Встали. Здравствуйте. Садитесь. Кто отсутствует? Проверим. Сегодня начинаются репетиции новогоднего представления, после шестого урока всем быть в актовом зале. Как не можете? Какие тренировки? Я же сказала: всем быть. Думаете, только нам со старостой это надо? Открыли тетрадки. Запишите тему урока… Опять опоздал. Где сменка? Почему в джинсах? В джинсах категорически нельзя. Только в школьной форме!

Старшие классы — это когда таишь надежду стать героем «Клуба “Завтрак”», «Пало Альто» или хотя бы забавным и наивным персонажем из мультфильма «Эй, Арнольд». Страшно признаться, что годы идут, политические режимы меняются, а в школах всё остается по-прежнему. В реальности повисают взвинченные и загнанные подростки из напряженных работ Гай-Германики. Ничего не изменится: ты попрощаешься с этими стенами, переживешь время трясущихся рук и расплывающихся цифр, в которых загонят твои баллы ЕГЭ, но навсегда запомнишь процесс муштры, через который пройдешь. Starter pack, включающий хаотичные знания об умножении, о морфологическом разборе и гомеостазе, погружен в дисциплинарную клоаку, которая затягивает все эмоции, как чёрная дыра. Примечательно, что до десяти лет лишения свободы обычно дают за тяжкие преступления.

Надзирать и наказывать

Французский философ Мишель Фуко в книге «Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы», опубликованной в 1975 году, исчерпывающе высказался не только о законе, но и по поводу системы среднего образования. Школьная дисциплина строится на понятиях «ранг» и «живая таблица», когда массу детей распределяют в ряды, чтобы их было проще контролировать и навязать им необходимый порядок. К тому же подобный механизм призван уменьшить индивидуальные способности. Трансформируя схему, получаем: детей рассаживают за парты так, чтобы местная звезда, учиняющая беспорядки, сидела рядом с блюстителями устава, а из всей жужжащей толпы можно было вытащить максимум сил за минимальный временной отрезок. Принцип контроля над деятельностью строится на распределении рабочего времени, детализации действия во времени, корреляции тела и жеста, связи между телом и объектом, последующем использовании. Проще говоря, представьте себе ученика с карандашом в руках, которому за последние пятнадцать минут урока надо решить задачу по геометрии, к тому же доказать своё решение таким образом, чтобы учителя это удовлетворило. В жизни еще пригодится. Наверное.

Для системы, адаптирующей к социуму, вписывающей в культурный контекст и, признаться честно, вправляющей мозги, как воздух нужен список микронаказаний. Дисциплинарные взыскания (одно выражение придавливает к земле, как бетонный блок), по наблюдениям Фуко, существуют для таких нарушений:

во времени — опоздания, отсутствие, перерывы в работе
в деятельности — невнимательность, небрежность, отсутствие рвения
в поведении — невежливость, непослушание
в речи — болтовня, дерзость
в позиции тела — «некорректная» поза, неподобающие жесты, неопрятность
в проявлениях сексуальности — нескромность, непристойность.

Вдуматься, тело находится в полной власти надзирателя: какую позицию примешь, как будешь одет, что будешь творить — всё должно соответствовать регламенту, который существует, чтобы встроить очередной элемент в устоявшийся механизм потребления. Права и обязанности определяет администрация школы, ты подчиняешься им и не смеешь оспорить решение — загрызут.

Воротничок должен быть белым. Голос преподавателя — елейным, но ровно до того момента, когда нужно показать разбушевавшимся, кто в стае вожак, и ошарашить шалопаев вежливым рыком. Слышишь звонок? Добро пожаловать в тюрьму.

Ты чё, самый умный?

Во всей этой выверенной годами системе есть момент посвящения избранного в круги ада — мгновение, когда звучит вопрос «Ты чё, самый умный?». Сколько бы ни было школьнику —  семь лет, семнадцать или где-то в их промежутке —  риск оказаться среди «избранных» есть всегда.

Больше всего тех, кто устанавливает систему, пугает неравенство. Под эгидой борьбы за классовое равноправие детям запрещается иметь собственные интересы и обращаться к ним в стенах школы. Здесь исключается любовь к музыке, современной литературе и изобразительному искусству, если они лежат за пределами программы. Любая попытка отличаться от сверстников оценивается как террористический акт против морали. Повседневная форма, дресс-код, за который, в сравнении с теми же девяностыми и серединой нулевых, сегодня настойчиво борются — возможность заключить маленьких людей в одинаковые футляры, ведь самое страшное и опасное для системы образования — это отклонение от нормы, пятно в общей массе превращает человека в изгоя. Наличие аутсайдера — обычное дело, но иерархии это не умаляет.

