Фофанов заволновался:
– Очень рад! Очень рад! Меня и Репин писал. Видали?
– Только в репродукции. Чудный портрет.
– Кум мой. Он у меня крестил Костю, – указал он на сына. –Это тоже у меня поэт, только сумасшедший.
Костя широко улыбнулсяИван Пархоменко «О том, что было»
К. Олимпов стихов дать не может, потому что сидит сейчас под арестом за два скандала на лекциях
Из письма П. Д. Широкова С. П. Боброву
Всемогущий, Вездесущий и Всезнающий, Всеблагий, Всеправедный, Всевечный, Великий Мировой Поэт, Родитель Мирозданья и Вселенского Эго-Футуризма Константин Олимпов
Отец запретил писать ему стихи.
– Если ты будешь писать стихи, – сказал отец,– ты будешь несчастным человеком. А уж он знал, о чем говорил.
К. М. Фофанов был поэтом. А еще отцом десятерых детей, нищим алкоголиком и скандалистом. Писавшим прекрасные нежные стихи. По воспоминаниям Ивана Пархоменко, одна дама из высшего света, восхищавшаяся талантом Фофанова, решила свести личное знакомство с кумиром. Увидев кумира и то, как он живет, дама всю ночь прорыдала и больше не читала вообще никаких стихов.
Умирал Фофанов мучительно, внешне субтильный, истощенный постоянным пьянством, в предсмертной горячке он разломал железную кровать. По сообщению «Биржевых ведомостей» от 21 мая 1911 года, на похоронах «сын покойного Константин прочитал собственное стихотворение, посвященное смерти отца» (на самом деле, он смог сказать только: «Наш Фофан в землю вкопан»).
При жизни отца Олимпов нигде не публиковался. Перелом наступил именно после похорон.
Еще с 1909-го года вокруг Игоря Северянина сложился кружок молодых поэтов: Олимпов, Г. Иванов, Грааль-Арельский и другие. В октябре 1911-го этот кружок получил название Ego. Группа эгофоутуристов давала поэзоконцерты (сам термин "Эго-Футуризм", как и слово "поэза" придумал Олимпов), в начале следующего года они написали свои СКРИЖАЛИ:
«I. Восславление Эгоизма:
1. Единица — Эгоизм.
2. Божество — Единица.
3. Человек — дробь Бога.
4. Рождение — отдробление от Вечности.
5. Жизнь — дробь Вне Вечности.
6. Смерть — воздробление.
7. Человек — Эгоист.
II. Интуиция. Теософия.
III. Мысль до безумия: безумие индивидуально.
IV. Призма стиля — реставрация спектра мысли.
V. Душа — Истина.
Р Е К Т О Р И А Т:
Игорь-Северянин
Константин Олимпов (К. К. Фофанов)
Георгий Иванов
Грааль-Арельский»
СКРИЖАЛИ были отпечатаны и отправлены по редакциям. Олимпов был счастлив, он громко входил в большую литературу. А входить в нее надо было, ведь он искренне считал, что после смерти отца, кроме него самого, Олимпова, не осталось первоклассных поэтов.
Критики были единодушны. «Возмущаешься литературными шарлатанами и вместе с тем жалеешь их» («Вечернее время», 20.02.1912). «Им смертельно хочется выделиться из толпы и прыгнуть выше своей головы. Талантик им отпущен небольшой, а аппетит к жизни – громадный» («Голос земли», 10.02.1912).
Конечно, критики просто еще не доросли до Вселенского. Эгофутуристы развивают активную деятельность, печатаются в журналах (в основном, в тех, где редактором был эгофутурист Иван Игнатьев), выступают и издают свои стихи под маркой Ego. Стихи Северянина пользуются успехом. Не у всех. Критика по-прежнему ругает стихи, но хотя бы замечает. Первая стихотворная листовка Олимпова «Аэропланные поэзы» остается незамеченной столичной критикой. Однако он почему-то думает иначе и пишет художнику Пархоменко, на фоне полнейшей тишины прессы относительно его стихов: «Я купаюсь в океане периодических изданий. Эскадренным броненосцем наша Академия Эгопоэзии Вселенского Футуризма грозно надвигается, взмывается, гудят толпные взволны — газеты, журналы. Очень прошу Вас, дорогой, если встретите о мне, вырезайте и присылайте, пожалуйста, мне». Очевидно, Олимпов так и не дождался письма.
