«Анархисты» Эли Важемана, фильм-открытие «Недели критики» в Каннах 2015 года, на первый взгляд может показаться просто красивой исторической драмой, снятой в серо-синих тонах. Бунт, любовь и смерть — темы-катализаторы без срока годности, которые должны в игровой форме познакомить аудиторию с тем, чем жили и как страдали французские анархисты. Ждешь очередную поучительную байку о гордости и предубеждении внутри политически настроенной тусовки — просто с прекрасной Адель Экзаркопулос в главной роли. Да, к слову, темные глаза Тахара Рахима, исполнителя роли Жана, меркнут по сравнению с заплаканными глазами Адель Экзаркопулос. У этой актрисы уникальный талант — она не пытается быть красивой. Ее слезы естественны, натуралистичны, и любая её мимическая реакция заметна.
Однако драма неожиданно оборачивается многоконтекстным лабиринтом, где блуждаешь от ветхозаветной символики и «Отверженных» Виктора Гюго до принципиальных отличий анархических направлений и «Бунтующего человека» Альбера Камю.
В этой стране анархисты заканчивают в качестве реликвии, охотничьего трофея.
Сюжет фильма
Жан Альбертини, молодой жандарм из Парижа, получает задание внедриться в группировку анархистов. Он сирота, его никто не ждет, для него такая миссия — возможность выбраться из нищеты и получить повышение по службе. С 3 сентября 1899 года он приступает к заданию — устраивается на работу и знакомится с Бисквитом, а затем и с Элизэ́, членами анархического кружка. В простом сдержанном парне никто не видит подставного, и к нему быстро проникаются доверием, особенно после того, как при зачистках он спасает Элизэ́. Он попадает в квартиру обеспеченной Мари-Луиз, где укрываются его новые товарищи и двадцатидвухлетняя Жёдит, девушка Элизэ́, полностью поддерживающая и стимулирующая их анархокружок. Единственный, кто сомневается в Жане, это анархист Ижен, хотя он никак не может аргументировать свои подозрения. Жёдит мечтает стать учительницей, но остается политической активисткой, спикером, как ее представляют друзья. Она не так давно похоронила родного брата, у которого была связь с Элизэ́.
Жан участвует в деятельности группировки, исправно строчит полицейские отчеты и сближается с Жёдит, это быстро превращается в романтические отношения, которые они неумело скрывают. К тому же Жан выясняет, что его отец, которого он никогда не видел, был коммунаром и поддерживал протестные движения. Чем дальше в лес, тем толще полицейские и безумнее анархисты. Дело доходит до воровства и попыток террора, в которых смерть настигает Бисквита и Элизэ́. Жан выполняет задание, и правда всплывает. Жёдит покидает страну и уезжает в Америку, чтобы там работать учительницей в новой школе. В последнем письме она сообщает Жану, что у неё нет никаких сомнений — он всю жизнь будет страдать.
Остается только предполагать, что ждет героев после. Но намеки есть: еще в начале фильма, после облавы, у Жана и Элизэ́ случается весьма странный диалог, в котором звучит вопрос: «Что ты планируешь делать дальше, кроме самоубийства?» Элизэ́, к слову, в будущем действительно застрелится. Не такая ли участь ждет и Жана?
Анархизм в массах принято считывать как всеотрицание, родственное нигилизму, и стремление к хаосу. Но отсутствие привычного порядка не равняется беспорядку. От Элизэ́ слышим: «Счастье — это чтение, любовь и творчество».
Ветхозаветный контекст. Юдифь
О том, что имя Жёдит прочно связано с библейской трактовкой, героиня сама заявляет, правда, не без иронии — мол, у многих так. Жёдит — французское прочтение имени Юдифь из Ветхого завета, которая олицетворяла символ борьбы иудеев против ассирийцев-завоевателей. Согласно ветхозаветному прочтению, военачальник Олоферн был направлен в город Ветилуя, чтобы осадить его, но молодая вдова Юдифь хитростью обольстила его и, когда тот опьянел, его же мечом отсекла ему голову. Оставшись без командующего, армия обратилась в бегство, а Юдифь вернулась домой и прожила долгую жизнь, соблюдая обет безбрачия.
