Случается, все фрагменты пазла складываются в единое «суждено»: Oxxxymiron говорит о Сантиме в интервью, Максим Тесли на концерте «Щенков» вспоминает строчки из песни «Любовь — это власть» и, в конце концов, определяющее — выходит книга Феликса Сандалова «Формейшен. История одной сцены», посвященная московскому экзистенциальному панку. Этого достаточно, внимание молодой аудитории вспыхивает мгновенно — тексты Ильи Малашенкова снова звучат, их лиричность и бунт находят отклик, пробуждая «эха звон». Так возрождается интерес к Банде Четырех и их лидеру Сантиму — интерес, который, кажется, становится в разы сильнее, чем в период активного действия проекта. Конечно, слушатели из прежних времен никуда не уходят, но рядом появляются новые. Формейшен — знаковый флешбек, импульс из 2015 года в девяностые, поэтому сегодня особенно актуальны концерты групп Сантима «Матери Терезы» и «Ожога».
Сантим создал несколько проектов — в этом контексте не только «Банда Четырех», но и «Резервация здесь», «Гуляй-Поле», «Сантим и Затерянные в Космосе», «Сантим и Ангелы на Краю Вселенной». Феликс Сандалов пишет в главе «Безобразное время»: «Внезапно запевший столичный тусовщик, стиляга и бонвиван с хлесткой кличкой Сантим обогатил скудное московское панк-мировоззрение интонацией нисколько не праздной, а, наоборот, в полной мере выстраданной». К слову, активность Ильи Малашенкова была не только творческой, но и общественно-политической. Некоторое время он даже состоял в Национал-Большевистской Партии, членами которой, помимо лидера Эдуарда Лимонова, были Егор Летов, Александр Дугин и Сергей Курехин. Правда, Сантим всё-таки покинул нацболовские ряды.
В той же книге есть и отзыв Мирона Федорова (Oxxxymiron), точно характеризующий лидера «Банды Четырех» как автора: «Благо в текстах у Сантима вся эта гремучая смесь тоже присутствовала — и дискордианство, и стихи Штернберга — Дугина, и переводы Death in June». Действительно, хаос, свойственный дискордианскому учению, и нервная поэтичность образуют вокруг слова Сантима неоновое свечение, которое не гаснет.
Накануне фестиваля в Петербурге состоялся наш диалог с Ильей «Сантимом» Малашенковым, превратившийся в развернутый блиц о духе времени, политике и музыке.
***
Книга Феликса Сандалова «Формейшен» не только дала исчерпывающий портрет музыкального движения, но и возродила интерес молодой аудитории. Как вам кажется, способны ли те, кто недавно вас услышал и ввиду возраста не помнит перестройку, по-настоящему понять вас?
Конечно же способны! Я не вижу никаких принципиальных преград для этого. Безусловно, многие песни утратили определенную актуальность, но остались же еще и другие. Благо не так уж много времени еще прошло с момента написания. В конце концов, песни именно «Банды Четырех» писались всего лишь лет 15 назад. А что такого принципиального могло с человеком случиться за эти годы, если он умудрился не умереть?
А вам понравилась книга?
Очень. Я был даже немного удивлен. Искренне считаю ее лучшим отечественным нон-фикшном со времен Лимонова. Безусловно, при наличии желания можно найти в ней некоторые «информационные» ляпы и всё такое… Но у меня такого желания нет.
Как проходят концерты последнее время? Какая она, ваша аудитория — больше тех, кто слышал вас в период формирования, или тех, кто узнал о вас только сейчас?
Ну публика у нас всегда была странная и разношерснтая. Теперь — так же. Очень много новых лиц на концертах появилось за последний год. Приходит изрядное количество людей, которых я давно не видел — что тоже приятно. Иногда люди меня поражают — в Томск на концерт, например, приехали ребята из Красноярска. 11 часов в автобусе!
Хотелось бы поговорить о текстах: «Я берегу свои грехи» из альбома «Безобразное время» — невероятно актуален сегодня. «И заебешься выбирать, кто здесь друзья, а кто — враги» — полностью характеризует неразбериху, которая разгорается вокруг. Может быть, оттого актуально, что и наше время тоже безобразно?
