«Последний
экспресс»
СОДЕРЖАНИЕ:
Часть первая. Чёртов Джои Бартон!
Часть третья. Химия в моей голове
Часть четвёртая. Новый порядок для ниггеров
Часть пятая. Boxing Day
Прежде чем ехать в издательство, мне всё же нужно было разжиться какой-то наличностью. Хотя бы двумя тоннами дерева.
Не знаю, как там мои миллионы, но уже завтра, в понедельник, я всё же планирую встретиться с Мелиссой. Надеюсь, бывшая тёща на этот раз будет дома. Если она перенесёт встречу с дочерью ещё раз, клянусь богами, я сверну ей шею!
Я задолжал дочери подарок. Настоящий подарок, а не какие-то конфеты или куклу.
Вообще-то у неё две мечты – велосипед и собака. Точнее, шпиц. Я ничего не имею против шпицев – вполне себе симпатичные зверушки. Только жаль, у меня на собак аллергия. Как и на котов. Но коты не стоят сто тысяч рублей! Именно столько, как мне сказали, стоит хороший чистокровный шпиц. Мир сошёл с ума!
Надеюсь, хоть кошки стоят дешевле. И вообще, у нас во дворе каждое лето котят – завались. Люди себе потихоньку разбирают. Там возле теплотрассы ещё остались. Очень даже милые котята, хоть и порядком подросли. Жаль только, что Мелисса хочет не котёнка, а шпица.
Впрочем, у меня самого отношения с котами – не очень. После изобилия тещиных тварей, в окружении которых я прожил полгода, у меня выработалась на них аллергия, и теперь я вообще не переношу их на нюх!
Помнится, больше всех меня любил кот Ричи – мерзавец от меня ни на шаг не отходил, чем откровенно сводил с ума. Бедолага помер не так давно.
Но собаки всё равно не будет. Не завтра. В любом случае, даже если я сумею увеличить выигрыш в пятьдесят раз и раздобуду нужную сумму, деньги будут у меня, в лучшем случае, только ночью. Если ночью в «Торнадо» будет столько наличности. Может и не быть. Меня могут попросить подождать до утра.
Где я успею раздобыть шпица?
Чтобы получить сто штук, нужно ставить два экспресса по 50 к 1, а это дело очень рисковое. На две тысячи я хотя бы смогу купить Мелиссе конфеты и куклу.
На хуй эти соблазны! Нужно быть рациональным. Тем более, пара штук уйдет на чаевые и погашение кредита. Значит, это уже 51 к 1. Именно такие ставки принимают на откровенных лузеров любого турнира – хоть в футболе, хоть в бобслее. На аутсайдеров, у которых нет никаких шансов, только слепая надежда на чудо.
Конечно, ещё год назад на «Лестер» ставки вообще ставили 5001 к 1, но всё это уже легенда – красивая история. И мне сейчас не до «Лестера». Мои экспрессы и будут коллективным «Лестером», где вероятность ошибки возрастает с геометрической прогрессией.
Нужно ставить не больше, чем 15-20 к 1. Как-то так.
Я собираюсь провернуть небольшую схему и отправляюсь к своему бывшему помощнику по издательскому бизнесу, имя которого я не стану сообщать назло следствию. Из дома я прихватываю целый пакет книг, чтобы обменять их на гашиш, который употребляет мой приятель. Денег у него, увы, тоже нет.
Я созваниваюсь с ним, и тот соглашается дать мне пару грамм гашиша за последние издания эссе доктора Хантера и Ноама Хомского.
Ехать к нему всего пару станций по прямой ветке. Мы встречаемся прямо на перроне. Вокруг мусора и даже собаки. Овчарки выглядят вполне дружелюбно и даже виляют мне хвостами, глубоко дыша, жизнерадостно вывалив слюнявые розовые языки, но я стараюсь не подходить к ним слишком близко, чтоб звери не учуяли гашиш, и увожу своего приятеля на другой край станции.
После этого я отправляюсь к товарищу Факи – киевскому эмигранту Антону, свалившему из Украины в разгар мобилизации. Никто не хочет умирать.
Мы встречаемся в невзрачном кафе в районе Шоссе Энтузиастов. Впрочем, тут наливают. И на том спасибо.
Главное же – у Антона есть деньги. Я перепродаю ему камень и два раритетных тома Фридриха Ницше. За всё это богатство я получаю две штуки рублей.