А тут еще и удар от своих…
В марте Игнатьев в своей газете пишет статью об эгофутуризме (пишет под псевдонимом, он часто так делал, чтобы хвалить себя самого), где превозносит Северянина («Игорь-Северянин избранник, отмеченный Богом, наделенный дарами Гения, умом орла, величием короля, Ритмом великого бога Олимпийского»), ни слова не сказав об Олимпове. Олимпов был создателем эгофутуризма и считал себя его главой. Он ссорится с Игнатьевым.
А вскоре устраивает настоящий баттл с Северяниным, издавшим листовку, в которой объявил себя единоличным основателем Вселенского Эго-Футуризма.
Олимпов издает «Хартию», в которой обвиняет Северянина, что тот, надеясь на смерть основателя эгофутуризма (Олимпов несколько месяцев пролежал с аппендицитом), присвоил себе все оригинальные идеи.
Ход Северянина. Открытое письмо: «Олимпов в печати оклеветал меня. Я прощаю его (…) Но моего Эго-Футуризма больше нет: я себя утвердил».
«Декларация» Олимпова: идеи Северяниным украдены, прощать меня не за что, этой декларацией всякую полемику прекращаю, я победил.
Северянин атакует стихотворением из листовки «Эпилог. Эго-футуризм», выпущенной в ноябре 1912-го и ставшим чуть ли не самым известным (после «Ананасов в шампанском», конечно же) его стихотворением:
«Я, гений, Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повседневно утвержден!
(…)
Я, – год назад сказал: «Я буду!»
Год отсверкал, и вот – я здесь.
Я зрил в Олимпове Иуду.
Но не его отверг, а месть».
Их дороги разошлись Северянин пошел читать парикмахерам и модисткам, Иван Игнатьев покончил с собой на второй день собственной свадьбы, перерезав горло бритвой, кружок эгофутуристов распался. Олимпов за брал типографское клише Ego, больше не причислял себя ни к каким группам и злился, если это делали другие. Так, Сергею Боброву, назвавшему его в одной из публикаций поэтом из группы эгофутуристов, Олимпов пишет: «У меня в голове поднимается член Разума и в поллюции мысли бьет по голове Сергея Боброва, говоря: «не причисляй никогда фен(омена?) Гениев Олимпова к какой-нибудь группе пиитов, в противном случае я обоссу тебя человеческой мочой в публичном зале земного зрелища».
Он продолжал нерегулярно печататься. Денег, судя по всему, это не приносило. В июне 1913-го он заключает с Иваном Игнатьевым (помирившись с ним на могиле К. М. Фофанова после печатного осуждения Игнатьевым Северянина в сборнике «Засахаре Кры») договор на издание книги «Исповедь футуриста», в которой, согласно договора, должно было быть 144 стихотворения. Никакой готовой книги у Олимпова, на момент подписания договора, не было. Как и не было 144 стихотворений. Книга так никогда и не вышла.
Он легко мог бы избрать карьеру археолога, говорят, он подавал надежды на этом поприще. Но Олимпов был Великий Мировой Поэт, какая тут археология.
Олимпов пьет (говорил же ему отец). «Когда окончилось концертное отделение, то футуристы пошли в буфет и, разместившись за столиками, стали усердно поклоняться Бахусу. Кончилось тем, что одного из главнейших русских футуристов (К. Олимпова), пришлось взять на руки и вынести на улицу» («Петербургская газета», 02.12.1913).
Приобретает репутацию скандалиста (ну, ведь говорил же…). «Три молодых человека (И. Игнатьев, В. Гнедов, К. Олимпов) уже в самом начале прерывали лектора бранными восклицаниями, а один из них (К. Олимпов) пьяный, с чучелом кошки в руках, был выведен полицией из зала» (Речь», 09.12.1913). «Один из них был одет в кофту из парчи, а другой (К. Олимпов) носился с кошкой из тряпок и заверял, что у него… талантливые ноги. Чтение футуристов напоминало бред душевнобольных» («Петербургская газета, 09.12.1913). Неоднократно подвергается арестам за свои скандалы.
И продолжает развивать идеи Вселенского Эго-Футуризма. А что еще остается его Создателю? Верность идеалам он подтверждает «Феноменально Гениальной Поэмой Теоман Великого Мирового поэта Константина Олимпова»:
«Я создаю звезды,
Рождаю туманности звездных вселенных,
Пускаю ракетные кометы в пространство,
Замораживаю солнечные капли в планеты,
Где своим дыханием зажигаю Разум жизни,
Такой же замороженной Мною солнечной каплей
Является планета Земля.
