Маргарита Меклина — автор нескольких книг «Сражение при Петербурге», «У любви четыре руки». «Вместе со всеми». Лауреат премии Андрея Белого (2003), «Русской Премии» (2008) и премии «Вольный стрелок» (2009), финалист премии «НОС» (2014). Родилась в Ленинграде, в 1994 году уехала в США. Живет в Ирландии, пишет прозу на русском и английском языках.
Слово литературного куратора Артема Новиченкова:
Герои прозы Маргариты Меклиной пронизаны желанием чувствовать – несмотря ни на что, вопреки. И чем их чувства запретнее и невозможнее, тем сильнее это желание. Я бы сказал, что это желание оставаться, быть человеком, не превращаться в функцию, не принимать социальную роль, безоговорочного следования которой ждут от героини этого текста. В этом зазоре, который создает контраст человеческого и социального, Меклина обнаруживает самое естественное, природное и, наверное, сильное, что в нас есть – любовь. И тогда секс по переписке, виртуальная измена мужу и BDSM-фантазии объясняются естественной потребностью человека в любви, которая теряется в современном мире. Теперь это только новые языковые обличия для разговора о самом главном. Или… всё-таки нет, и условные знаки нужно понимать буквально?
Служба поддержки BDSM
Фрагмент романа «Роман-обман»
Несмотря на то, что это виртуальные отношения, моя чувственность пробудилась. Мой живот стал таким плоским, что никто не поверит, что я родила троих сыновей. Сев на диету, сбрив волосы на ногах и подмышками, я стала гладкой и шелковистой будто тюлень. Тонкой как хлыст.
О, да, хлыст!
Пока я не разгадала этой загадки, мне доставалась от неё только покорность. Отсутствие инициативы в ответ на жесткий напор. Покладистость – мягкая как поролон.
Вот например. Распахнув окно Яндекса, я поспешно печатаю:
“Вижу, как ты раздеваешься в сиреневом полумраке… как скидываешь цветастую блузку… как кувыркаются по обнажённой стоящей груди сполохи света, когда по улице проезжают машины… с твоим телом гимнастки тебе ведь ничего не надо подтягивать и поддерживать… как, ожидая меня, проводишь руками по телу… Догадываешься ли ты, что я сейчас сделаю… что у меня на уме?”
В ответ я жду пространного описания. Равноправной игры. Клубнички, закинутой в мой огород. Но она сеет на экране неразличимые семечки слов:
“Да, да, делай. Давай”.
Безуспешно пытаюсь заставить её кончить ‘по вирту’ – на расстоянии, при помощи слов. Придумываю новые заводящие тексты.
“Представь, что мы в порнофильме. Ляг на кровать. Прямо сейчас, ляг с компьютером на кровать. Что сейчас на тебе? Колготки? Сними… Вообрази, что лежишь рядом со мной”.
Я представляю, как она ложится на кровать в своей провинциальной однушке. Засовывает руку туда. Это заводит. Я в полной власти, мои слова приобрели вес, кровь течёт по сетевым жилам и возвращается обратно ко мне, моё дыхание достигает России, мне жарко от её присутствия несмотря на отсутствие, несмотря на то, что я нахожусь в просторном офисе в Вашингтоне, а не в её крошечной комнатке в Выборге, несмотря на то, что мы опутаны проводами, а не простынями, несмотря на нашу виртуальную связь.
“Раздвинь ноги. Возьми мобильник, поднеси его прямо туда. Проскользи по слизистой кончиком телефона. Засунь мой голос в себя, вместе с чёрной пластмассой, вместе со всеми словами… Он, как осока, острый и резкий… он поранит тебя… Испугалась? Но вместо этого он наполняет тебя солёными волнами… вдохни… опиши эту тёплую влагу… теперь я в тебе…”
Я ожидала, что она добавит жара и пара подробностей, но в ответ приходило только вялое “Да, да, продолжай… делай это со мной”.
Я писала: “Хочу завалить тебя на подушку и отодрать в полный рост”.
Она отвечала на своем полузадушенном полуанглийском: “Ю ар вэлкам”.
Я писала: “Сейчас стащу всё с тебя и завалю”.
Она отвечала с какой-то цветочной щепетильностью: “Конечно, конечно”.
Я наступала: “Сейчас ты у меня огребёшь… войду в тебя по самую сердцевину”.