Прямо на входе, где-то в холле, за рукав поймает дежурный или завуч. Они не пожалеют времени, чтобы долго и изматывающе отчитывать тебя за кроссовки. Ты же приличный человек, тебе еще в банке, может быть, работать или в органах администрации, а ты тут в этих грязных сникерах стоишь. Никакие аргументы из области «А вот в штаб-квартире Google…», «И вообще в Кремниевой долине…», «Да я саунд-продюсер» и «Буду свободным художником» не помогут. Сказали – в банке, значит, в банке, не зря же на тебя госбюджет уже не первый год расходуют. Именно когда начинаешь взывать к логике, к витиеватой паутине доводов и противоречий, попадаешь в ту самую «красную зону» — «Ты чё, самый умный?». Как только этот вопрос начинает учащаться — последствия необратимы: ты в рядах, боец, иначе не выжить. Любое сопротивление превращает ежедневное посещение школы в игру «Сапёр». Раз за разом будут вызывать за пределы кабинета и читать нотации до полной кондиции. Это называется воспитание. Чем больше стараний выглядеть вменяемым и взрослым, тем больше давления. Безрассудство и мат обычно прощаются, попытка прибегнуть к здравому смыслу — никогда.

Булли и уни

«Голодные игры» — сага для ленивых, гораздо больше адреналина — самому стать мишенью. Унижения — школьный подсластитель. Слабость здесь чувствуют, как акулы чуют запах крови. Гонка за потенциальной жертвой — развлечение, которое гармонично встраивается в школьную систему независимо от географического положения учебного заведения. В английском языке есть соответствующий термин — «буллинг» — травля. Буллинг предполагает, что агрессор имеет больше сил или власти воздействовать на жертву. В зоне действия – стереотипное представление о бейсболистах в американских школах, которые притесняют фриков и гиков, и русские ребята, которые плюют через губу, отнимают деньги у третьеклассников и рассекают скулы девочкам так, что те потом оправдываются: упала, мол, с лестницы. Зрительский интерес к видео с унизительными действиями малолеток над детьми (здесь жесткость подобных номинаций определена социальным контекстом) неоправданно высок. Целенаправленные издевательства, заколоченные в формат mp4, записи и скриншоты, которые расшариваются быстрее, чем молва умудряется разносить грязные подробности, скопированные переписки — буллинг эволюционирует и приобретает новые инструменты воздействия и запугивания.

Произнося «булли», представляешь почему-то крепкого восьмиклассника из неблагополучной семьи, который вымещает свою ярость и ущербность на однокласснике. На самом деле это далеко не всегда так. Хрупкая девочка тоже может с нескрываемым удовольствием третировать одноклассницу. Особенно неуправляемых учеников стараются не трогать даже взрослые – с жестоким ребенком сосуществовать проще, объясняя всё юношеским максимализмом и «шаловливостью», а вот замкнутых и нелюдимых рано или поздно начинают преследовать все. Вытащить зверька из норы, раззадорившись, стянуть с него шкуру — посвящение в охотники.

Что до сорокалетней учительницы математики, которая долго и остроумно отчитывает робкого ученика у доски под всеобщий смех — чем она не булли? Возможно, мальчик запомнит ошибку и будет вычислять дискриминант, но еще яснее он будет помнить этот позорный stand up, который станет причиной постоянных усмешек ровесников. У преподавателя потенциально имеется в наличии оружие разряда «доминируй/унижай» — правда, телесные наказания сегодня запрещены, но целенаправленное ежедневное запугивание никто не запрещал. Чем решение уравнения у доски в восемь часов утра отличается от экзекуции у позорного столба? Учителя-энтузиасты, которые максимально близки к своей аудитории и по возрасту, и по самопрезентации, не выдерживают долго. Свободомыслие приравнивает их к оппозиционерам. Тем преподавателям, которых юные зрители видят в кинолентах «Полу-Нельсон», «Учитель на замену», «Общество мёртвых поэтов», просто не вписаться в советскую выправку, законсервированную в среднеобразовательных ёмкостях. Зато персонажи из видеонарезок ток-шоу и сериала «Школа» живее всех живых.

Всю пёструю аудиторию учеников можно назвать странной номинацией «уни», которая включает в себя две противоречивые, но связанные категории. С одной стороны, универсальные — те, кто максимально возможно соответствуют норме — учатся как надо, дресс-код и фейсконтроль не игнорируют, явно не выражают свою позицию, не перечат. Они могут курить в туалете, списывать из-под парты, но делают это всё настолько осторожно, что не расшатывают режим. С другой стороны, «уникальные» (часто произносится с ироничной интонацией) — индивидуалисты, которые позволяют себе дерзость анализировать процесс обучения и воспитания, а иногда еще начинают бороться с постулатами замечательной «дидактики средней школы». Среди последних часто представители субкультур, которые одним своим внешним видом убивают двух зайцев — и наблюдательных строгих учителей, и ревниво настроенных одноклассников. Снова «Ты чё, самый умный?». Булли могут существовать как среди «универсалов», так и среди «уникумов» — хотя здесь мимикрировать сложнее, вторых «уни» всегда значительно меньше. Столкновение этих групп — недетское представление о войне. Радикальные школьные истории вроде Колумбины — пример того, что самый опасный герой — это изгой, который доподлинно изучил подготовку и садиста, и надзирателя и в полной мере на своей шкуре понял положение жертвы. Это не хула сильным и хвала слабым, это отвратительное наблюдение изощренной игры, которая ломает и учит показывать зубы — теперь по-настоящему учит, а не преподносит знания в параграфе.

