Предисловие:

Today at 5:10 PM

Привет. Ты меня не знаешь, но сейчас исправим.

Не могу сказать, сколько точно. Может месяц, а может дюйм, но я слежу за тобой. Или служу. Слежу-служу за всеми твоими аккаунтами, сетями, снимками. Ты так редко говоришь, и так много показываешь себя. Обожаю твои кудрявые волосы, веснушки, локти, подводный жираф, узкие запястья, плечи. Можно перечислять млечность. Я так долго ждал момента, когда смогу рассказать о себе.

А ждать я умею, ведь меня воспитала очередь. Знаешь, в нашем городе были проблемы с местами в детском саду, с деньгами у нашей семьи — тоже, были проблемы. Уходя на работу, мама брала меня с собой и оставляла в какой-нибудь очереди: в паспортный стол, к врачу-терапевту, в налоговую. Очередь долгая, с девяти до шести — как минимум. И безопасная. Как матка. Как мята и ватка. С ребёнком там точно ничего не случится. Там вообще ничего не случается. Это место стерильной тоски. 

Мне, кстати, нравится, как ты показываешь тоску на своих фото. Всё такое говно, когда рядом с тобой. Ведь я тоже делаю фото, но, в основном, это фотографии зданий — то есть совсем без одежды. Мне это не впервой. Отец часто брал меня в общественную баню, ты понимаешь — куча взрослых, если не сказать старых, волосатых, красных, как ошпаренные раки, мужчин. И я — лет шести или четырёх. Невысокого роста — скажем, в пуп я этим мужчинам ещё не дышал.

Но лучше не думай обо мне, лучше — дыши. Дышать — знаешь, да? Когда набираешь в лёгкие воздух, потом выпускаешь его, потом снова набираешь — и так без конца. Вывих-вдох, вывих-вдох. Бывало такое в твоей жизни, я думаю, да? Полагаю… Скажем так, я тоже не большой специалист, но опыт имею. У меня тоже — бывало. Вот чего не было, так это смерти, или как это ещё называют, морганий.

Мне бы хотелось быть взятым тобою в заложники. Касаться тебя. Прикосновения — это жизни. Слова — смерть. Мёртвые говорят, но не касаются. Когда пишу тебе это, вообще не чувствую себя живым.

Читал письмо одного серийного убийцы, и знаешь, там было написано «орфография и пунктуация оригинала сохранены». Но какой-то же он, к чёрту, оригинал? Разве убить тебя или меня было бы оригинально? Хочу, чтобы взрывались цветы. Вот что будет оригинально. Прозрачные розы. Революция поз, мост Пира, мирова победа — я знаю, что последний год ты живёшь в Тбилиси. Неоновый свет, бар «Лолита», та сторис от 29 ноября, голая бледная кожа. Я помню почти что всё — даже больше, чем ты.

Фотография в новом поезде, это было что-то русское, Спас-на-Дону или Ростов-на-Крови. Одна нога на сиденье, сидишь напротив фотографа, ешь сэндвич с чёрным хлебом и запиваешь его Aperol. Прямо из горла. Страшно очаровательно. «Погода из жопы», эта хурма «на вкус такая, что ввяжет язык в мировую войну».

Ты всё ещё ведёшь тот аккаунт, значит — живёшь для меня. Я ценю это, слежу за каждым постом, но не лайкаю. Радуюсь каждой фотографии, но грущу. Я бы мог стать твоим биографом, но подожди.

Помню, как пекинес моей мачехи совершил самоубийство. А мачеха забыла про него и завела нового кролика. Вдруг я тоже тебя забуду? Надо будет подумать об этом, прежде чем нажимать «send».

Это как и в детстве. Но в детстве я был глупее. В те годы я верил, что если закопать в землю кирпичик, из него вырастет дом. А если закопать в землю человека — вырастет хороший тёплый ребёнок. Я очень хотел себе сестру, поэтому с нетерпением ждал бабушкиных похорон. Но позже я увидел икону одной, как казалось, римской танцовщицы. Её звали Фрида Кало. Из земли вырастал не ребёнок, а седой противный старик.

Семья… Думаю, как и у всех. Что ты думаешь?

И, кстати, ты думаешь? И как ты говоришь: говоришь Бог или бог? И как вы общались на съёмках, ведь они все совсем не говорят по-английски?

Мне очень понравился тогда тот твой стиль. Для меня и феминность, и маскулинность — как вылитое на голову с разбега ведро говна. Стрелки на глазах, широкое запястье в часах, скулы, выведенные тенями, запах одеколона Hugo Boss, само слово boss, лифчик с пуш-апом — всё это уродует человека. Рад, что в тебе нет ни того, ни другого.

Ах да, у меня светлые волосы, средний рост и голубые глаза.

Теперь ты знаешь обо мне всё, что нужно. Более подробного портрета человека представить себе невозможно. Теперь я — твоё доверенное лицо. Надеюсь, умирая, ты завещаешь мне что-нибудь тёплое.