Она отделывалась какой-то казеиновой канцелярщиной, парфюмерной напыщенностью, тюльпановым щелкоперством: “Пожалуйста, пожалуйста, мы с нетерпением ждём”.
Помню, как нетерпеливо спрашивала её, “Ты кончила, да?”, а она отвечала “Нет, я мылась в душе”, как будто не понимала, что я требовала завершения. Была в душе, пока я караулила её письма! Пока представляла её сидевшей перед экраном полураздетой! Пока теребила кнопки клавиатуры, кончиками пальцев высекая взаимность!
И вот наконец она упомянула BDSM-light, употребив этот термин несмотря на то, что живет в Выборге, а не в Вашингтоне (не в Купертино, а в Купчино, не в Кливленде, а в Клину – названия эти условны, ведь мне совсем не хочется, чтобы читатель её отыскал).
Созналась, что не терпит слюней и сюсюканья; что если в отношениях нет жестокости, она теряет всяческий интерес.
Я работала тогда в Службе Поддержки. Работа эта – “клиент всегда прав”, “не вешай трубку, пока на том конце провода не дали отбой”, “даже не намекай, что он тупое мурло, а помоги и сопроводи пошаговым документом” – меня сводила с ума, но поскольку супруг отказывался что-либо сделать, чтобы улучшить наше материальное положение, я продолжала как попугай повторять: “Я здесь, чтобы помочь – пожалуйста, продиктуйте ваш код и опишите проблему”. Как раз на той неделе, когда Мила созналась мне в своих тайных пристрастиях, наша рабочая смена увеличилась до семи с половиной часов. Вместо прежних коротких “шифтов” по два-три часа, теперь требовалось сидеть на привязи целый день.
Служба поддержки: собачка на поводке. Ваш вышколенный вежливый друг. Стоит позабыть про провод и встать – как он тут же проявляет себя. Резко тянет обратно, наушники ускользают, сползает с рычажка телефонная трубка, начинается нашествие прорезиненных змей. Падает и висит вниз головой на ниточке мышь, связываются узлами кольчатые черви; тело, оттянутое назад душительным проводом, противится несвободе. Опять звонит телефон. Даже чтобы пойти в туалет, надо испрашивать разрешения. Чтобы выпить чаю или кофе на кухне. Чтобы заглянуть в лицо солнцу. Чтобы вырваться из этих проклятых перегородок, из этих обитых сиротским войлоком, ворованным воздухом стен.
Всё шло хорошо до того, как компанию приобрел ушлый инвестор.
Инвестор провел обучение по предотвращению сексуальных домогательств на работе; научил, как обращаться с самыми наглыми покупателями (просто повторяй “я сочувствую вам, но указанный вами дефект ещё не починен и инженеры по-прежнему ищут пути улучшения нашей продукции”, пока им не надоест Вас выслушивать); уволил, не справившись со стоимостью курсов по повышению вежливости и понижению домогательств, половину сотрудников – и количество “тикетов” в загашнике Службы Поддержки резко поползло вверх. Мы перестали справляться. Все сроки выполнения заказов летели; клиенты звонили нам, чтобы выпустить пар; менеджеры же нажимали на нас.
Заваленная заказами, я решила опустить руки и ждать увольнения, а мужу сказала:
“Моя Служба Поддержки больше не в состоянии поддерживать ни себя ни других! Десять лет я тащила на себе всю семью… дом, тебя, сыновей… но всё когда-то кончается… хватит!”
В ответ услышала: “У тебя нервный срыв. Надо держаться. Я уверен, что в понедельник тебе станет лучше”.
Затем я сообщила о своём желаемом увольнении ей:
В ответ: “Мой хороший… я так хочу, чтобы ты отдохнула. Конечно, подожди, никуда не беги… вообще не снимай трубку с этого проклятого телефона… или притворись, что работаешь, а сама просто со всем соглашайся… и не делай ничего абсолютно… помнишь, был спектакль такой… она порывалась бежать на работу, а он её удерживал, говорил – куда ты бежишь, ты же в морг…”
“Мила, почему в морг?”
“Потому что она сидела там на ресепшене…”
И один только звук её голоса наполнял меня счастьем.
И один только звук его голоса раздражал.
* * *
Утром я приехала на работу на своем старом побитом “пикапе”, прошла за серую фетровую перегородку, включила компьютер, “села на телефон”. Затем посмотрела, в Сети ли она.
