Иллюстрация: Влад Третьяк
10.01.2019
Рассказ «Дикобраз»
Рассказ «Дикобраз»
Рассказ «Дикобраз»
Рассказ «Дикобраз»
Рассказ «Дикобраз»

В тот год папа приехал в отпуск в середине мая, на машине – темно-синей "Тойоте" с правым рулем. Он заработал на нее на золотых приисках в Магаданской области. Папа ездил туда каждый год. Говорил, что работает электриком, но, когда надо, делает "всё":

– Когда надо, сажусь и на бульдозер.

*

Папа и дядя Сергей из тридцать первой квартиры сидели на кухне. На столе стояла почти полная бутылка водки. Еще одна, пустая, закатилась под батарею рядом с кухонным столом. На тарелках лежал нарезанный хлеб и колбаса.

Я подошел к раковине, взял стакан, налил воды, выпил.

– Принеси-ка дневник, – сказал папа.

– Зачем? Уже год почти закончился… Скоро выставят оценки за четверть и за год…

– Принеси, я сказал.

Я сходил в комнату за дневником. К обложке были прилеплены наклейки из жвачек – Терминатор и Черепашки-ниндзя.

Папа бросил на стол огрызок колбасы, взял дневник.

– Что это за херня? – спросил он. – Вам что – разрешают?

– Кинься ты, Саня, – сказал дядя Сергей. – Кто сейчас на это смотрит? Моя в десятом классе, так знаешь, что они там делают? Приносят видик на уроки и смотрят вместе с учителем по физике. А он еще кассеты приносит. Ты на своих этих приисках совсем от жизни отстал…

– Не пизди.

Папа открыл дневник, долистал почти до конца. Увидел сегодняшнюю тройку по алгебре.

– Это что такое, блядь? – Он посмотрел на меня. – Я, блядь, не для того на этом ебаном золоте гроблю здоровье, чтобы ты тут хуи валял.

– Задание сложное было. До этого у меня все четверки были. И за четверть будет четверка, и за год…

Папа дал мне оплеуху. Ладонь воняла колбасой.

–  Чтоб знал, что надо хорошо учиться, а не херово! Наливай, Серый, надо, блядь, нервы успокоить.

*

Я вышел во двор, сел на бортик беседки, ноги поставил на лавку, засыпанную высохшей грязью. Ножом на ней было вырезано: "Оля, я тебя люблю". Последнее слово было перечеркнуто, рядом вырезано "ебал".

К беседке подошла Ира из второго подъезда. Она тоже училась в восьмом, но в двадцать восьмой школе. На ней были синие вареные джинсы-"мальвины" и черная майка с буквами Chanel. Под майкой выделялись контуры лифчика.

– Привет, – сказала она. – Сигареты есть?

Я помотал головой.

– Это плохо. – Она посмотрела на "Тойоту" у подъезда. – Это правда – твоего папаши тачка?

– Да.

– Тачка классная. Мне нравится. А ты ездить умеешь?

– Да.

– Серьезно?

– Да. Меня папа научил еще на старой, на "Жигулях".

– Покатаешь когда-нибудь?

– Само собой. И куда ты хочешь поехать?

– На Днепр.

– А что там?

– Как – что? Купаться. Загорать.

– А что еще?

– Ну, может, и что-нибудь еще. Посмотрим. Ладно, пока.

Она пошла к подъезду.

*

Дикобраза прозвали так за волосы. Когда они у него немного отрастали после стрижки, то торчали, как шерсть дикобраза.

Он жил на пятом этаже в моем подъезде со своей мамой – они переехали года два назад, я не знаю, откуда.

Дикобраз учился в седьмом, хотя ему было уже лет шестнадцать. Он был "умственно отсталый", но в школу для дурных его не отправляли, потому что его мама отнесла кому-то взятку, а только оставляли в каждом классе с первого по третий на второй год. А потом перестали оставлять и просто ставили тройки. Так, по крайней мере, говорили в школе.

Он был высокий и здоровый, выше всех в классе на две головы. Рассказывали, что, когда он только пришел в свой класс, над ним стали издеваться, бить его, а он схватил Додика, самого "основного" в классе, за плечи, поднял и ударил головой об стенку. Додик потерял сознание, вызвали скорую и отвезли его в больницу: сотрясение мозга.

Когда Додика выписали, он обещал, что "убьет" Дикобраза.

– Я его, на хуй, попишу, на хуй, насмерть, – говорил он пацанам из класса. – Или, на хуй, дубиной ёбну так, что он уже вообще не встанет.

Но Додик так ничего Дикобразу и не сделал.

*

Мы проехали указатель "Киев 321". Терех сидел рядом со мной, Дикобраз – на заднем сиденье.

Терех достал из кармана пачку "Космоса", повернулся, протянул ее Дикобразу.

– Не, я не. – Дикобраз помотал головой.

– Что значит – не? – сказал Терех. – Раз поехал с нами, будешь делать, все, что делаем мы.

Дикобраз взял сигарету. Терех подкурил ему зажигалкой. Потом подкурил еще две сигареты. Я отнял руку от руля, взял у него одну, затянулся.

– Как думаешь, скоро твои родоки узнают, что мы взяли тачку?

Я помотал головой.

– Папа в запое, а мама работает сутки, придет только завтра утром. Успеем доехать до Ялты. Ты, главное, смотри за маршрутом.

Я кивнул на "Атлас автомобильных дорог СССР".