Где Я, Великий Константин Олимпов,
Родил первое человечество,
Зажег разум первому человечеству,
Заставив его стремиться к Себе к Идеалу».
Начиная с этой листовки, Олимпов регулярно будет в примечаниях или прямо в стихах просить материальной помощи. Эта помощь от сочувствующих и пенсия матери (она почти все время проводит в психиатрических лечебницах, просит Олимпова забрать ее домой, но тот, по причине постоянной нищеты, этого не делает) – источники средств существования поэта. А ведь, помимо расходов на еду, есть еще типографские и почтовые расходы (особенно, почтовые, листовки он рассылает по десяткам и сотням адресов, в редакции газет, русских и зарубежных, а также популярным литераторам). Олимпов не продает свои стихи в магазинах, да и кто бы их купил, он ставит на листовках заоблачные цены, «Феноменальная Гениальная Поэма» стоила сто рублей, цена за одно прочтение «Глагола Родителя Мироздания» составляла тысячу (фунт мяса, это примерно четыреста грамм, можно было купить за рубль).
Больше всего дивидендов принесет листовка «Глагол Родителя Мироздания. Негодяям и мерзавцам»:
«Я считаю фунт хлеба за роскошь.
И из чайной беру кипяток.
Одолжить семь копеек попросишь
И поджаришь конинный биток.
Рыдайте и плачьте кто может,
Великий Поэт в нищете».
В конце листовки опять указан адрес Олимпова. На открытый призыв о помощи откликается Валерий Брюсов. На предложение Брюсова помочь, Олимпов отвечает в своем стиле («Я – самый светлый человек, который возможен в мироздании», «И меркнут все жизни Вселенной перед Престолом Моего Величия», «Все Великое в России кажется смешным и ненормальным»). «Не выёбывайтесь»,- ответил Брюсов. Ну, не совсем так: «Были годы, когда я сам писал письма тем стилем, как Вы теперь, и поэтому знаю его цену и смысл. Напишите мне просто, в чем дело». Олимпов просто попросил 31 рубль. Брюсов дал 25.
На эти деньги Олимпов издаст «Проэмий Родителя Мироздания», как обычно, на листовке есть просьба о донатах: «Обязую всякое читающее ухо высылать, сколько которое может, денег К. К. Фофанову (Петроград, Широкая, 39, кв. 12) для просеивания мебельной одежды планеты сквозь решето суточного движения мозга на земном шаре». В этой листовке он назвал себя Всемогущий и Всезнающий Великий Мировой Поэт.
Олимпов не был сумасшедшим, это неоднократно (у многих часто возникали сомнения) подтверждали врачи. Он был Создателем Эго-Футуризма и оставался верен ему до конца. Все его творчество – это последовательное развитие собственных идей. Практически каждая стихотворная листовка, так или иначе, отклик на какую-нибудь злободневную тему. В конце концов, раз он не умер с голода и с таким упорством продолжал выпускать свои поэзы, это приносило какие-то доходы. О, нет! Олимпов совсем не был сумасшедшим! По замечанию Е. А. Голлербаха, «он низвел литературу до уровня бытовых неурядиц и сделал событием национальной культуры свое трудное материальное положение». И это был его личный Путь в искусстве. Пусть странный и сложный, но свой.
С восторгом (Вселенским Восторгом) он принял Февральскую, а затем Октябрьскую революцию (Да здравствует коммуна интернационала! // Да здравствует Звездная коммуна — О_л_и_м_п_и_з_м! // Да здравствует Социальная революция //Титанического Пролетариата!): «В 1917 году я обрадовался свободе печати и, опубликовав «Паррезию родителя мироздания», занялся общественной работой… Когда приехал В.И. Ленин… мне приходилось неоднократно встречаться с ним на улице. Он производил положительное впечатление, и я хотел организовать партию Олимпистов как блок поэзии футуризма с коммунизмом… Приезд Ленина в запломбированном вагоне напоминал мне мое хождение в галстуке с петлицей».
Олимпов работал в избирательной комиссий в Учредительное собрание, ездил с продотрядом, служил в Красной армии. И почти еженедельно посылал в Кремль письма с рифмованными «указаниями», и полагал, что Ленин эти указания выполняет (он же считал, что у них с Лениным много общего), что именно благодаря его письмам Красная армия победила в Гражданской войне, а потом был введён НЭП.
Возможно, он мог сделать неплохую партийную карьеру, делали ее люди и поэксцентричнее. Но Олимпов был Великий Мировой поэт, какая тут партийная карьера. Олимпов собирает вокруг себя старых товарищей (Грааль-Арельский) и молодых поэтов (братья Смиренские, Александр Измайлов, Константин Вагинов, который потом будет близок к ОБЭРИУ) и организует «Кольцо поэтов», планируя широкую издательскую и гастрольную деятельность.
