Автор:
31.05.2015
Цикл новелл «Мон Лия»
Цикл новелл «Мон Лия»
Цикл новелл «Мон Лия»
Цикл новелл «Мон Лия»
Цикл новелл «Мон Лия»

ГЛАВА I — ГЛАВА II — ГЛАВА III — ГЛАВА IVГЛАВА V

 

LUCIFER

 

Взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему.

Ис. 14:12–17

Не задалось как-то.

Неизвестный автор

 

***

Если все продают душу дьяволу, то кому он продал свою?

***

Люциус мелькает в путанице коридоров, мимо дверных арок внутри величественного особняка на окраине соседнего с Уорреном городка. Кафельный пол почти с зеркальной точностью передает движения юноши. В наушниках хрипит и пристукивает композиция Боба Сигера, задавая ритм шагу. У дворецкого сегодня выходной, любовница, наверняка, еще спит за далекими стенами со своим мужем. Люциус знает, что особняк сейчас почти пустой. Почти. Высокие и статные двери кабинета кажутся неприступными, как и человек, притаившийся за ними. Кажутся. Люциус двумя руками толкает створки, они бесшумно поддаются, и он втанцовывает внутрь. Приблизившись к письменному столу, он барабанит пальцами по его дубовой поверхности, затем вскакивает на него, демонстрируя органичное гитарное соло. Человек, сидевший за тем столом, невозмутимо наблюдает ребячество.

***

– Такого дерьма тут не будет, нет.  Лишнее теперь. Merda, – так говорит Люси-Лу.

На крыше в ветреную погоду тяжело держаться, сберечь крохотное пламя зажигалки еще сложнее. Но скоро заходится огнем уже половина конверта с фотографиями, пепел и дым плавают в воздухе. Люси-Лу прикуривает от сытого бумагой пламени. Непроницаемо пасмурное небо зависло над его головой. Он садится, свесив тонкие ноги с края крыши. Жадный огонь дожевывает конверт.

– Не жалко – это лишь копии. Оригинал остался у Аарона. Замерзшие на карточках доказательства измен Лили. Но если бы только измены, – Лу улыбается. – Вообще-то, фотографии эти служат не правде, а ложь никогда не была хорошей идеей. Фикцией наполнять жизнь глупо, но без нее вся правда обратится во вранье. Bene senza male è più male. Свет, лишенный тени, прочит глазам скорую смерть. Я не люблю лгать, короче. Ах, малыш Моуз! Он вот лгать любил. Я узнал о нем от Самаэля – тоже мастак дезинформации. Все они лжецы. Самаэль как-то упомянул, что у Аарона есть опасный родственник, опасный для «нашей» fraud. Но люди Сэма разнюхали, что тот лишь скурившийся наркоман, пустое место на сегодня. Но я так не думал. Для моей игры он весомая фигура.

Люси покачала головой.

– Для нашей игры, Лу, для нашей. Действительно, было несложно тот непрочный рассудок толкнуть в нужном направлении. Мне ясен механизм всех его изъянов. Два рычага: телефонные звонки, внезапные встречи. Аарон оказался прочнее в своем здравомыслии, но смажь привязанность к этилу мощным галлюциногеном, задыми ему рассудок, остальное – дело техники. В итоге они останутся ήρωας, а я злодеем. А Сэм и Лили – останутся воспоминанием. Худшая из зол.

Тлеющий окурок летит на землю, оставляя за собой кровавую полосу. Люси-Лу наклоняется и наблюдает за его приземлением. Сигарета не потухла. Она подвигает к себе стоящую неподалеку женскую сумку и с грохотом сыплет ее содержимым на кровлю. Вместе с накладной грудью и горой косметики на крышу вываливается уже изрядно вытершийся мелок белил для лица. Все это — фрагменты Люси. Собеседник возле двери молча наблюдает процесс. Люси принимается водить им по бардовой черепице, создавая витиеватые символы. О значении их она сама не ведает.

– Да и кому оно нужно? Смысл – вульгарен. Всегда. Человечкам нужно значение, чтобы оправдать собственную бессмысленность. Глупец придумал логику, чтобы было проще понимать мир. Он выдумывает цели, смыслы, significationem et momentum. Потому вульгарнее всего язык, полный значений, правил и смыслов. Fuck questa leben! Жаль, что я существую в мире языка, подвластная логике.

