Писатель и литературный критик Алексей Поляринов стал одним из переводчиков «Бесконечной шутки» Дэвида Фостера Уоллеса – «сложной» книги, которую давно ждут на российском рынке. Роман с трудной судьбой все-таки выходит в издательстве «Астрель-СПБ». Автор канала «Книги жарь» Сергей Лебеденко и преподаватель Creative Writing School Александра Сорокина встретились с Алексеем Поляриновым и расспросили его о муках перевода и любви к бесконечным сноскам.

* * *

Александра: Вопрос, с которого и возникла идея этого интервью, вопрос, который нас мучал. Вы взялись переводить роман, в котором 1079 страниц. Что делать переводчику, когда он взялся за огромный труд (возможно, не сам, возможно, по заказу издательства, возможно, ему уже заплатили роялти), и после первых 100 страниц он понимает, что книга ему не нравится? Она может быть обманкой, как в случае с Янагихарой, когда человек читает первые 100 страниц и думает, что это история о четырех друзьях, а потом понимает, что не только об этом, а на 300-й странице понимает, что он гомофоб, например. Что переводчику делать в таком случае?

Алексей: Я не могу ответить на этот вопрос, потому что никогда не попадал в такую ситуацию. Во-первых, я, в сущности, не переводчик. Я – самоучка. Я переводил Уоллеса, потому что любил его тексты. Для меня это был способ залезть в них и понять, как, в принципе, пишется хороший текст. Когда мы (с Сергеем Карповым) начали переводить, мы знали, за что берёмся. Мы знали, что это за книжка, и мы её любили. Как в написании текстов, так и в переводе первый совет, который я могу дать молодому автору: единственное, что вас спасёт – это упрямство. Упрямство и дисциплина. Это довольно простая мысль, но какие-то вещи, которые я доводил в своей жизни до конца (тот же роман и тот же перевод) – это исключительно потому, что я был достаточно упрям, чтобы дотащить их до финала.

Сергей: Получается, что вы параллельно переводили Уоллеса и писали свой роман («Центр тяжести», 2018)?

Алексей: Да.

Сергей: Было ли какое-то взаимовлияние между переводческой работой и написанием своего?

Алексей: Конечно, очень сильное. Когда Сергей Карпов читал мою рукопись, он говорил: «Мужик. Я всё вижу». Потому что в романе, в третьей части про Егора, есть персонаж Реми, канадец, который очень странно разговаривает. Это я у Уоллеса подсмотрел. У него есть целая сюжетная линия канадцев, которые очень странно разговаривают. Они же говорят и на французском, и на английском. И Уоллес придумал такую фишку: они говорят как будто Google translate’ом. Представьте, если фразы с французского на английский перетащить с чужой грамматикой, что будет? Так разговаривают канадцы у Уоллеса. Это очень смешно получается, потому что они пытаются говорить идиомами, но они говорят идиомами абсолютно криво. Они французские идиомы дословно переводят. Поэтому, когда я с этим работал, я подумал: «А почему бы и нет. Это такая классная идея. Использую».

Александра: Вам как-то удалось со временем снизить его влияние?

Алексей: Мне кажется, это настолько большой роман, я настолько долго в нём находился, что мне не удалось ничего особо переломить. Нужно время, чтобы отпустило. Когда мы уже закончили, все вычитали, я понял, что к тому моменту я прочел его уже 2-3 раза. Тогда мне показалось: вот теперь, наверное, понял, о чем эта книга, и как она устроена, и я теперь могу в своих целях использовать эти знания. Ведь чтобы нарушить правило, нужно его знать, чтобы уйти от системы отдельного писателя, нужно ее понять.

Александра: Насколько я знаю, с Уоллесом вы еще не расстались. Сейчас есть фанзин «Пыльца», и там лежит эссе Уоллеса, которое вы перевели.

Алексей: Да. Это не такой Эверест, на который нужно забраться. Эссе – это уже попроще, просто интересно. На данный момент я перевожу Уоллеса, потому что мне нравится, потому что я пытаюсь чему-то научиться. Пока вёлся перевод «Бесконечной шутки», это было постоянное влечение. Я могу соврать, возможно, это апокриф, но, по-моему, Чехов рассказывал, что просто брал и писал за Толстым. Слово в слово переписывал его рассказы, чтобы понять, как они устроены. С Уоллесом у меня примерно такая же штука. Перевод – это суперполезная вещь для автора, потому что ты фактически воссоздаёшь архитектурные конструкции. Воссоздавая их, ты начинаешь понимать, почему они работают, как эти арки устроены. Когда ты начинаешь понимать, как они устроены, ты сначала делаешь так же, потому что ты должен сам научиться делать такие же. А потом, когда у тебя получается, ты идешь дальше.