В 1922-м Олимпов издает последнюю свою брошюру «Третье Рождество великого мирового поэта Титанизма Великой Социальной Революции Константина Олимпова, Родителя Мироздания» и листовку «Анафема Родителя Мирозания» с подзаголовком «Проститутам и проституткам»:
«Достойны ль вниманья, достойны ль сочувствий
Звезда и планета, созвездья, вселенство,
Когда я, Олимпов, гордыня искусства,
Себя прославляю, своё совершенство?!»
И отсылает ее, помимо обычных адресатов, Ленину, Троцкому, Луначарскому, Зиновьеву и Каменеву, «Ваше молчание сочту за слабость мысли перед моим величием». Зиновьев отреагировал краткой резолюцией: «Выяснить, кто такой Олимпов и не сумасшедший ли он?» Олимпов был отправлен на психиатрическую экспертизу, которая, однако, признала его нормальным, не считая «переразвития некоторых умственных способностей, в частности – памяти».
После этого Олимпов практически не печатается, его объединение «Кольцо поэтов» закрывается по решению ЧК 25 сентября 1922-го. Всемогущий, вездесущий и всезнающий, всеблагий, всеправедный, всевечный, великий мировой поэт работает на скотобойне, на свалке, еще черт знает где. Денег не хватает даже на еду, не то, что на издание стихов. Да и вряд ли это было бы возможно с уже жесткой советской цензурой.
Известно, что в конце 1926-го встречи с Олимпов искал Даниил Хармс, планируя привлечь Олимпова в качестве одного из участников своего «Левого фланга». В то время Великий Мировой Поэт, кажется, уже порвал с богемным образом жизни, иногда, впрочем, выходя на Марсово поле, торговать билетами на Луну (это не какой-то эвфемизм, натурально, торговал). Каким-то образом до нас дошла записка, оставленная Хармсом Олимпову: «Многоуважаемый Константин Константинович, я был у Вас с одним товарищем и очень сожалею, что не застал дома. Буду очень рад, если Вы позвоните по телефону 90–24 и зайдете ко мне. Даниил Иванович Хармс». Также в архиве Хармса найдена рукопись стихотворения Олимпова «Буква Маринетти», на рукописи краткая рецензия товарища Хармса Джемлы-Виглянского: «Это дермо» (так, без мягкого знака).
Встреча с обэриутами, судя, по всему, не состоялась.
19 сентября 1930 года Олимпов арестован по делу «антисоветской группировки среди части богемствующих писателей города Ленинграда». 2 января 1931 г. был осужден еще по одному делу. Олимпову инкриминировалось чтение в литературной компании обличительных стихов. И сколько он ни утверждал, что стихи были написаны десять лет назад и обличают ныне разоблаченных Троцкого и Зиновьева, его осудили.
Мало что известно о его дальнейшей судьбе. Освободился в 1938-м году. Умер 17 января в Омске, всеми забытый, но, безусловно, верный делу Вселенского Эго-Футуризма. Местонахождение его могилы неизвестно.
– Если ты будешь писать стихи, – говорил отец,– ты будешь несчастным человеком.
Летом 2019 в издательстве "ТЭСЛИТ" выходит книга стихов Константина Олимпова "Ты", первая публикация поэта отдельным изданием с 1922-го года".
Подборка стихов
Интерлюдия.
Эмпиреи — эмблема феургий,
Силуэт сабеизма фетиша.
В роднике вдохновенных вальпургий
Ищет лунное сердце финиша.
Электрический пламень миража
Обескрайнил кудрявые спазмы
И волна вольной волнью виража
Метит путь из огня протоплазмы.
Искрострунный безгрёзия крензель
Тки, шутя экзотичную гибель.
Позвони литургийных бурь вензель
И себя светом солнечно выбель.
Музыкальных религий хоругви
Нюансируют в радужной гамме.
Мы — поэты, пророки, хирурги —
Молньеносно играем богами!
<1912>
Тройка в тройке.
Тройка в тройке колокольной.
Громко, звонко пьяной тройке.
Колокольни колокольней
Колокольчик бойкой тройки.
В тройке тройка пой, как тройка,
Звонко, громко, пьяно, тройко!
Колокольчик колокольный
Колокольни, колокольней!!!
Колокольчик звонче тройки.
Колокольня колокольни!
