Иллюстрация: Никита Каф
19.07.2017
Реквием по сакральному
Реквием по сакральному
Реквием по сакральному
Реквием по сакральному
Реквием по сакральному

«Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям»

Мф 5:13

Когда-то я был уверен, что упадок сакрального — это большая беда, и с этим нужно что-то срочно делать. Мне казалось необходимым возрождение сакрального, создание новых мифологий взамен тех, что стали дряхлыми и теперь разлагаются под влиянием постмодерна. Поддержку своим смутным догадкам я нашёл прежде всего в Карле Густаве Юнге и других авторах, сетовавших на то, что прежние символы потеряли свою волшебную силу и теперь не вызывают ни трепета, ни ужаса. Упадок мифологий, развеивание сакрального связывался учёными мужами с упадком смыслов, наступлением века депрессии и всесторонним наползанием хаоса на цивилизацию. И нельзя сказать, что они полностью ошибались. Значит, нам нужны новые символы и новые мистерии. Необходимы обновлённые и полные таинственных значений переходные обряды, потому что мальчики забыли, как становиться мужчинами, а девочки — матерями. Все позабывали свои места в совершенном космическом порядке, и мироздание раскололось на куски.

Такое отношение к проблеме сакрального свойственно старикам, грезящим о заливных лугах Элизиума из несуществующего прошлого и заливающим потоками желчи мир, который не понимают и презирают. А также оно присуще восторженным юным сердцам, переживающим бессмысленность существования в отсутствии великого Императива. Они не находят и малейших следов смысла вокруг себя и с надеждой направляют взгляд в далёкое и туманное прошлое, где взгляд ищущего найдёт всё, что пожелает. У вторых ещё есть надежда, а первым уже не помочь. Отчасти они правы: мифическое прошлое преисполнено сакральностью, будь то прошлое человека или людского рода. Но это не та сакральность, о которой они мечтают, а другой не существует.

Существовал ли Золотой Век в действительности или в фантазии, но он существовал. Хотя я бы поостерёгся называть его «золотым». До того, как появляется цивилизация или индивидуальный субъект, мир погружён в хаос. Это не изначальный хаос, где всё соединено и перемешано, и где ничего толком нет, а значит и говорить не о чём. Перед нами ограниченное пространство, расчерченное и в принципе структурированное. Это ещё не структура общества или психики человека в привычном понимании, но это нечто, что уже есть. И здесь продолжает править хаос. Золотой Век находится во власти Сатурна и хтонических титанов, пожирающих и насилующих всё, что им приглянется. Это мир изобилия, возможностей, вечной юности, летающих жирафов; сверкающий и сияющий мир бесконечного тотального насилия всего над всем. Здесь прекрасноуродливые твари сжираянасилуют и взаимопорождают друг друга на кисельных берегах плоти и в молочных реках крови. Это полная волшебства страна чудес, и вам бы в ней не понравилось. Сакральное здесь повсюду.

Фото: Никита Каф

Казалось бы, откуда такие мрачные описания. Почему это не мог быть дивный мир, где лев не трогает ягнёнка и всё преисполнено полноты и радости? Полноты здесь как раз в избытке, что же до остального, то сакральное не разделяется на хорошее и плохое, на благое или дурное, на священное или проклятое. Сакральное заключается только в сверхъестественном ужасе и благоговении, во власти и произволе запредельно могущественных сил. К слову, любые разговоры о выходе за пределы добра и зла — всё та же ностальгическая тоска по сакральному. В свою очередь разговоры о разделении сакрального на то, что получше и то, что похуже, — признаки тщетных попыток спасти сакральное от угасания, изгоняя плохую и поддерживая хорошую его составляющую. Попыток тщетных, потому что в этом деле или вы берёте весь комплект, или остаётесь ни с чем.

Чудовищность и насильственность сакрального и являются причинами, по которым его со временем становилось всё меньше. Сакральное и есть прежде всего насилие: насилие друг над другом или над коллективными жертвами. Первым делом смертные отгородили от себя божественное в пределах священных мест, а также скурпулёзно ограничили список священных явлений. Ведь условно примитивные народы столетней давности вовсе не купаются в лучах божественного, но чураются контакта с ним и скорее изгонят заражённого скверной, чем позволят сакральной силе продолжать своё распространение среди них. Быть шаманом или жрецом — не удача богоизбранности, но труд по изоляции сакрального и устранению последствий его проникновения в мир. Сакральное вообще удивительно схоже с энергией ядерного распада, только пользы от него гораздо меньше.

Люди отгоняли богов, словно диких зверей, всё дальше от своих домов, загоняли на священные горы, безлюдные чащи и пустыни, а затем выставили за пределы своего мира. Сакральное, впрочем, отступало с неохотой, ведь ему нужны были человеческие жизни. Тогда последним оплотом его пребывания стала душа человека. Сатана пал подобно молнии в нутро каждого из нас, и он всё ещё где-то рядом.

