Неделя переживших детство.
Вступление редакции:
Мы знаем, что детство — это сложно. Давайте начистоту, детство — это кошмар. Всегда бывают приятные исключения, но совершенно во все мыслимые эпохи человечество оттесняло ребёнка в категорию Другого и поступало с ним соответствующе. Детей продавали в рабство, умервщляли за ненадобностью или по неосторожности, например, удушая во сне. Дети в кальвинисткой Швейцарии носили пояса верности, дети восточной Европы нового времени периодически умирали от слишком сильного пеленания, многие афганские дети и сегодня вынуждены носить оружие, а индийские — работать на угольных шахтах. Над детьми до сих пор совершается масса насилия — прежде всего, психологического — во всех странах, исключений нет.
В то же самое время, детство — потерянный на заднем дворе ключ ко всем тайникам. Любая история, будь то история Французской революции, сталинского террора, восстания боксёров в Китае или что-то личное, начинается с истории детства. Абсолютно все люди — большие и малые, жертвы и палачи, безмолвные и «исторически значимые» когда-то были детьми.
По инициативе и под редакцией Леси Рябцевой — журналистки и общественной деятельницы, занимающейся проблемой защиты детства и профилактикой сиротства, совместно с нашим литературным редактором Романом Смирновым, «Дистопия» запускает «Неделю переживших детство».
* * *
Нормальных людей не бывает. И вы — не исключение.
В рамках «Недели переживших детство» Микаэль Дессе написал вербальный портрет клинического психопата, избравшего своими жертвами детей дошкольного возраста.
* * *
Рассказ «Никто всё знает»
Образец речи № 6: психопатия1
Нормальных людей не бывает.
— И то верно.
И вы — не исключение, так что ли?
— (Неразборчиво.)
А по образованию вы…
— Никто.
Хорошо. Вы сами себя кем считаете?
— Ой, ну, это философский вопрос. Это философский вопрос?
В профессиональном поле кем себя считаете?
— Никем.
Философский ответ.
— Мне… Спасибо. Мне просто эти категории не близки — образование, профессия. Главное — призвание свое найти.
Да? И какое у вас призвание?
— Все вы знаете. (Смеется.) Детишки. Я детишек люблю.
Не любили бы, мы бы сейчас не разговаривали.
— Но я правда люблю. И все про них знаю безо всякого образования. Все знаю. Там ведь написано, сколько у меня их было. Тридцать три в общей сложности.
Написано.
— Девочки в основном. Так получилось. Любят меня.
У них был выбор? Они вас выбирали?
— Ну, поправьте меня.
Нет, спасибо. Давайте вы сами себя поправите.
— Это был жребий. Я решал не больше, чем они, чем их родители. Вот родители решали. Можно сказать, они сами мне детей вручали.
Все ясно. Здесь отмечено, что дети вам полностью доверяли. Почему, как думаете?
— Карнеги. Знаете такого? Дейл или Дейв — как-то так. У него есть книжка, называется «Как влиять на людей»2. Там много интересного. Много трюков. То есть дети в принципе доверчивые, но если на взрослых что-то срабатывает через раз, на детях — всегда. Вот ребенок плачет. Что-то клянчит. Как поступит педагог? Плохой поставит ребенка в угол или тут же даст ему, что он просит. Как, по-вашему, поступит хороший?
Я не соглашусь. Если вещь необходимая, педагог ее даст, а если нет — сумеет объяснить это ребенку.
— Не такая уж необходимая.
Вопрос надо было иначе ставить в таком случае. Дайте подумать. Допустим, успокоит ребенка.
— Нет. Гениальный педагог сам спровоцирует ребенка выпрашивать какой-нибудь пустяк, пусть даже он ему положен. И тут же выполнит просьбу, войдет к ребенку в расположение. Не пристыдит, не будет сюсюкаться — ничего такого. Вообще я считаю, с детьми нужно говорить на равных, чтобы они сами старались себя по-взрослому вести.
У вас мысль непоследовательная — это раз, а во-вторых — то, что вы говорите, бессердечно просто-напросто. Это ваше «спровоцирует»… Мы о детях в конце концов.
— Они у вас есть — дети?
Да.
— Много?
Сын.
— Хорошо. Вы бы оставили его на попечении восторженного, извините, дурака или все-таки рационального человека? Того, кто просто без ума от детей, или того, кто хорошо понимает их поведение, психолога?
Но вы не психолог.
— Вы правы. Видите? Я не спорю. Не говорю: «Вы правы, но…», — никаких «но». Я не психолог. Не ученый. Вы бы доверили ребенка ученому? Вы видели, как они с детьми разговаривают? Как с крысами подопытными, сидят каменные, бубнят непонятно что, а к детям надо или с душой, или как я — на равных. Я ведь и сам ребенок. Так и не вырос. Вот вы говорите, дескать, я бездушный, а мне, честно говоря, обидно. Как маленькому. А почему, сказать? У людей, вроде меня, — с какими вы тут беседуете, — у всех или почти у всех детство было не сахар. Там за стенкой сидят, и у каждого одна и та же басня. От некоторых лично слышал. Соль в чем: из детей, у которых все было, вырастают плохие взрослые. В смысле, не плохие… Черствые, невосприимчивые — это хотел сказать. Откуда им знать, что ребенку нужно, если у них у самих все было. Все. Внимание, игрушки, какие угодно. Из баловня хороший родитель… (Далее неразборчиво.)