Если бы у меня было время, книги можно было бы двинуть вдвое дороже. Но времени у меня нет. Нужно спешить. Антон угощает меня пивом, но книги берёт неохотно, говорит, что предпочитает Льва Толстого и всё в том же духе. Чёртова молодёжь!
Едва получив на руки две тысячи, я тут же снова думаю, что неплохо было бы их поставить. Эта мысль поглощает меня. Сейчас как раз начинается уйма матчей. С утра я мельком глянул сегодняшнюю линию – там было много чего интересного.
Тут где-то наверняка должна быть контора! У Антона красивый смартфон, он постоянно что-то щёлкает в нём по экрану. Он может легко узнать, где тут обитают букмекеры.
Я уже хочу озвучить ему свой вопрос, но Антон предлагает выпить ещё, и я беру себя в руки, понимая, что для большой игры мне нужны большие деньги. Как я и планировал. Поэтому сперва нужно посетить издателя – выбить из него по максимуму. А потом уже поставить – с чувством, с толком, с расстановкой.
В конце концов, матчи играются круглые сутки, и под вечер в линии стоит достаточно событий, чтобы сконструировать из них ряд вкусных экспрессов и засунуть несколько штук по ординарам.
Конечно, пока мы тут прохлаждаемся, мои денежки могли бы работать в начинавшихся в ближайший час встречах. Но с таким же успехом они могут и сгореть. Не нужно спешить. Это ни к чему.
Мы выпиваем по второму пиву, и я замечаю, что Антон явно хочет мне что-то сказать, но будто стесняется. Или боится. Его глаза начинают бегать.
Я предлагаю ему циклодол – я всегда вожу с собой пару таблеток. Антон мои таблетки никогда не пробовал, поэтому на первых порах смущается. Он берёт по третьему пиву и после некоторых колебаний принимает одну таблетку, после чего молчит минуту, ожидая, когда его вот-вот вставит. На что я лишь смеюсь и, чтобы подбодрить его, сам с удовольствием принимаю оставшуюся таблетку. На лице Антона проскальзывает лучик облегчения.
Наконец, Антон наклоняется ко мне как можно ближе и с максимальной деликатностью спрашивает, не нужна ли мне граната. Обычная граната, ничего такого – РГД-5.
Некоторое время я размышляю: нужна ли мне граната? Граната, конечно, штука полезная сама по себе. На учениях с моим ростом и размахом рук я метал 600-граммовые муляжи за 50 метров. Да я бы легко мог устроить чёртов теракт. Ха-ха!
Только вот, учитывая слабое зрение, я всё же предпочёл бы проверенные методы войны – нож или ствол. Если стрелять с близкого расстояния, разумеется. Но, думаю я, граната, конечно, тоже всегда пригодится. Как же без гранаты-то?
Антон совсем разнервничался. А ему бы следовало расслабиться и получать удовольствие. Тем более что пиво максимально сглаживало эффект неожиданности от циклодола. Чего дёргаться? Он же предлагает сходить к нему и увидеть всё собственным глазами.
Как и все эмигранты, Антон часто менял квартиры, перебираясь с одного пригорода Москвы в другой. Тащиться за МКАД мне не хотелось, даже несмотря на то, что у Антона был камень, и я был не прочь убить пяток плюх. А лучше сразу десять.
К тому же, у меня были дела.
Я принялся отнекиваться и собрался свалить. Но Антон успокаивает меня – он снова сменил место обитания и теперь живёт не в жопе, а сразу тут, недалеко, возле Шоссе Энтузиастов.
Смотрю на часы – время ещё есть. К тому же, если я ещё немного выпью и покурю, Земля не сойдёт с орбиты.
Меня это дерьмо не возьмёт. А желание обладать гранатой потихоньку становится навязчивым, поэтому мы берём ещё по кружке пива, выпиваем его залпом и отправляемся к Антону.
Снова начинается дождь. Снаружи, в отличие от уютной хоть и бюджетной пивной не так хорошо. Тут отвратительно.
Мне становится холодно и грустно. Антон идёт быстро. В здешних местах я не разбираюсь, и мне только и остаётся, что следовать за ним.
Как по мне – это тоже жопа. Вокруг хрущёвки и остатки промзоны.
Поэт написал краской на куске разломанного бетона:
Евреи плачут у стены,
Стена рыдает без расстрелов.