А время для меня всегда безобразно. Абсолютно любое. В силу каких-то черт характера я полностью лишен свойства лакировать прошлое. Детство, Средневековье, эпоха Возрождения, любой период — все это для меня довольно поганые временные отрезки, не светло и не свято. Поэтому, когда меня спрашивают — в какое время, в какую эпоху я хотел бы жить, я теряюсь и не знаю, что тут и ответить.
С текстом «На Западном фронте (без перемен)» та же история: «На постели слишком жесткой одеяло из золы. А я ничем не успокоен. Я никак не удивлен». Есть ощущение, что нынешняя социально-политическая ситуация — повтор того, что мы уже все видали; получается, если обращаться к другой песне, девяностые всё-таки не кончились?
Мне кажется, вы слишком уж навязываете моим песням некий социально-политический контекст. Они мной никогда и не мыслились в «таком разрезе». Да и людьми, на мой взгляд, они в свое время так не воспринимались. Сейчас — может быть они стали восприниматься несколько по-другому. Не так, как писались. Пусть.
Тем не менее. Непросто разобраться в идеях Лимонова, концепциях Дугина. Вы сейчас следите за тем, как трансформируется всё это? Или после НБП это уже не так важно и не в приоритете?
Честно — долгое время следил мало. В последние года два внимание стало чуть пристальней. И то — в большей степени за НБП. О Дугине практически ничего сказать не могу. Видел несколько раз по телевизору, и всё.
Есть такие тексты, от которых сегодня хотелось бы откреститься, или всё не зря, ни об одном не жалеете?
Наверное, нет, не жалею. В творческом плане — то, что пела «Банда» или «Резервация» — малая толика из того, что я писал. И если песня мне не нравилась — никто никогда ее и не видел. Поэтому песен у меня так сравнительно немного. (Улыбается.) Вопрос — некоторые песни утратили для меня внутренний смысл и актуальность. Не социально-политическую, а внутреннюю. Плохо, видимо, я помню и понимаю себя, написавшего их.
Образ Москвы, бунт — это всё органично для «Банды Четырех». И тут совершенно неожиданно чуть ли не лучший русскоязычный текст о чувствах — имеется в виду, конечно, «Любовь — это власть». У этой песни есть какая-то предыстория?
Абсолютно никакой. Изначально у нее и припев был совсем другой. Честно говоря, изначально хотелось написать что-то примитивное, в духе Игги Попа начала 80-ых, а получилось вот так…
Насколько формация «Сантим и Затерянные в Космосе» отличается от «Банды Четырех»? Понятное дело, что составы меняются, но идейный вдохновитель остается. Насколько вообще все проекты разнятся — будь то «Гуляй-Поле» или «Сантим и Ангелы на Краю Вселенной»? Или это реинкарнации одного начала?
Пожалуй, между «Гуляй-Полем» и «Резервацией» принципиальной разницы практически нет. Мы практически все свободное время проводили вместе. Пили, гуляли, мотались на футбол. Этакий неразлучный пионерский отряд. С Бандой эта тенденция начала меняться. Мы все чаще и чаще стали встречаться только на концертах и репетициях. Вне музыкальной деятельности почти не общаемся. В моем нынешнем нелюдимом мизантропическом состоянии это большой плюс.
Определенный интерес к вашим проектам возник после того, как Oxxxymiron упомянул «Банду Четырех». Это, конечно, парадоксально, что Мирон Федоров, который провел всю юность в Германии и Великобритании, знает о формейшене больше, чем многие оставшиеся на Родине. Вы сами как относитесь к его творчеству?
Я совру, если скажу, что что-то знал о Мироне до того интервью, кажется, «Афише», где он упоминает «Банду». Вот тогда стало любопытно, и мне дико понравилось. Собственно, Мирон единственный представитель этой музыкальной культуры, кого я слушаю с изрядной регулярностью. По крайней мере, «Горгород» у меня в музыкальном списке телефона сейчас присутствует, а это говорит о многом.
Интересно, что сегодня происходит с тем же панком, пост-панком, так называемым русским роком? Следите? Сейчас снова на слуху сибиряки вроде Ploho, Буерака, Сруба — у них много отсылок к прошлому.
Увы, я практически не слежу за музыкой. Любой. Где-то к концу 90-ых всякий меломанский интерес куда-то ушел. Допускаю, что я себя многим обделяю, но… Дома я музыку не слушаю. Никогда. Редко в дороге с телефона, но это — ОЧЕНЬ под настроение. И преимущественно что-то давно слушаемое и любимое. Чаще всего — только камбоджийский рок.