Тройка тройкой колокольней!
В тройке тройка пьяной тройки.
12 Февраля 1912 г.
Шмели.
Шмели серебросные крылят, ворча бурунами,
Смеются броской солнечью над людными трибунами.
Пилоты смелоглазые, шмелей руководители,
В безветрие стрекозятся в эмалевой обители.
Небесная игуменья—симфония влюбления—
Молчит молчаньем траурным в друидном отдалении.
Бурлится шум пропеллеров. Глаза толпы овысены.
Восторгом осиянна сверкает солнца лысина.
Ослабли нервы летные. Пилоты жутко ерзают.
Летят к земле. Встречайте их рукоплесканья борзые!
***
Я хочу быть душевно-больным,
Чадной грезой у жизни облечься,
Не сгорая гореть неземным,
Жить и плакать душою младенца
Навсегда, навсегда, навсегда.
Надоела стоустая ложь,
Утомили страдания душ, —
Я хочу быть душевно больным!
Над землей, словно сволочный проч,
В суету улыбается Дьявол,
Давит в людях духовную мочь,
Но меня в смрадный ад не раздавит
Никогда, никогда, никогда.
Я стихийным эдемом гремуч,
Ослепляю людское злосчастье.
Я на небе, как молния, зряч,
На земле — в облаках — без поместья.
Для толпы навсегда, навсегда,
Я хочу быть душевно-больным!
<1912>
Флейта славы.
Я От Рожденья Гениальный —
Бог Электричеством Больной.
Мой В боге Дух Феноменальный
Пылает Солнечной Весной.
Сплетая Радуги Зона,
Огни Созвездий Сотворил.
Давно-Давно От Ориона
Пути Вселенных Искрылил.
И На земле Явился В Нервах,
Сверкая Сердцем Красоты.
Строфами Светозарных Перлов
Спалил толпу Грозой Мечты.
Войдя В Экстаз — Великолепен —
В "Пенатах" Пением Звучал.
Тогда Меня Великий Репин
Пером Великим Начертал.
Я — Самодержец Вдохновенья,
Непогрешимец Божества.
Собою Сам, Творец Творенья,
Бессмертной Жизни — Голова!
Полдень 1 мая 1914 г.
Майлада
(Пролог Революции).
Весь В Облаках Орбитного Мышленья,
Я Не Ищу Внимания Людей
На Наковальне Солнцем Вдохновенья
Я Выковал Созвездия Идей.
И Голосом, Как Космоса Громада,
Я Говорю Всему Самим Собой:
Весь Мир—Борьба! Смирения—Не Надо!
Долой—Христа! Да Здравствует—Разбой!
Глагол родителя мироздания.
(Буквы произносятся густым басом).
НЕГОДЯЯМ и МЕРЗАВЦАМ.
Олимпов Родил Мирозданье.
Бессмертная Жизнь Клокочи.
Великое Сердце Страданья
Безумную Лиру Звучи.
Да будет проклята земля!
Да будут прокляты земные!
Эдемной Славы Бытия
Не понимают рты глазные.
Меня поносят и клеймят
Последней руганью собаке,
Со Мной помойно говорят,
Ютят на кухне в чадном мраке.
Меня из дома прогнали родные
За то, что не работаю нигде.
Помогите эфиры льняные
Прокормиться Вечной Звезде.
У Меня даже нет полотенца,
Чтобы вытереть плотски лицо.
Я Блаженней любого младенца
Пробираюсь сквозь будней кольцо.
Я считаю фунт хлеба за роскошь.
И из чайной беру кипяток.
Одолжить семь копеек попросишь
И поджаришь конинный биток.
Рыдайте и плачьте кто может,
Великий Поэт в нищете.
И голод Его не тревожит,
Он Утаился в Мечте.
Не Надо Мне денежных знаков и службы, и дружбы на ярмарке будней,
Не Приемлет земного Бессмертное Зодчество,
Духовно Питаясь Единственно Космосным Звоном Из Ангельских Лютней,
Торжествует Над Богом Мое Одиночество.
Я—Дома В Звездное Лото
Играю С Наготой.
Не Приходи Ко Мне Никто
На Разговор Пустой.
Любовь.
Для тебя, сияющей над всеми,
Много слов истратили поэты.
Ты у всех встречаешься в поэме,
В честь тебя слагаются сонеты.
Отчего же я тебя не славлю,
Не хвалю, как хвалят все поэты?
Оттого, что скоро я оставлю
Плотский мир, голодный и раздетый.
Константин Олимпов. 1928 г.