Нашим кодовым словом было “пора”. Пора начать моральный абьюз. Подчинение. Удары хлыстом. Резкие слова и виртуальный ремень. Окончанием служило слово “пока”. “Пора” и “пока”. Я надеялась, что они помогут мне скоротать этот день.
Вот примерная транскрипция первого часа:
Мила: Ты там, дорогая? Пора.
Марк У.: На проводе Университет Атабаски. Клиент по имени Адам. Будь осторожна. Он очень рассержен.
Мила: Ты моя шлюха. Ты моя сука. Ох, как ты у меня сейчас будешь корчиться! Как извиваться!
Я – Миле в ответ: Cлушаю и повинуюсь, моя госпожа. Выполню твою малейшую прихоть…
Я – Марку У.: Что там случилось у Адама? Это же тот, который напивается и потом звонит нам. В прошлый раз он всем тут задал. Просто не просыхает…
Мила: Сука, ты у меня будешь течь. Я хочу твоей влаги. Ну же, иди же сюда, похотливая тварь… Что ты замешкалась? Без промедления двигай сюда!
Марк У.: Он и сейчас не в себе. Сказал, что звонит уже три раза подряд и ему никто не может помочь.
Я – Миле (скользя глазами по “тикету” алкоголика Адама из Атабаски): Возьми же меня. Помоги мне наконец кончить. Ты видишь, как дрожат кончики моих пальцев? Мой клитор – горит. Быстрее, быстрее…
Затем – Марку У.: Так в чём там проблема? Зашла на сервак и не вижу ни одного вышедшего из-под контроля процесса… И никаких замедлений… чего же он жалуется?
Мила – мне: Я сейчас свяжу тебе руки и ты будешь полностью под контролем…
Тем временем я набираю в Интернете имя заказчика. Почему все от него стонут? И, cамое главное: почему он вообще нам звонит? У нас плохой софт. Мы теряем клиентов. Несколько десятков, которые еще у нас остались, используют наши программы с конца семидесятых годов и не уходят от нас только по лени, потому что не хотят переучивать на новый софт своих старых сотрудников… или потому что еще помнят нашего основателя, создавшего компанию в гараже “на коленке”, и еще не знают, что нас сожрал акула-инвестор, перекупивший кажущийся ему лакомым кус… Ну медленно и медленно, что мы тут можем сделать… Компания утопает. Адам тонет в своей Атабаске. Глаза налиты алкоголем.
Мила: Вот у меня тут веревка… а если руки затекут, сообщи…
Я, читая на каком-то Сайте про Адама: “Тружусь в архитектурном бюро уже восемь лет. В свободное время мне нравится играть на кларнете. У меня пятеро сыновей. Влюбился в свою будущую жену еще старшеклассником. Утром по воскресеньям мы посещаем с ней церковь, а вечером – Сельсовет, где танцуем народные танцы”.
Я вспоминаю уничижительный тон Адама из атабаского “Архи-Бюро” и размышляю: Эх ты, гад, ходишь в церковь и молишься Богу, а стыда нет издеваться над Службой Поддержки! Думаешь, мы тут все идиоты… Знаю, знаю, ты и меня сейчас начнешь оскорблять…
Мила: Ну где же ты, сука? Куда ты пропала? Сейчас я помогу тебе кончить… ты чувствуешь ТАМ мой язык? Буду продолжать, пока не закричишь… пока не выскочишь из своего уютного гнездышка! Кричи громче, кричи! Чтобы я слышала, как ты задыхаешься от причинённого мной наслаждения!
Я пытаюсь найти его фото в Сети, чтобы посмотреть, как выглядит старый хрен. Ну вот он на проводе и уже качает права. У него проблема с прокси-сервером и какой-то задержкой. А я-то надеюсь: с простоем матки у его дородной супруги, с простатой у него самого. На фото он оказывается усатым, студенистым, противным, как раз тем типом, который ходит в церковь по воскресеньям, а по субботам щупает девок в тёмных углах.
Я – Адаму: Так что стряслось? Вы говорите, что всё работает медленно и что до смены сервера эта операция у вас занимала пять минут, а теперь пять с половиной??
Мила: Даю тебе пять минут, чтобы кончить.
Я – Миле: О, продолжай, продолжай, мне так хорошо… не останавливайся… только чуть побыстрее…
Адам: После замены сервера всё работает отвратительно медленно. Проверьте скорость процессов… Я просто не могу ждать.