Так вылечим рукой умелой
Два горя маленькой страны!
Символично. Внизу подпись – Т. Краснов. А это ещё что за чёртов Прометей? Провокатор какой-то, наверное. Правда сегодня была никому не нужна. Нужно крепиться и сплачиваться. Сплачиваться и крепиться.
Я трогаю в кармане куртки ТТ. Многие недоумевают: как это я не боюсь шастать по Москве со стволом? Подозреваю, большинство глупых хомячков, задающихся этим вопросом, видели полицию только в сериалах НТВ, поэтому и начинают писаться при первом упоминании о ней. В жизни, конечно, полиция ещё хуже киношной. Но дело не в этом. Полиция никогда не остановит никого из них, потому что они на хуй никому не нужны. Как бы страшно им ни было. У полиции в Москве хватает забот и дел, в смысле doing business. А с хомячков кроме позапрошлогоднего айфона и взять нечего.
Ну а что касается меня – менты сами обходят меня стороной. Эта карма.
Чувствую, сегодня у меня будет настоящий Boxing Day. Но придётся изрядно повозиться.
Циклодол начинает понемногу отпускать. Хочется ещё. Я уже жалею, что отдал Антону вторую таблетку. Он всё равно ничего не понял. А мне бы она сейчас очень пригодилась.
Я стараюсь отвлечься, чтобы меня не накрыла паранойя, и начинаю курить. Антон тоже курит сигарету за сигаретой. Его прёт, но под пивом, похоже, он даже не осознаёт этого. Печально. У него-то паранойи сейчас точно нет. Идёт и тихо веселится себе. Но я знаю, что этот прилив радости – явление временное. Скоро ему станет не так хорошо. И захочется ещё. Впрочем, судя по всему, Антон вряд ли станет принимать циклодол во второй раз. Очень-очень жаль!
Спрашиваю про гранату. Вокруг никого нет. Только гаражи да кривые бетонные стены. Но я всё равно стараюсь говорить тихо. Всё это звучит таинственно. Я снова трогаю ТТ. Стрелять мне совершенно не хочется.
Антон быстро и с энтузиазмом рассказывает, что нашел гранату недавно – совершенно случайно, в электричке на 47-й километр. Он ехал с работы на предыдущую съёмную квартиру, чтобы собрать остаток вещей. Был уже поздний вечер, почти стемнело. В электричке было немноголюдно, зато живописно. Кроме нескольких бабок и уставших мужиков в вагоне находились ещё какие-то религиозные фанатики. Баптисты, как разобрался по ходу дела Антон.
Они сразу присели ему на уши, решив затащить в свою секту. Ехать было н, делать было нечего, поэтому Антон уже собрался непринуждённо поболтать и выслушать их теорию мироздания, когда на одной из станций ситуация изменилась самым кардинальным образом.
Из вагона вышли бабки и уставшие мужики. Потом Антон думал, мог ли оставить гранату кто-то из них? Вряд ли. Подозрительный пакет он увидел уже в самом конце сцены – когда всю эту вакханалию прервали полицейские.
Вместо бабок и уставших мужиков в вагон зашла парочка бомжей. Появился соответствующий кислый запах. На них никто не обращал внимания. Старался не обращать – для этого даже не нужно было сговариваться. Это было понятно и без слов.
Баптисты продолжали свою доверительную проповедь и уже вложили в руки Антона брошюры с адресами и телефонами – куда жертвовать свои деньги, тело и душу.
Они продолжали стараться не смотреть на бомжей. А чего на них смотреть? Смотреть на бомжей – потенциально самая большая ошибка в подобной ситуации, потому что ваше внимание наверняка будет расценено, как приглашение к диалогу. Вы ведь точно не хотите этого?
Вообще, конечно, бомжи тоже бывают разные – борзые и не очень. Как правило – не очень. Но эти были исключением – очень борзыми. Даже чересчур. И вместо того чтобы просто пройти мимо, как мысленно, тоже не сговариваясь, надеялись Антон и баптисты, бомжи встали прямо над ними, нависнув густо дымящимися зловонным паром массивными фигурами.
Антон признался, что в тот момент у него буквально перехватило дыхание. Он начал задыхаться. Ему нечем было дышать!