Лу смотрит в сторону единственной на крыше двери: единственный вход, неединственный выход.

– Все как в жизни, да, мой друг? Вход един для всех, но миллиарды возможных выходов. И ты сейчас ухмыляешься, потому что знаешь, что я скажу. И да, нас тут быть вообще не должно. Но мы здесь.

Люси-Лу встал, отряхнул колени и стал хрустеть сырым настилом, то всматриваясь в жирные складки туч, то вновь обращая взгляд на очерченного белым собеседника, привалившегося к двери.

– Я все сделал правильно – обрублены лишние элементы, удален воспаленный аппендикс. Ныне все felici. Даже мы с Люси прекрасно повеселились. Ну, ты видел собственными глазами: в гуще веселья злодеи были повержены – теперь герои обретут заслуженную славу и покой. Культура время от времени требует такие операции, религия как ее элемент – в частности. Стремление к минимализации. Раньше злодеев много – теперь он один. Много богов – теперь один. Двоеженство – грех, сатана один.

Люси вновь взглянул в сторону двери.

– Опять же, что плохого в дьяволе? Он ведь интерпретатор. Ангелы не умеют творить. Творит творец. Интерпретирует критик, потребитель только поглощает, без претензий. Я лишь хотела сделать что-то сама, но получилось, что опять пародирую, не очень удачно. Бог создает – сатана интерпретирует.

– Ложь никогда не была хорошей идеей, но мне нравилось одурачивать людей. Ты нам неплохо с этим помогал, ага, – казалось, немой слушатель поморщился. – Взять хотя бы мои игры с Моузом. Или Люси с полицейскими: когда она явилась в участок в образе ш**хи. Лили любила этот образ, часто заставляла нас переодеваться для нее. Небольшое сексуальное рабство. Череда уловок помогла обмануть копов. И в итоге как занимательно все вышло! Приехала Мишель – дамочка записывала за мной показания намедни — и случайно пристрелила нашу дорогую spectatorem. Там у Лили начиналась истерика. Она кинулась на стрелявшую сзади, врезала ей, прежде, чем та успела среагировать. Но недостаточно сильно. Лили сбежала, оставив девчонку внутри одну с оглушенной полицейской, вооруженной пистолетом. Плохая идея. Бам-бам-бам!

Лу изобразил выстрелы из собственного пальца.

– Когда я пришла, девочка была еще жива. Ох, тебе надо было это увидеть! Клянусь, стоило того. Сквозная пуля разделила надвое сонную артерию, малышка истекала кровью, но еще дышала. Она видела меня своим безумными от ужаса глазами. В тот момент ей удалось рассмотреть во мне что-то, от чего она зажмурилась. Почему кусок разбитого стекла? Им было не очень удобно довершить рану на шее, точно. Девчонка еще дышала, но не отбивалась. Я хотела, чтобы все выглядело так, будто не пуля забрала ее жизнь. Нельзя было оставлять девочку здесь живой – скоро прибудут копы. Пусть они думают, что Лили зарезала девочку. Так полисвумен осталась бы чистой. Стечение обстоятельств?  Может, позолоченный капкан для Лили? Она этого достойна. Так мы стали злодеем, нет?

– Сатана – не злодей, он не противопоставляется DIO – он его часть, как и все: все люди, звери, ангелы, демоны, солнце и грязь. Часть бытия и существа, живого и бесконечного. И что поделать, если кто-то стал его глазами и руками, а кто-то вот дыркой в жопе. Извини ее, друг мой, она иногда не догоняет.

Человек в белом безотрывно глядел Лу в спину.

– Кстати, о дырках. У Лили она была знатная. Недаром Аарон так переживал. Не пучь на меня глаза так, я знаю, знаю, что тебе такое не нравится. Но тут я, и ничего уже не исправить. И кто была я, раз не злодеем? Интерпретатор или зритель? Достоверно, что я была сексуальной игрушкой; рабство, за которое мне регулярно приплачивали. Некоторые зовут это работой, но я не осмелюсь. Конечно, я была не единственным, с кем Лили спала – для женатой лесбиянки супружеская верность подобна розовому единорогу – ее не существует; но я была идеальным вариантом для измены. Мне суждено было родится прекрасной девой, но между ног отрос cauda. От меня даже пахнет женщиной, и Лили это чувствовала.

