тех пор никогда не забывала.

Левенталь не претендует на документалистику фона, его героиня переезжает из провинции в Петербург, оттуда она переберётся в Кёльн, но самое главное будет происходить в Петербурге, со ссылками на названия улиц, рек и мостов, чуть ли не до номеров домов, до тех самых дверей с коричневыми полосами дермантина и легко узнаваемой панорамой из окон. Это не ландшафтная проза, но ландшафт пробирается на страницы, заставляя жизнь в романе идти кругами, как каждый связанный с Петербургом будет ходить кругами на площади главного вокзала. Точно также проваливаются моменты съёмок и кинопроизводство. И вот тут и должно появиться озарение, что роман вообще не про это.

Не про то, как стать культовым режиссёром. Не про то, что Лёша любит Машу, а Маша любит Рому. Не про то, что кто-то жил долго и счастливо, а кто-то спился в глубокой Сибири. А про тот вечный поиск решения, про развилки, которые выставляет нам жизни, попытка описать принципы бытия и механику взросления человека, а также про то, что суть взросления есть приближение неотвратимого, что вообще-то нет ни одного шанса, чтобы что-то сложилось так, а не иначе.

Такой сценарий можно написать лишь кровью, и прилив этой крови к рукам Маша ощутила, стоя в коридоре над пьяным отцом, — жар страшной, нечеловеческой ненависти, — когда она ясно увидела, что движется по той же свернутой в восьмерочку ленте, в ту же сторону и так же неумолимо. Что она всегда будет жить виной за спившегося отца и несчастную мать. Что она никогда не сможет забыть Роме его сучки, и в то же время из окаменевших слоев памяти на нее всегда будет с укоризной глядеть А. А. И что чем дальше она будет жить, тем больше друг за друга будет цепляться шестеренок: умрут мать с отцом, сопьется А. А., у нее родится дочь, пьяный Рома пошлет ее на х** — и новые, которых она не может предвидеть, только предчувствовать, — и все они с каждым поворотом все сильнее будут толкать ее к концу концов, в котором уже теперь различима одинокая запутавшаяся старуха — она ставит на полочку фотографию с черной лентой наискосок, ее губы шевелятся, повторяя фразы, сказанные в начале времен. Думая об этом, Маша пробует на ощупь свое чувство вины — можно ли от него отказаться, — и понимает, что нет, нельзя, это своего рода нравственная гемофилия, несвертываемость внутренних соков души. Но при том, что механизм первородного греха обеспечивает существование человечества в целом, в конкретном случае своей собственной судьбы всегда есть соблазн попытаться раскрутить гайки и на высвободившейся энергии соскочить с конвейера по производству трупов.

Смерть пронизывает всё содержание романа, смерть не становится трагедией, что уносит близких или внезапно минует тебя, смерть становится какой-то незаметной, понятной и принятой чертой пейзажа, шелестящим обрывком мусора, который никто не хочет поднимать, и тем страшнее её обыденность.

«Маша Регина» — это книга о хаотичности жизни, о том, как хаос прорывается внутрь тебя и заставляет действовать по своим правилам. Жизнь Региной, особенно те события, что становятся определяющими, как, наверное, и у всякого человека, — это череда странных совпадений, пересечений и случайностей. Жизнь — это река и поток, который можно контролировать разве что отклонениями весла, но исход как будто бы уже определён, и главная загадка лишь в том, с чем ты окажешься там, на другом берегу.

Даже главная любовная линия являет собой лишь случайно выбранный билет на нижнюю полку в плацкартном вагоне — вечном связующем русских сердец. Так Маша влюбляется буквально в первого встречного, которого будет любить в свою жизнь, несмотря на то, что сама Маша будет меняться. Эти перемены будут также незаметны, как наши собственные перемены в зеркале.

Левенталь пишет о современности так, что приходящие смски не вызывают раздражения, а упоминания достижений компьютерного века также незаметны, как они являются частью интерьера для детей. Это текст о настоящем сегодня, о настоящих людях современности, поэтому ты ему невольно веришь, как веришь рассказу родителей про то, как в детстве можно было попить газировки из автомата. Он также дарит своей главной героине самую современную профессию, что может придумать, поле боя, на котором схлестываются все искусства, возведя Машу в чин генерала. Маша становится режиссёром, и это тоже обычно. Потому что в жизни вообще всё достаточно обычно, и уж точно ничто не ново. Всё есть рутина, производство, тяжёлый труд, лишённый романтики. Но своим фильмам режиссёр Регина отдавала всё, что имела: свои воспоминания, свои обиды, свою любовь. Как и должен делать большой художник, который постоянно чувствует, что делает что-то не так, а где-то глубоко внутри себя вспоминает странный момент жизни, в котором он был счастлив, холод, ночь и холодец — что-то наивное и глупое, в чём стыдно признаться. Так и Регина отдаёт всю свою жизнь делу, что было предначертано с первых страниц книги, с первых детски рисунков, которые она делает, как будто бы жизнь (или смерть?) постоянно давала подсказки, но ты не умел их считать.

И потратил жизнь на что-то. Вот только на что?

Читайте также:
Голос — мертв!
Голос — мертв!
Прививка от сарказма: а чего ты такой серьезный?
Прививка от сарказма: а чего ты такой серьезный?
Как писать не хорошо, а вообще
Как писать не хорошо, а вообще