Александра: У вас образование негуманитарное?

Алексей: Да. Я все время использую архитектурные метафоры, потому что у меня инженерное образование. Меня учили строить плотины, мне преподавали архитектуру.

Александра: Важно ли лингвистическое или филологическое образование для того, чтобы профессионально переводить?

Алексей: У меня его нет. Это от природы – инстинкт.

Александра: Вам было интересно именно следовать за текстом? У вас не возникало мысли что-то приукрасить?

Алексей: Нет, так делать нельзя. Это табу. Когда ты что-то переводишь, ты должен понимать, что ты не ведущий, ты – ведомый. Ты воспроизводишь. Твоя функция…ты должен двигаться центростремительно, потому что ты находишься внутри системы, где в центре стоит автор, и ты должен двигаться к автору, ты не можешь от него убегать. Чем ближе ты к автору, тем лучше. Когда ты пишешь роман, это работает в обратную сторону. Просто нужно понимать, что переводчик и писатель – это не одно и то же. Первое, что я перевел в своей жизни, – «Лужок Черного Лебедя» Дэвида Митчелла. Я обожаю эту книжку, но я сделал чудовищный перевод. Никогда не читайте мой перевод. Там я давал себе волю во всем, а так делать нельзя. Это было центробежное движение.

Александра: Вы переводили в соавторстве с Сергеем Карповым. Вы оба старались следовать максимально за Уоллесом? Как вы сравнивали отрывки, как склеивали и чистили куски?

Алексей: Мы оба самоучки и выскочки, ни у одного из нас нет специального образования. Мы просто два фаната, которые начали переводить. По какой-то необъяснимой причине нас заметило издательство, возможно, некому было этим заняться, а мы удачно сработались, оба – неконфликтные. Мы умудрились ни разу не поссориться за это время, хотя было сложно. Сергей Карпов – невероятно дисциплинированный человек, который бил меня по рукам всякий раз, когда я наворачивал слов. У меня есть привычка переобъяснять. Например, у автора в предложении шесть слов, а я думаю: «А я сейчас напишу 11, но это будет абсолютно точное попадание смысл в смысл». А Сергей читал за мной и говорил: «Нет, уберём отсюда 4 слова». Я ему безумно благодарен за это. Плюс обратная штука в том, что у меня получается стилизовать, подражать голосу. Когда Сергей переводил какой-то эпизод слишком механически, мы с ним обсуждали это, и я ему говорил: «Давай поменяем вот этот оборот, потому что сейчас он выглядит как калька с английского». Всегда был компромисс. Естественно, ему с его дисциплинированной колокольни, когда слово в слово, не нравилось то, что делаю я, а мне часто не нравилось то, что делает он. И тогда мы договаривались: «Я тебе отдал это предложение, ты мне отдашь следующее».

Александра: А вы изначально делили по главам или пополам?

Алексей: Ядро перевел Сергей, потому что я уходил на другой проект. Я уходил, а потом возвращался. В итоге получилось абсолютно хаотично. Парадоксально, но хотя главы мы между собой распределяли в случайном порядке, вышло так, что я перевёл больше эпизодов с Доном Гейтли, чем с Хэлом Инканденцей.

Александра: Вы говорили, что вам помог разобраться путеводитель Карлайла по «Бесконечной шутке», безумно дорогой. Он не будет переведен на русский? Не будет какого-то сайта-гида для тех, кто решится прочитать?

Алексей: Я думаю, что нет. Кто будет этим заниматься? Проблема такой литературы в России в том, что она делается только по любви. Я часто повторяю: книги, которые вы читаете, книги лучших современных писателей и все хорошие переводы вроде переводов Анастасии Завозовой – все это сделано по любви. Люди на этом ничего не заработали.

Сергей: Смотрите, человек покупает «Бесконечную шутку», он не понимает, что там происходит. Он берёт Карлайла и читает. Это можно было бы издать как дополнение.