– Не суди строго – ведь мы всего лишь представляем версию случившегося на твой суд. Наше скромное мнение. Все, что нами сделано и сказано – лишь вольная трактовка. Ложь всегда была плохой идеей, но интерпретация ведь допустима. Так вот. Лили не была маньяком, но той еще больной сукой. Как раз это понравилось мне больше всего. Да, ее трясло от того, что я могу быть для нее и мужчиной, и женщиной; ей нравилось обманывать заносчивого муженька, наказывать за множественные измены с его стороны, за вещественное отношение к ней.  Но больше всего мне нравилось, – Лу пнул попавшуюся под ноги сумку. – Больше всего мне нравились ее фантазии. Чертов гений, не меньше. Она трахала меня (да, да, именно она меня) в подсобном помещении младшей школы, прямо во время занятий, прямо на детской площадке ранним утром, когда родители только будят чад, в придорожных кафе. Чудное время. Но больше всего ей нравились заброшенные здания, особенно перспектива быть кем-то замеченными. Однажды ночью мы забрели в небольшую постройку, ветхий домишко под снос, на углу улицы. Стали исследовать его вдоль и поперек. Потом я наткнулся на забытую, очевидно, хозяевами семейную фотография в спальне. Лили это так завело, она повалила меня на пыльную кровать, и заставила меня вылизывать ей каждое отверстие с особым minutie. Только в середине процесса мы поняли, что за нами кто-то наблюдает – услышали шорох. Так и оказалось. Тот домишко облюбовал бродяга. Он подсматривал за нами из коридора. И этот шорох был звуком его мастурбации. От этого Лили разразилась небывалым оргазмом. Да, чокнутая стерва.

– После мы приняли два решения: во-первых, заниматься сексом в местах помрачнее; во-вторых, найти третьего члена нашей маленькой команды – spectatorem.

Лу достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Зажег одну. Протянул пачку собеседнику, но тот воздержался.

– Оргии стали дополняться пародией на сатанизм, места для игр в прислужников дьявола становились все более отвратительными и жутким. Особенно нам полюбилось та злополучная котельная. Мне, правда, нравилась их компания, ее общество, но появилось предложение получше – шанс в очередной раз доказать, что все демоны ада не так страшны, как наши собственные.

Лу остановил свой ход. Он поднял вверх палец, тем самым прося собеседника немного подождать. Сигарета потухла, вспыхнул экран мобильного телефона. Недокуренная сигарета отправилась вслед за предшественницей. Лу набрал короткий номер.

– Алло, это полиция? – И без того тонкий голос Люси, подпрыгнул до девчачьего визга. – Я… я не знаю, что мне делать. Это так ужасно, боже.

Люси изобразила пару отрывистых всхлипов.

– Я работаю уборщицей в доме мистера Кингсли. Я сейчас… – еще один всхлип. – Я нашла его в кабинете. Мне кажется, он мертв. Там столько крови! О Боже… Что? Адрес? Какой? А, да. Диктую, сейчас, дайте припомнить.

Свет погас. Телефон отправился в пустую сумку, за ним последовали разбросанные по черепице кусочки Люси.

– О чем я? Да, точно. Этот Кингсли как–то нашел меня.

– Я всегда был рад, что меня нашла Лили. Впервые с рождения, кажется, была развеяна моя тысячелетняя скука. Черт, la mia familia – набожные католики, которые не видят дальше носа, для них жизнь проста, как черное и белое, но все гораздо проще – ведь цвета вовсе нет. Впрочем, ты знаешь историю тех лет. На их исходе меня нашел Самаэль.

Лу вынимает из-за пояса пистолет и разглядывает его. Воняет железом. Кровь на вкус подобна железу.

– Мне он сначала понравился, но после… я был разочарован. Он ведь тебя тоже расстроил? Самаэль боялся самого себя. Он спрятался, сменил имя, внешность, но не суть свою. Он всегда желал власти, желал подчинять и управлять, а теперь власть управляла им. Аарон и Моуз в этом смысле были куда менее лживы, а ложь я не люблю. В этом шутка – чем больше у тебя власти, тем больше она управляет тобой. Законопослушный, образцовый гражданин. Змей вселился в тело будущего губернатора штата. Кингсли. Самаэль предложил мне работу. О да. Он хотел сперва лишь опорочить своего главного конкурента, подмыть его самоуверенность. Жена трахается в тихую, да еще как: развращает школьниц, занимается оккультизмом. Самаэль хотел подкупить меня, чтобы я предоставил ему фотографии, любые доказательства, а то и самолично их обнародовал, чтобы к нему не вело никаких ниточек. Лишь фото-доказательства ее измен. Я придумал кое-что помощнее. Но Самаэля нельзя было оставлять у руля – он отравлял все вокруг своим безумием, Лили отравляла братьев. От нее тоже нужно было избавиться.

