Сегодня был пятничный вечер, и в шаурмичной было тесно. Я привычно занял место в конце очереди. От столиков тянуло кислым пивком, под черными козырьками загорались первые бухие зенки. Толстогубая продавщица весело раздавала драгоценные сосуды. В воздухе витал запах праздника. К слову говоря, день был замечательный: сплошная череда побед, салют, как говорил мой друг Болгов. Первый маленький фейерверк случился еще с утра, когда я успешно миновал собачье дерьмо. Оно коварно спряталось под куском «Ведомостей» и горочкой снега, хитро поглядывая на меня из своего окопа. Но я раскрыл его вражеский план и отпрыгнул в последний момент. «Удача, – подумал я, – сегодня, определенно, меня ждет удача». И не ошибся.
Клоунский барак «Ангел» изначально задумывался как итальянский бутик. Но то ли Господу не понравилось столь амбициозное название, то ли тряпье было никуда не годным, но ангелы меньше 56 размера к нам не заходили. В общем, я как обычно за кассой играл в пи-эс-пи. Под столом у меня заваривался «Биг-бон» с говядиной и соусом сальса, и сейчас привлечь моё внимание могло разве что второе пришествие Христа. И то, что вплыло в тот момент в магазин. Я назвал ее «баржа». Не только из-за размеров, нет, тут крылось иное, особенное благородство – как баржа, подходя к обездоленному берегу, выгружает на него свои продовольственные запасы, так и эта женщина причалила к моему порту, обогрев его, привнеся чуточку счастья и света в мою вшивую, дырявую молодость, в мою серую убогую жизнь. Да, в обычной жизни ей не везло. Да, в обычной жизни она была толстухой. Обыкновенным мешком сала, одной из тех, над кем смеются ребятишки, хрюкая вслед, и чьей задницей подростки пугают друг друга. Да, где-то там она была безобразна и, скорее всего, трагически одинока. Но только не здесь. Здесь она была Богиней. Энергосберегающие софиты нашего бутика сделали ее совершенством. Ей шло все. От шапочек грудничков до автомобильных чехлов, зеленые перья, пуховик, силиконовые подсисьники, я бы продал ей даже кишечную палочку, будь она в нашем ассортименте. На выходе пакеты не пролезали в дверной проем. Это значило только одно – премия. А премия значит Даша.
Даша… Кареглазое божество из педучилища. Имеет зачет по английскому, пять по экономике и твердый трояк в груди. Носит кролика, опаздывает на пары, вбегает с капучино всегда последняя, волосы разлетаются по лицу. Такие как Даша улыбаются только мерсам и фронтальной камере в смартфоне. Кто я рядом с ней? Жрущее лапшу ничтожество, обитающие на дне тряпичной норы, торгующее чехлами для жира и собственным достоинством. У меня крайне низкий рейтинг для Даши. Но что будет, если в кротовую нору опустить пять тысяч рублей? Что, если я отведу ее в «Ли бо бо»? Лучшее место в нашем городе. Тонконогий официант, задыхаясь от счастья, распахнет перед ней элегантное меню, выполненное из той же замши, что и зимние сапоги в моем магазине, между нами вспыхнет аккуратная свеча. Огоньки будут прыгать в жадных Дашиных глазках, все блюда жирным курсивом, сплошная кириллица, «Филадельфия», капрезе, Даша будет путаться, волноваться, кулончик в форме козерога будет прыгать по ключице, реснички – дрожать над щекой. А потом она вспорхнет из-за стола («Я сейчас!») и умчится за кокетливую штору, чекиниться в алюминиевом сортире. Пять тысяч рублей. При мысли о том, как будут раскачиваться ее бедра, у меня заболело сердце.
Да, это была победа.
Тем временем в шаурмичной произошли изменения. Время близилось к одиннадцати. В очереди появилось нездоровое оживление. Количество бутылок стремительно уменьшалось. Семь, пять, три. Я заволновался. Воздух заметно раскалился, стены шаурмичной запахли гарью. Передо мной стоял один человек. Мужик лет пятидесяти, седая голова, куртка черная с двумя стегаными карманами, капюшон, отделанный мокрым мехом, расширенные поры на носу, у него были руки красные, сухие, с линией жизни до кистей, а в этих руках было двести рублей, и руки тянулись через прилавок, и розовые купюры плыли в дыму. У меня помутнело в мозгу. Единственная бутылка стояла под кассой. Сквозь белую, горькую пелену до меня еще доносилось дурковатое лепетание продавщицы: «Колька», «мало привезли», звуки улицы, хлопанье дверей, густая куриная вонь, но все это было вроде куска туалетной бумаги, прилипшей к ботинку, пустым, незначительным, как Дашино лицо, Ли бо бо, подсисьники, мировой финансовый кризис, переизбрание президента, собачье дерьмо, все было мусором, лишь красные руки и линии жизни, и розовые купюры меж линий.
Выдергиваю пятитысячную купюру, пихаю ее мужику. С бутылкой выбегаю на улицу. Да, это была победа.