Будни в школе — это, образно изъясняясь, ежечасный новогодний утренник, где у каждого должен быть задуман образ. Булли тоже может быть в костюме зайчика или несуразного супергероя. Главное — это всем прийти, праздники нельзя пропускать, стандарт коллективной радости – непростительно жесткая вещь. Очередная ёлка в актовом зале — это всего лишь символ окончания второй четверти и долгих каникул. Если повезет, организуют дискотеку, на которой обязательно произойдет какой-нибудь скандал. За отказ от подготовки к празднованию можно неслабо схлопотать — все должны вырезать гирлянды из цветной бумаги, заучивать наизусть четверостишья и складывать картонные заячьи ушки. Как это ты не хочешь радоваться?

Пол Грэм, программист из США, еще в 2003 году опубликовал эссе «Почему не любят нёрдов» о том, как слабо котируется интеллект в образовательных заведениях. Тем, кто хочет быть любимчиком в школе, приходится добиваться этого 365 дней в году, на учебу вряд ли останется время. Что касается преподавателей, то мнение Грэма только подтвердило исследование Фуко:

«Учителя общеобразовательных школ принимают примерно ту же позицию, что и тюремные надсмотрщики. Главная задача — это удержать заключённых на своих местах. Им также нужно кормить подопечных, и, насколько возможно, следить, чтобы заключённые не убивали друг друга». Стоит предоставить свободу одиннадцатилетним — получится сюжет из «Повелителя мух». Дети получают квинтэссированную дозу жестокости и ненависти в рамках пластикового мира, где они еще не живут по-настоящему, а только тренируются и практикуют, не имея реального права на собственный выбор. В сочинении не написать собственного мнения: оно должно быть общеизвестным, но интерпретированным в формат «отсебятина». Грэм подводит черту, из-за которой уже сложно петь песенки на празднике букваря или закрывать глаза: «Что раздражает меня на самом деле — это не то, что детей держат в тюрьмах, а то, что (а) детям не говорят об этом, и (б) в этих тюрьмах, как правило, устанавливают порядки сами заключённые <…> школа — это не жизнь. Школа — это странная, искусственная вещь, наполовину стерильная и наполовину дикая. Она всеобъемлюща, как жизнь, но она — не настоящая. Школа — это временно».

Ёлочка, гори

У школьников только два пути: соответствовать или сопротивляться. Бороться, просить помощи, не сдаваться — это не просто глаголы, это действия. Как в «Процессе» Франца Кафки, иногда подсудимого ведут под руки, но не говорят, в чём его вина. Однако переживать такое как минимум рано — подобный экзистенциальный груз слишком тяжел для детского сознания. Что делать? Единственный способ, который точно действует, когда каждый день набиваешь шишки и собираешь плоды режима – это не выключаться из собственного мира, где есть, к примеру, комиксы, j-rock, языки программирования или просмотр нового сезона «Южного парка». Благословенны фантазия и вдохновение, на которые не наложить вето. Да, строки из песни екатеринбургского проекта «Птицу Емъ» — «Школа — рассадник разврата, вместилище порока» — это не совсем шутливый текст. Было бы смешно, если б не было так грустно.

Военная выправка тех, кто прошел все возможные круги ада в застенках благородных учебных заведений, порой залог будущего успешного развития и способности выстоять в любой ситуации, но какой ценой? На фотографии со школьной ёлки все будут в нелепых костюмах, всем, скорее всего, придется улыбаться. Пройдет лет пять-десять, а пройти мимо школы будет куда более приятным эпизодом, чем вспомнить декабрьский утренник в пятом классе. Сколько снов было посвящено тому, что в жизни однажды не станет уроков физкультуры, колючего пиджака, зубрежки и прогонов в актовом зале. Презрение к школе, поселившееся в детском сознании, не пройдет никогда.

Скоро Новый год. Кевина снова забудут, и он останется один дома, где ему удастся победить хитроумных грабителей. Рон Уизли будет переживать по поводу старомодной мантии, в которой придется идти на бал, а Хогвартс всё-таки переживет битву. Именно это — детство, которое не проходит никогда, а не сборник задач по физике и борода из ваты. Возьми пару белых чистых листов и вырежи снежинки, ты же умеешь, еще в начальной школе учили. И сожги.