– Не ссы, – сказал Терех. – Я охуенный штурман. И бабки тоже мои – не забывай. Если б я не спиздил из заначки родоков, за что бы мы заправлялись и жрали?

На заднем сиденье Дикобраз закашлялся.

*

Я повесил "пистолет" бензоколонки на крюк, закрутил крышку бензобака. Терех и Дикобраз были в туалете.

Подошли два мужика лет по тридцать – в черных кожаных куртках, синих спортивных штанах и кроссовках.

– Привет, пацан, – сказал один. – Разговор есть.

– Короче… – второй посмотрел на меня. – Давай ключи. Спиздили тачку, покатались – теперь все. Если по-хорошему. А если…

– Это папина машина, – сказал я. – Он сейчас придет.

Мужики засмеялись.

– Пацан, кого ты хочешь наебать? – сказал первый. – Мы что, не видели, с кем ты приехал?

Дикобраз ударил его сзади огнетушителем по голове. Мужик упал. Второй повернул голову – удар пришелся в лицо. Нос скривился набок. Брызнула кровь. Он упал на машину, скользнул по багажнику. Дикобраз ударил еще раз, бросил огнетушитель.

– Уябываем! – крикнул Терех.

Мы вскочили в машину.

Я завел мотор, выжал сцепление, включил первую, вторую. Вырулил со стоянки. На шоссе переключил на третью, потом на четвертую.

 

*

– Дашь проехать? – спросил Дикобраз.

– Ты что, охуел? – я глянул на него в зеркало. – Ты же не умеешь.

– Дай проехать, а?

– Дикобраз, не еби вола, – сказал Терех. – Хоть ты тех гондонов охуенно отпиздил, водила ты никакой.

Мы подъехали к развилке. Указатель покосился, не было видно, что на нем написано.

Я остановил машину, вышел. У навеса остановки переступали с ноги на ногу две девушки в коротких юбках и черных колготках.

– Э, пацаны! – сказала одна. – Как насчет это самое? – Она потрогала себя между ног. – Если только деньги есть.

– Есть, — сказал я. – А где?

– Как хочете. Хочете – у вас в машине, хочете – в нашей. – Она кивнула на синюю "копейку" на обочине с ржавыми номерами.

*

Мы стояли впятером у "копейки", курили.

Одна проститутка отхлебнула из бутылки водки, передала ее другой.

– Бля, у ебанутого хуй, как у коня. Хочешь тоже с ним?

 – Давай еще двадцать пять, а? – Вторая глянула на Тереха.

– Нет, – сказал он. – Нам остальные деньги самим нужны.

– Ладно, хули ты, как целочка, – сказала первая. – Дай ему так. Я ж говорю, там хуй конский.

– Скажи еще моржовый.

Обе захохотали. Первая допила водку, отшвырнула бутылку.

– Хочешь еще? – она посмотрела на Дикобраза.

Он заулыбался, закивал головой.

– Ладно, давай, – сказала вторая, открыла дверь машины. – А вы все отойдите. Здесь вам, на хуй, не Большой театр.

*

Я проснулся от удара. Труба с ехавшей впереди машины пробила ветровое стекло и прошла через салон с правой стороны – где сидели Дикобраз и Терех.

*

Меня выпустили из клетки через два дня, когда приехала мама. Привели в комнату, я зашел. Сержант закрыл дверь. Мама вскочила со стула, обняла меня, заплакала. Мы стояли, обнявшись, наверно, минут пять. Я тоже заплакал, вытер слезы пальцами, чтобы мама ничего не видела.

– Что ты рассказал милиционерам? – спросила мама.

– Все, как было.

– Значит, так. Ты скажешь, что находился в состоянии шока и все перепутал. Ты должен сказать, что этот, более старший мальчик, как его звали?

– Дикобраз.

– А имя, фамилия?

– Не знаю.

– Ладно, это сейчас неважно. Ты должен сказать, что это он предложил угнать машину. Что он заставил тебя украсть ключи и ехать с ним. Тебя и…

– Терехова.

– Да, тебя и Терехова.

– Но это неправда.

Мама посмотрела на меня.

– Вова, я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Но ты должен осознать, что случилось. Это – единственный выход. Иначе получается, что ты угнал машину у папы. И тебя отправят в спецучилище. Ты хочешь в спецучилище?

*

Мы с мамой вернулись домой на поезде. Я боялся, что папа будет меня бить, но он просто со мной не разговаривал.

Когда я в туалете заметил на трусах гной, я рассказал маме и попросил, чтобы она ему ничего не говорила. Она долго плакала, потом отвела меня в КВД.

*

Машина "восстановлению не подлежала". Маме Дикобраза присудили выплатить моему папе ее стоимость. Папа возмущался, что оценили неправильно, очень низко.

– А я только тысячу пятьсот отдал, чтобы ее на поезде доставили до Москвы! – кричал он.

Он подавал апелляцию, но суд оставил стоимость в силе.

У мамы Дикобраза каждый месяц вычитали какую-то сумму из зарплаты и отправляли папе почтовым переводом.

Папа снова уехал на золотые прииски, и переводы получала мама. Однажды я сказал ей:

– Давай мы будем эти деньги отдавать назад маме Дикобраза. Он ведь был не виноват…

-Нет, – сказала мама. – Папе не понравится.

Больше мы про это не разговаривали.

Читайте также:
Обсуждая «Шутку»
Обсуждая «Шутку»
Зачем тебе философия?
Зачем тебе философия?
Streetwear, говори по-русски
Streetwear, говори по-русски