– Я сделала снимки, он использовал их по назначению – но поздно. Началась сложная партия, он сам стал в ней фигуркой. Фотографии Лили в той котельной имеют теперь совершенно иное значение.

Где–то за приделами видимости раздался слабый звук сирен. Вроде бы, скорая – они всегда реагируют раньше копов. Люси наблюдала другую сторону горизонта. Затем, она проверяет пистолет: в нем дожидалась всего одна пуля.

– Наша троица договорилась встретиться в уже облюбованном месте. Ага, та котельная при заброшенной школе, рядом с которой орудовал ниггер, удивший подростков на двадцатку, увозивший их за округ. Официальная версия по делу кражи детей – маньяк. От такого уж точно не отмыться, а? Кто-то должен быть крайним. У Лили в этом плане с самого начала был большой потенциал.

Гравий застонал под шинами – послышался звук подъехавшего к дому автомобиля.

– Мелочные болваны разыскивают похитителей детей, концентрируют внимание на таких пустяках и упускают из виду все веселье. Они ищут преступника, мы ищем comedia dolce. Самаэль – демон, убийца, величайший талант, на деле же – мелкая сошка с манией величия. Не больше Лили. Это уже смешно: в лирике принято любыми способами одухотворенно воспевать расплывчатый образ личных демонов – на то она и лирика. Им приписывается обаяние и некоторая даже сексуальность – девчонки в восторге. Но на самом деле нет ничего более гадкого, склизкого, приземленного и неромантичного, чем совокупность житейских пороков. Массовый оргазм от Дориана Грея – сочувственные всхлипы от старины Джеффа, который из ревности поколачивает свою жену и детишек, а ночами дрочит, вспоминая школьную подругу. Коряво, местами уродливо. Выборочное отношение к порокам раздражает. Либо ищи прекрасное в каждом вонючем отростке души, либо заткнись нахер.

– Я не хотела трогать Самаэля, но он здесь теперь лишний; теперь мы единственный «антагонист». Пистолет Мишель – механизм смерти аж трех человек. Эх, малышка Мишель. Мне было так жаль ее. Как же будет мучить ее беспощадная совесть за смерть развратной девчонки – страшно представить. Я пыталась ей помочь с лечением, даже расширил ее утренний рацион лекарств, но и это не спасло. Хотя кома не самый худший вариант.

– Аарон же получил самую гениальную предвыборную компанию за всю историю страны. Теперь они с братом чисты и свободны. Фото ведут только к Лили и Самэлю. И ко мне. Чисты и свободны. Как ты. Как мы когда-то.

Лу вновь проникновенно рассматривал последнюю пулю, зажатую в узких стенках магазина.

– Последняя пуля. Как символично и преисполнено смыслом. Но я не терплю смысл и дешевые символы.

Лу вскидывает вверх руку и жмет на курок: пуля отправляется на небеса.

– Пшик, а?

Было слышно, как в доме кто–то разговаривает; совсем близкие голоса. Люси подняла сумку закинула ее на плечо. В боковой карманчик отправился пустой теперь пистолет.

– Кажется, нам пора заканчивать, мой друг. Беседа слишком затянулась. Неплохая вышла история, а? Жаль, что придется расстаться. Мы так долго стояли рука об руку, держали высокую марку. Ну, если ты понимаешь, о чем я. Недостижимая планка, так сказать. А теперь это… Знаешь, тюрьма для меня не самое подходящее место. Моя колесница пороков сегодня приблизился к финишу, а копы приблизились к моей заднице. Надеюсь, тебе понравилась моя история. Возможно, я что-то умолчал, но и ты сегодня не подарок.

Снизу послышались неспешные тяжелые шаги. Люциус подошел вплотную к краю, покачиваясь наблюдал за дверью.