Я – Миле, из-за параллельных задач в Службе Поддержки уже забывая, кто слуга и кто госпожа: Двигайся же побыстрее. Я почти что у цели… сейчас… сейчас… у тебя язык что ли отсох?
Мила – мне: Сука, заткнись. Да кто ты такая вообще? Ты ничто. Лежи молча и получай удовольствие.
Адам: Вы меня слышите? Почему вы молчите?
Я – Адаму: Я продолжаю работать над вашим вопросом. Процесс, начатый ночью, уже завершен. А утренние немного застопорились…
Я – Миле: Продолжай, милая, продолжай, не останавливайся… я без тебя не могу…
Адам: Я не могу так работать… почему я должен ждать, пока не загрузится этот файл?
Я – Адаму: Какой файл? Вы сказали, что работа сервера немного замедлилась сегодня утром…
Адам: Как это “какой файл”? Вы вообще прочли “тикет”? Я специально всё там расписал прежде чем позвонить в Службу Поддержки… Вы абсолютно не поняли мой вопрос. До вас, похоже, не дошло ни одного моего слова. Есть у вас хоть кто-либо компетентный в вашей компании? Хоть один человек? Вы можете меня переключить на него?
Мила: Ты глупая безмозглая тварь… у тебя мозгов нет вообще, только тело, созданное для удовольствия. Ты гейша моя, понимаешь? Я тебя сейчас возьму так, а потом этак… и вообще закрою на ключ, а ты тут будешь лежать связанная и молить о пощаде… звать на помощь….
Адам: Вы меня слышите? Мне нужна была помощь ещё вчера… Дайте мне менеджера. Или кого-то, кто понимает, о чем я говорю…
Я – Адаму: Я всё понимаю…
Адам: Вы работали раньше с пассивными серверами?
Мила – мне: Лижи мои сапоги, пассивная сука…
Я – запутавшись, Адаму: Пассивная кто?
Адам режет мне ухо: “Если вы незнакомы с этим понятием, вам нечего делать в службе поддержки”, и я теряюсь, не зная, что мне сказать. Что Поддержка не может ускорить процессы? Что дело, скорее всего, в нём самом, то есть в его локальной Сети? И что я сейчас вовсе не в настроении что-то лизать?
Сердце бешено бьётся. В голове смешиваются серверы и сапоги. Я переключаю кнопки и в промежутках слышу тяжёлое дыхание Адама. За войлочной стенкой звонит телефон, но трубку никто не берёт. Это мой менеджер там затаился. Выросший в Чанчуне китаец, он панически боится конфликтов и поэтому, лишь заслышав, что нужна его помощь, притворяется, что его нет. Включается его автоответчик: “Это Чарли Чу. Я перезвоню вам, когда буду свободен”.
Мила (как и я, путаясь в нежности/жесткости и невольно переключаясь на настоящую жизнь): Любимая, у тебя затекли руки? Не волнуйся, сейчас я тебя отвяжу…
Я чувствую, что у меня действительно всё затекло. Руки (от печатанья, от суетного переключения кнопок), зад (от сиденья на стуле), ноги (от невозможности вытянуть их под столом), а также “приватные части”. Несмотря на общение с бесцеремонным клиентом, между ног – влага. Это переключение регистров, жёсткость и нежность, ласка и таска, невежливо вяжущий слова клиент и она (связывающая мои виртуальные руки) меня возбуждают. Они добавляют пряности, праздника моему дню.
Заслышав автоответчик, я нажимаю на кнопку и сливаю клиента туда. Пусть пообщается с мертвой машиной. Мой менеджер не перезвонит ему никогда.
Вздыхаю. Когда же случится наша с Милой невиртуальная встреча?
Но сейчас, перед очередным совещанием, где нам продемонстрируют бездушные пики звонков и частокол завершенных заказов вместо статистики страсти, просто пишу ей: “Мила, пока”.
Это слово двояко. Значение первое: до свидания, моя дорогая, теперь меня будут во все дыры иметь в этом офисе, без тебя. Выжимая все соки, стегая без меры… нет, ты неправильно поняла: я вовсе не гонюсь за длинным рублем. Сижу тут из-за долбаных долларов. Значенье второе: “Мила, пока”, и вместо нашего словесного изничтожения и надсадного садо-мазо начнётся ЛЮБОВЬ.
