Как обнаружил Рене Жирар, с самого своего появления человеческая цивилизация имела в основании единственное событие: общество избирало отдельных представителей и растерзывало их всей толпой. Так из небытия появилась культура. То же самое повторялось при наступлении любого нового кризиса. Сжигать, побивать камнями, топить, буквально раздирать на части и просто изгонять. Таким образом жертва вбирала в себя насилие всего коллектива и погибала ради того, чтобы сообщество продолжало существовать. В бескризисное же время аналогичные ритуальные процедуры уже в видоизменённой форме проводились для укрепления сплочённости общества и оберегания его от враждебных сил снаружи. Но даже когда ритуал принимал форму совсем далёкую от коллективного жертвоприношения, он продолжал оставаться структурообразующим элементом культуры. И продолжает оставаться им вплоть до наших дней, разве что не столь явно. Но всегда остаётся возможность того, что жертвоприношение будет выявлено и деконструировано.
Всякий раз, когда сколь угодно большому или малому коллективу людей начинает угрожать распад, находятся те, кого можно обвинить во всех мыслимых преступлениях и устроить над ними расправу. Так в разных масштабах было с христианами, евреями, женщинами, национальными и сексуальными меньшинствами, неграми, мусульманами и многими другими. Жертва должна быть частью общества и быть отличной от тех, кто заявлен как титульные представители этого общества. Подойдут любые отклонения, будь то отличие тела или взглядов на жизнь. Хотя телесные отличия, конечно же, более очевидны и потому фундаментальны.
Таким образом в обществе, где власть и привилегии если не реально, то воображаемо принадлежат мужчинам, идеальными жертвами отпущения становятся женщины. Они такие же как мы, но с ними что-то не так. Женщины в коллективном воображаемом — это деформированные мужчины. Другими подходящими объектами из тех, что всегда под рукой и на которых легко переносится насилие, могут быть дети и старики. И дело не в том, что они слабее, потому что любая сила ничто перед лицом толпы, а в том, что принцип выбора козла отпущения универсален вне зависимости от численности группы. Домашнее насилие является лишь проявлением универсальной структуры общества. Выбор женщины в качестве жертвы «удачен» благодаря тем аномалиям, которые отличают её от мужчины.
Женщина, как известно, склонна «кровоточить, но не умирать», что настораживает. Менструальная кровь издревле считалась сакральным объектом: она дарует благословение и оскверняет прикоснувшегося. Поскольку кровь обычно проливается во время войн и бедствий, то она отягощена связью с насилием. И если кровь опасна и священна как таковая, то что говорить о крови, которая течёт сама по себе, подчиняясь каким-то мистическим законам. Одно это делает женщину, даже если бы она выглядела в точности как мужчина, вместилищем скверны, которую можно временно очистить, но нельзя изничтожить.
Вышесказанное, а также эмоциональные перепады, связанные с менструацией, вынашиванием детей и просто гормональной спецификой, выставляют женщин в глазах мужской культуры в качестве чего-то странного. Существ, которые подчиняются иным, нечеловеческим законам существования. Которые вроде бы являются людьми, но в них слишком много чудовищного, хтонического, слишком много первозданного хаоса и связанного с ним разгула насилия, из которого вынырнула наша культура и куда она всегда может вернуться. Женщина священна и опасна. Её необходимо сдерживать и обхаживать, чтобы зараза, вытекающая из неё вместе с порченой кровью, не распространилась по всему племени. Конечно, не всегда виновность жертвы формулируется именно так, но другие причины находятся без труда. Жертва обвиняется в том, что изначально преисполнена зла, имеет психические дефекты, коварна, чрезмерна в своих желаниях, аморальна или впишите вашу версию. Главное, что она всегда потенциально опасна, а её наказание всегда уместно и заслуженно.
Многие века жертвенный механизм реализовывался безоглядно и считался само собой разумеющимся: «Если что-то идёт не так, то кто-то в этом виновен, и этот кто-то всегда Другой». Выбор Другого — вопрос времени, и в этом смысле Лакан очень точно назвал женщину «Другим» для мужчины. Но с наступлением нашей эры случилось крайне важное для нас событие, пусть и очень растянутое по времени реализации. Культурный механизм жертвы отпущения был вскрыт и явлен на всеобщее обозрение, и никто не был этому рад. Жертва отпущения была официально признана невиновной. Теперь мы способны, пусть и не всегда сразу, распознать очередной случай несправедливого гонения и понять, что любое гонение является несправедливым.
Индивидуальная душа работает преимущественно по тем же законам, что и сообщество из пары, сотни или тысячи человек. В основе всего человеческого всегда находится культура, а в основе культуры всегда скрыто коллективное жертвоприношение. И некоторые люди заведомо соответствуют признакам потенциальной жертвы отпущения, а также переживают себя соответствующим образом. Это не значит, что они всегда оказываются жертвами. Но они часто готовы ими оказаться, будучи заведомо уверенными в собственной виновности. И есть другие люди, которые продолжают выстраивать свою жизнь по стародавнему образцу. Они всегда готовы найти того, кто на самом деле виноват в постигших их невзгодах. Те и другие, скорее всего, сами о себе этого не знают. Но встретившись, они начинают разыгрывать древний как мир сценарий охоты на ведьм.
Таким образом, насилие одного партнёра по отношению к другому, насилие родителей к детям или детей к родителям — древнегреческие трагедии, смысл которых остался прежним. Возникнувшее насилие должно быть локализовано в том, за кого никто не вступится, и исчезнуть вместе с ним. Муж бьёт жену под всеобщее одобрение, чтобы переполняющая его ненависть не разрушила его самого или не перекинулось на общество, запустив цепную реакцию взаимной вражды. Насилие из культуры нисходит всё ниже, локализуется в семье, а затем и в отдельном её представителе, который готов принять на себя весь груз обвинения, поскольку уже считает себя виновным. За вспышкой ненависти следует примирение сторон или покорность жертвы, и всё продолжает идти своим чередом до следующего кризиса.
Механизм отпущения может быть использован кем угодно, и тогда насилие лишь продолжит инфицировать окружение. С одной стороны мы обнаруживаем безумную, казалось бы, ситуацию, когда жертву изнасилования считают виновной в изнасиловании. И сама эта схема уже прекрасно иллюстрирует вышесказанное и подтверждает, что в обществе всё ещё цела жертвенная структура. Но с другой мы видим обвинения мужчин в изнасиловании, которые даже не требуют подтверждения. Ведь все уже ожидают, что мужчина — это потенциальный маньяк.
Может показаться, что из этой ситуации нет выхода. И деконструировать её действительно тяжело, ведь всё происходит так, как должно быть и было всегда. Возможно вмешательство внешних сил, которые насильственно прекращают взаимодействие жертвы и насильника. Но для жертвы эта история вполне может разыгрываться вновь и вновь.
Абсолютное решение заключается в лишь в одном понимании. Которое, однако, очень тяжело принять, ведь оно меняет всё. Жертва отпущения невиновна. В женщине нет скверны. Ребёнок не заслуживает наказания. Родители не отвечают за несчастья детей.
Никто не заслуживает насилия, разве что так не решил суд, принявший на себя функцию реализации жертвенного принципа. Никто не вправе причинять вред вам, и вы не вправе вредить никому. В насилии всегда виноват лишь насильник, но даже жертва не вправе ему мстить. И лучший способ не быть затронутым заразой взаимной вражды — убраться куда подальше от её распространителей.