– Это была хорошая шутка. На «А» с плюсом. Прощай, мой друг. Пришло время мне примеряться с ролью задницы. Только вниз-вниз-вниз. А ты тут, смотри, не хворай, да. И не скучай особо. Хотя куда там – я уже вижу, что ты готов разреветься.

Лицо слушателя, однако, эмоционально оставалось стерильным.

– От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою.

– Да и хрен с ним.

Шаги стали отчетливыми, совсем близкими. Ночь спрятала многие детали. Например, напуганное лицо Люциуса, или шум, как оказалось, вовсе не полицейской машины. Паренек сделал короткий шаг, дверь бесшумно открылась. Белый силуэт безмолвно наблюдал падение. На крыше оказался дворецкий, за ним туда вошла любовница мистера Кингсли.

– Готов поклясться, что слышал выстрел, – дворецкий водил фонариком с одного края крыши на другой, карикатурно почесывая затылок.

– Я ничего не слышала, – заявила Ив, поглаживая объемный живот.

– Зачем вы сюда полезли? С вашим сроком опасны такие вот прогулки. Я же сказал, что сам посмотрю.

– Я сама знаю, что мне можно, а чего нельзя, – было заметно, что женщина плохо контролирует свои эмоции. Дворецкий к такому уже привык за последние месяцы. – Я ведь его предупреждала, что приеду сегодня с вещами, а он даже не удосужился встретить. Где вот он? Знает ведь, что я ушла от мужа и мне нужна поддержка. Что за отношение к будущей матери?

– Успокойтесь, я прошу вас. Возможно, он где-то в городе. Ох, вся эта кутерьма с выборами…

Женщина практически пустилась в истерику.

– Наверняка поехал спасать своего несчастного сыночка. Все мечется с ним, как с ребенком. А ему уже скоро семнадцать. Боже. Как вы думаете, что он снова учудил?

– Не знаю. Я, честно, не знаю.

– Ох, этот мальчуган меня ненавидит. Никак не может отпустить родную мать. Винит отца за все, а срывается на мне.

Дворецкий подкатил глаза, но в темноте этого никто не заметил.

– Уверяю вас, все не так.

– А как? У мальчика, правда, проблемы с головой. Помните, помните те дурацкие истории, что он вечно сочиняет. Помните? Здоровый человек такого не сможет даже придумать! Надо решать проблемы ребенка.

– Идемте вниз, и я пока решу проблему ужина. Вы наверняка голодны.

– Идемте. Минутку. А это что?

Ив ткнула пальцем в темноту. Дворецкий тут же включил фонарик и осветил указанное место. Черепица была всюду изрисована меловыми закорючками: женские и мужские гениталии, пентаграммы, заклинания на латинском.

– Ох, что еще за…

Лепешка света запрыгнула на внешнюю строну двери. Там с трафаретной точностью была выведена мелом шестифутовая фигура ангела. Его глаза казались поразительно живыми.

– Не нравится мне все это… – дворецкий обратился взглядом к горизонту. Машина скорой помощи шумно припарковалась возле ворот особняка; за ними следовала полицейский эскорт. – Не нравится мне все это.

Двое заторопились вниз по лестнице. Дверь осталась раскачиваться на ветру. В темноте силуэт ангела словно машет крыльями, неспособный вырваться из двухмерной плоскости, отправиться куда-то далеко за пределы realtà.

***

Первое, что она увидела, придя в сознание после долгого сна – это белоснежный потолок и собственную руку, сросшуюся с тонкой кишкой капельницы. Мозг неважно ворочал мысли, тело опустошено. Марля тумана на глазах, в ней суетятся существа в халатах. Мишель медленно переносит взгляд на усыпанное каплями окно. Утро катит к горизонту солнце. Выше него – уже светлеющая снизу вверх сизая палитра. Где-то там от небосвода оторвалась звезда; оставляя прекрасный след, она спешит на встречу с землей, чтобы провалиться в ее недра. Фрагмент вечного скитания денницы. Сознание Мишель последовало по той же дуге, сверкнуло, свернуло и растаяло еще на несколько часов.

Бесцельный короткий полет.

LUCIFER
Читайте также:
Диалектика нарциссизма
Диалектика нарциссизма
Ад — это не другие
Ад — это не другие
Постояльцы жёлтого дома
Постояльцы жёлтого дома