Алексей: Пока мы занимались переводом, у меня была суперамбициозная идея сделать «Уоллес-вики» по-русски. К сожалению, сейчас я понимаю, что на это не хватит сил. Во-первых, это вроде как пройденный этап. Ты должен писать тексты туда и сюда, пытаться продумывать следующий роман. У тебя какая-то работа по переводам. Тебе нужно платить за квартиру. Для «Бесконечной шутки» уже нет места, роман слишком долго был внутри, слишком много времени занимал. Ты делал что-то, во что верил и что было важно. Сейчас переводить путеводитель – это уже обслуживание читателя. Мне кажется, я перевёл и написал достаточно критическую массу текстов о Уоллесе, которая даст контекст и понимание, как его нужно читать, откуда он, что с ним, чтобы читатель не с нуля нырял и думал: «Господи, где я?» А путеводитель, я вам по секрету скажу, неинтересный. Там в две страницы пересказывают двадцать. Вам говорят: «Здесь три наркомана пытаются ограбить мужика за библиотекой. Один из них колется и умирает от передоза». У Уоллеса это абсолютно необъяснимо, потому что у него об этом говорит обдолбанный наркоман. Он абсолютно безграмотный.

Александра: Путеводитель мог бы стать частью рекламной кампании. Как мне кажется, «Бесконечная шутка» сейчас как никогда актуальна. Если 20 лет назад в Америке прекратился постмодернизм, ушла новая искренность, то в России – наоборот: новая искренность – вот, сейчас, вокруг.

Алексей: Да, вы правы. Новая искренность у нас сейчас, поскольку мы отстаём на 20 лет. Уоллес фактически и стриминговый сервис предсказал. Он только не угадал с тем, что картриджи будут у всех. Вообще, ни один фантаст не угадал отказ от носителей.

Александра: Когда вы беретесь за перевод, вы читаете об авторе все, что найдете, или ныряете в его прозу без подготовки?

Алексей: Смотрите, я всегда читаю об авторе все, потому что мне интересно. Я мыслю авторами, если можно так выразиться. Когда мне нужно написать эссе – условно про книги Алана Мура, – я просто покупаю все диссертации, которые есть на Amazon, и из этого складываю картинку. Каждый автор интересен как ландшафт.

Сергей: В случае с «Бесконечной шуткой» это логично, потому что без подготовки, каких-то знаний о писателе, совершенно запутаешься: там же другая хронология, и автор, как будто перебрасывается событиями, героями, и столько сносок…

Алексей: Да, это делается абсолютно сознательно, потому что ломается линейность повествования. У Уоллеса есть прекрасное интервью, его там спросили: «Почему надо так много сносок?» У него же много сносок, и в них нет необходимости.

Александра: Это тоже искусство.

Алексей: Это искусство ради искусства. Чтобы сломать линейность нарратива – это его ответ. Поскольку Уоллес любил теннис, существует отдельная теория: если открыть книжку, она сама как корт. Внутри натянута сетка. Ты читаешь и постоянно, как теннисный мяч, отскакиваешь в конец книги, в сноску, потом отскакиваешь обратно в начало, к основной истории. И так до бесконечности. Постоянные скачки между первой и второй половиной книги. В какой-то момент ломание нарратива стало фишкой Уоллеса, и теперь, когда его пародируют, то пародируют именно так. Есть классный комикс, в котором обыгрываются стереотипы, как разные писатели себя поведут, если окажутся на необитаемом острове. Уоллес попал на необитаемый остров, написал HELP, поставил «звездочку», а снизу – приписка: «И кстати, если вы будете пролетать так или так, то я здесь…» Вертолёт пролетает мимо, и пилот видит надпись и думает: «У меня нет времени это читать. Полетели дальше!» Но сноски уже стали авторским знаком Уоллеса. Когда ты понимаешь, что это, в принципе, не необходимо, когда что-то не утилитарно, но делается как красивое излишество – это настоящее искусство. Последнее эссе Уоллеса – «Большой красный сын» (текст об американской порноиндустрии). В нем 20% информации дается в сносках.

Александра: Даже в порнографии сноски?

Сергей: Да-да.

Алексей: Офигенный текст.

Сергей: Очень живое эссе.

Алексей: Да, у него все такие. Поэтому я и хочу перевести «Посмотрите на омара». Потрясающая книжка.