Интересно, как перевернута библейская легенда в этой драме: голову анархии отсекает условный Олоферн, то есть Жан, Юдифь-Жёдит покидает родной город, а Элизэ́, который поделил свое сердце между Жёдит, ее братом и Жаном, гибнет. Вероятно, Жёдит уготована долгая жизнь на благо тех, кому ей суждено служить проводником в мир знаний.
Кажется, Жёдит из фильма даже напоминает Юдифь с картины Караваджо — смятение, отраженное мимически, светлые волосы и круглые щеки (Giuditta e Oloferne, Michelangelo Merisi da Caravaggio, 1599).
Художественный контекст. Виктор Гюго
Жан дважды упоминает Виктора Гюго: первый раз, когда сообщает своему начальнику, что его главным учителем был Виктор Гюго, второй — когда почти в финале, перед террористическим актом, цитирует: «Я пришел не ради славы, я пришел ради опасности».
Напомним, главного героя «Отверженных» Гюго зовут Жан Вальжан. Но, как и в случае с Юдифь, сценарий снова играет с нами в прятки, Жан из «Анархистов» — это одновременно Жан и инспектор Жавер из романа, их противостояние в одном человеке: сирота и жандарм.
Политический контекст. Макс Штирнер. Михаил Бакунин. «Бунтующий человек» Альбера Камю
В «Анархистах» открытый агрессор Ижен и, придется признать, лицемерный, но филантропический Жан — носители политической оппозиции внутри анархии: столкновение анархо-индивидуализма Макса Штирнера и коллективистского анархизма Михаила Бакунина. Макс Штирнер признает натуру, потребность эго, но не обязанность и ответственность перед чем-то высшим — будь то закон государственный или Божий закон. Нравственности нет, если желание и личное стремление получить желаемое. Ижен видит три способа существования: работать, попрошайничать и воровать. Сам он предпочитает третий. Очевидно, Жан выбирает первый. Кстати, Ижен осознает, к чему ведет ее идеология — на его руке можно заметить татуировку: «Я плохо начал, плохо и закончу».
Жан обнаруживает в анархические идеи, но он куда ближе к романтическому представлению, недаром он цитирует Бакунина. Здесь уместно будет упоминание эссе Альбера Камю «Бунтующий человек», глубоко и подробно анализирующее революционные движения:
Бакунин недвусмысленно вводит в теорию революционного движения одну из тем романтического бунта.
«Страсть к разрушению – это творческая страсть». Пламенные страницы Бакунина, посвященные революции 1848 года, переполнены этой разрушительной страстью.
Альбер Камю «Бунтующий человек», глава «Мятежный бунт»
Итак, как бы ни был симпатичен зрителю главный герой, отрицать невозможно: Жан — человек играющий, и играет он в романтического героя.
Так ли неправ с виду неприятный Ижен, когда, ровно по тому же «Бунтующему человеку», призирает формальную добродетель, «лжесвидетельницу на службе у несправедливости»? Добродетель Жана формальна — исполняя долг службы, он так и не отступает от профессиональной обязанности во имя чувства и чести: даже когда сообщает, что Жёдит не представляет никакой угрозы для республики, он не врёт и не покрывает ее. Он прав — она никогда не подожжет фитиль. Да, суть анархии ясна этой девочке, но Жёдит ставит человека выше всяких теорий и доктрин, ибо учение для неё — это знание о ветре, звездах, математике, а не о законе, коммуне и капитале.
Анархия не мать порядка. Матери здесь нет. Единственная мать, которую видит зритель — это подруга покойного отца Жана, которая желает избавиться на время от своего малолетнего сына, чтобы найти работу («Возьмите его на месяц или два. В крайнем случае, на год»). В начале фильма устами Жёдит звучит то, что мог сказать Жан: «Ты думаешь, я присоединилась к анархистам из-за ненависти. Но это было из-за любви».
— Ответить оружием на грёзы… то есть на слёзы.
— Скорее, мы ответим слезами на оружие.
Анархия — возлюбленная порядка, и страданием увековечена эта связь.