Новое время стало своеобразным вторым Возрождением со всем этим романтизмом, тягой к мистике и, наконец, с психоаналитическими подходами, позволявшими найти в бессознательном субъекта всё что угодно, вплоть до потерянных ключей от машины. Возрождение возводило скульптуры давно никому не нужных божеств. В свою очередь конец 19 и начало 20 веков ознаменованы написанием километров текста о прекрасном величии священных рощ, экзотических мистерий, могущественных божеств и гармоничного космоса. Опять же, всё это было адресовано в никуда. Хотя теперь авторы начали подозревать, что что-то здесь не так, и изобрели, в частности, готический роман и прочие страшные истории, где мы сталкиваемся с тиранией и насилием в принципе сакрализованных персонажей. Замечательно завершили этот тренд Эдгар По и, само собой, Говард Лавкрафт. Последний исчерпывающе продемонстрировал, что такое на самом деле сакральное — абсолютный запредельный ужас, перед которым бессилен человек. Но к счастью, на деле не так уж и бессилен.

Очередная попытка реабилитации сакрального была предпринята всё тем же Юнгом и его сообщниками. Новых символов, впрочем, учёные мужи так и не не предложили, а занимались эксгумацией трупов языческих богов, для которых искали подобающее место в современном мире. В политике, экономике, рекламе и одному Зевсу ведомо где ещё. А если в коллективном воображении культуры места им не находилось, то оно всегда обнаруживалось в воображении индивидуальном: в сновидениях и фантазиях, в вымышленной универсальной логике развития субъекта, в безжалостно типированных людях. Для объединения этих приёмов сном разума было порождено чудовище коллективного бессознательного. Этот конструкт позволил по любому поводу заявить, что на самом-то деле боги никогда никуда не уходили, просто мы забыли о них на свою погибель, и они тайно правят судьбами человечества и каждого отдельного смертного. Однако коллективное бессознательное — это не более чем братская могила богов и героев, фантазм о фантазме.

Фото: Никита Каф

Ответом на восходящий к Олимпу массовый плач стало великое «Нет» мировых войн, окончательно доказавших, что ничего святого здесь не осталось, мы остались одни и вся ответственность теперь является нашим бременем, которое мы не сможем перенести на благих или гневных персонажей с сомнительным происхождением. Наконец, мы стали как боги.

Однако, как мы видим, увлечённость сакральным продолжает захватывать разум субъектов подобно демонам. Ну, на самом деле это и есть демоны. Примечательно, что мы никогда не встретим религиозных фанатиков, которые с остервенением пытаются помочь своим ближним, лечить больных или помогать обездоленным. Нет, они производят разрушение. Словами или делами они несут насилие в оставленный богами мир, надеясь в пароксизме всеуничтожения открыть врата, через которые на них изольётся свет божественной благодати. И удивляться здесь нечему, потому что сакральное — это и есть насилие. И естественной попыткой вернуть его будет симуляция его присутствия, совершение религиозных жестов, которыми субъект изображает божественных персонажей в их оригинальной форме, то есть несёт смерть, страдание, порчу и, конечно же, гекатомбы жертвоприношений.

Что такое терроризм, как не конвульсии сакрального, требующего невинных жертв, чтобы возродить к жизни кровавых тиранов? И что такое религиозный фундаментализм, как не попытка своими воплями и волей вернуть в мир немного волшебства? Но это именно признаки агонии, лихорадочный бред умирающего. Две тысячи лет назад сакральному была нанесена смертельная инъекция и после того, как у него снизился иммунитет и его одолела слабость, яд начал поражать нервную систему, вызывая причудливые, хотя и опасные для окружающих судороги.

История человечества — это история о долгой и изнурительной борьбе со священным. Единственные сомнительные блага сакрального — это острое чувство экстатического переживания и трепета перед лицом невыразимого кошмара и возможность временно снять ненависть в сообществе, спроецировав её на ревнивое божество. То и другое так себе преимущества, тем более при учёте других сторон присутствия божественного в мироздании. Не существует безобидного сакрального, как и мирного язычества. Один шаг отделяет танцы вокруг священного дерева от заклания девственниц на каменных алтарях. Одно движение лежит между преклонением перед мумифицированным фрагментом чьего-то трупа и коллективным линчеванием человека с другими взглядами.

Как вам может быть уже известно, главный удар по сакральному нанесло христианство. Это не было результатом успешных военных действий или чего-то, что можно действительно считать ударом. Было достаточно продемонстрировать механизм его функционирования, хотя для этого одному еврею пришлось стать очередной его жертвой. С тех пор христианская мысль проникла всюду, хотя никто этого не замечает, и делает своё дело. Даже когда христианство обращалось в свою противоположность, демонстрируя все качества языческого культа (и порой продолжает это делать), послание Евангелий не прекращало своей работы. Даже если христианство падёт от слов Христа, то ничего не изменится. В некотором смысле атеизм куда ближе духу Евангелий, чем историческое христианство. В любом случае человечество уже знает правду, сам наш язык трансформирован посланием.

Другое дело, что для окончательного угасания сакрального может понадобиться больше или меньше времени. И скорость продвижения священного похода против священного зависит от каждого из нас. Человечеству уже не возродить священное, не вернуть богов в этот мир, но изгнать их из себя может любой: в акте окончательного экзорцизма заключить их в свиней и сбросить с обрыва в Гиннунгагап, откуда они и явились.

Читайте также:
Обсуждая «Шутку»
Обсуждая «Шутку»
Голос — мертв!
Голос — мертв!
Одержимость дочери охотника
Одержимость дочери охотника