Скажите уж, что попросту пользовались детским доверием.
— Ну, не без этого. (Смеется.) Говорил им, что был поэтом, и меня за это судили, говорил, что был пиратом, и меня за это любили. Даже среди взрослых — если у тебя есть какой-нибудь необычный опыт, это впечатляет. Мамы с папами — скучные, честные люди, так что вакансия «авторитет номер один» всегда открыта.
Мать вы ребенку не замените.
— (Деланно повысив голос.) Мать! Какую великую роль играть ей в жизни любого человека! Даже ее невыход на сцену премного скажет зрителю. А уж если вышла, а потом ушла — сразу такая трагедия случается с героем. Все, что тот не поделает следом, — во всем надрыв сверху донизу, а это полный же отрыв получается! Представляете? Не шрам — ампутация!
(Пауза.)
Что это было?
— Это вы.
В таком случае, мы закончили. Это все ничтожно и низко, и любви в вас во всем ни капли.
— Любовь, значит, жидкая. То-то влюбленные мокнут. И плесневеют совсем молодые. Не все, конечно, — некоторые. А чьей любви — своей или чужой?
Своей, чужой — всяческой.
— И прям во всем? Может, в мочке уха чуть осталось или под ногтем? А низости своей я не стесняюсь. Я ее с трудом нашел — разыскивал в себе на крутом спуске, чтобы узнать получше, — и ничего преступного в ней не усмотрел. И все-таки я — не пустое место.
Действительно. Пустота — это что-то, а ничто — ничто и есть.
— И все же оно есть!
Я вас услышала.
— Знаете, я держу про себя теорию, что есть лица сознающие, а есть, извините, тупые придурки, и соотношение их равно один к девяносто девяти, если брать все население Земли. Я вот смотрю на вас и вижу лицо сознающее, хоть и сказали вы всего ничего, чтобы так судить, а вы смотрите на меня, и глаза у вас блестят, как со смеху, — значит, это не взаимно.
Вы свободны. Мне попросить вас вывести?
— То есть? А на каких основаниях?
Сами только что сказали.
— Во-о-от. Значит, признаете, что я проницательный.
Я признаю, что вы проницательный.
— А рекомендацию даже не посмотрели. Я не хотел вас обидеть. Никогда, ни за что. Шутка дурацкая. Давайте забудем. Дети же ведут себя непосредственно. Вот и я. Знаю же, что стрижку под пажа люди считают дурацкой, — может, не все, в большинстве своем, — но все равно так постригся, потому что идут люди лесом и своими считалками считают ели, и будут выпуканы вепрем — ну вы поняли, не все, в большинстве своем… Детям вы непосредственность прощаете?
Детям.
— И меня простите. Я не со зла — очевидно же. Послушайте, мать от меня отказалась. Отца я в глаза не видел. Воспитывал дядя. И как воспитывал — был раз, в платьице меня в школу отправил. Поколачивал, потом в интернат для недоразвитых сдал. Вы хоть представляете, как сложно детдомовцу работу найти? Наверно, я какой не такой, не знаю.
(Пауза. Слышен шелест листаемых страниц.)
Читаю, и опять: «манипулировал сном и едой». Как это понимать?
— Если утром все вели себя хорошо, то вместо тихого часа у нас были игры. А еда — кто разучивал алфавит или, например, досчитал до ста, вместо каши ел йогурт в полдник. Что ж вы к словарю цепляетесь!
А когда всех детей забирали, вы ставили игрушки на высоченный шкаф, чтобы на следующее утро малыши вашу помощь вымаливали. Герой, ничего не скажешь. Я, чтобы вы понимали, не только ваши бумажки читала. Мы всегда справки наводим.
— Все-все, вы победили. Нанимайте придурка в желтом галстуке. Его к нам не брали, потому что он алкаш и матершинник. Бедная группа, господи прости. Она у него к Новому году осатанеет. Этот деток выучит. Будут кричать: «Елочка, гори! Снегурочка, повесься! Дед Мороз, вспори себе брюхо, мудло!». Родителям вы что на это скажете?
Закончили?
(Пауза.)
Чего притихли?
— Сказать честно? Вы меня ранили.
Куда это?
— Сюда. (Слышны похлопывания.)
Переживете.
— Переживу. Я и не говорил, что не переживу. Время лечит.
Неужели? И как долго?
— По-разному. Минут пятнадцать-двадцать.
Так долго?
— Разве это долго?
Ну, вы мужчина сложный, я женщина отходчивая. Мне минуты хватит.
— Вас просто, куда я показал, еще не ранили. И эти у вас… панцири. С такими сильно не ранишься. Вы только не забывайте, что их потом не станет.
И ничего не станет, но сейчас-то они есть.
(Пауза.)
— Я пойду.
Идите.
Из собеседования на должность воспитателя
в детский сад «Желтый лучик» (Липецкая обл.)
2002 г.
* * *
1. Здесь: психопатологический синдром, проявляющийся в неспособности к сопереживанию, антисоциальном поведении, общей эмоциональной тупости; среди причин его возникновения выделяют неправильное воспитание и психотравмирующие ситуации в детстве.
2. По всей видимости, имеется в виду книга популярного психолога Дейла Карнеги «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей».