Я подумал, что вот тут бы точно пригодился ТТ – самый подходящий аргумент для общения с бомжами, противостояние с которыми само по себе носит достаточно специфический характер из-за всплывающих вопросов гигиены. Бить бомжей без аргументов руками или даже ногами – брезгливо. Прямой контакт с ними вообще казался плохой идеей. Даже дышать с ними одним воздухом было опасно.
Вот и Антон попытался не дышать, но его хватило всего на пятнадцать секунд, после чего он тяжело, как старый добрый курильщик со стажем, закашлялся и глубоко вдохнул мутный отравленный воздух. Бедолагу чуть не вырвало.
Тем временем баптисты уже переключили своё внимание на бомжей – они испуганно смотрели на огромных пришельцев снизу-вверх, должно быть, впервые в жизни осознавая, что их Бог и Мессия, или в кого они там, чёрт побери, верят, им сейчас никак не помогут.
Баптисты принялись что-то лепетать. Должно быть, молились. Антон не мог разобрать ни слова. Да и бомжи их не слушали. В одно мгновение Антона осенило, что эти отбросы были не просто пьяны, а пребывали под кайфом. Бомжи были буквально пропитаны каким-то дерьмом. Им будто ввели вакцину ярости. Антон смотрел в их чёрные разбухающие звериные морды, тихо молясь, чтобы они не посмотрели на него в ответ.
Через мгновенье бомжи обрушили всю свою смрадную мощь на баптистов. Они дрались два на два. Баптисты тоже были парни не самые маленькие, но на стороне бомжей была решительность и сила адского духа. Дерьмо, которое они разогнали себе по венам, оказалось сильнее всей чёртовой Баптистской церкви.
Бомжи месили фанатиков уже с полминуты, когда с Антона сошло оцепенение, и он атаковал их с тыла. Он не помнил, сколько они дрались. Судя по расписанию – до следующей станции было ещё пять минут ходу.
Там в вагон ворвались полицейские – ещё более огромные, чем бомжи. К тому моменту Антон и баптисты были практически сокрушены. Схватив бомжей за шкирки, менты с грохотом вытащили их на свежий воздух. Следом бросились баптисты.
Антон остался один.
Когда поезд тронулся, он лишь проводил взглядом перрон, пустоту которого разбавляли избивающие валявшихся у них в ногах бомжей полицейские, да смиренно взирающие на это баптисты.
После этого Антон и увидел тот самый пакет – обычный, бумажный, словно из фаст-фуда, куда засовывают буррито и прочую дрянь. Внутри была граната.
Первой мыслью Антона было гранату не брать и даже вообще не трогать. Действительно, подумал он, на кой хрен ему граната? Но через пару секунд, оглянувшись и убедившись, что в вагоне кроме него никого не было – только он, один одинёшенек, – любопытство взяло в нём вверх над осторожностью, и Антон таки достал её – это была РГД-5.
В гранатах Антон не разбирался, но её сразу узнал. Сначала он подумал пойти и сдать гранату полиции у себя на станции. Объяснить им, как всё было. Но потом Антон вспомнил огромных злых ментов, буквально смявших не менее ужасных бомжей, и резонно решил, что его никто и слушать не станет.
Бомжи? Но откуда бы у бомжей взялась граната? Да и разыскивать их он тем более не собирался.
Оставались ещё баптисты, тем более, у него имелись контакты. Антон глянул брошюры –церковь базировалась где-то в Раменском. Но, думал он, если пакет оставили баптисты – это было, пожалуй, хуже всего. Кто знает, что на уме у этих психов. Во что реально они веруют? И что принимают? Слишком уж проникновенно и внимательно они смотрели на него во время беседы. Во всяком случае, сейчас ему казалось, что так оно и было. Они будто не просто обрабатывали своей псевдорелигиозной хренью, а изучали его.
Изучали! Антону вдруг стало страшно. В Раменском его будет легко вычислить. Да, он оттуда съехал, но следы всё равно остались. Потянут баптисты за ниточки, и клубочек сам приведёт к нему.
Антон уже даже подумал положить гранату на место, но вспомнил, что оставил на ней опечатки своих пальцев.
Электричка прибыла на перрон. Конечная станция. За грязным стеклом мелькали огни и тени. Двери с шумом отворились. Из динамика хмуро попросили покинуть вагон. Поезд дальше не шёл. Антону показалось, что кто-то настойчиво заглянул в окно. Он судорожно сунул гранату в карман куртки и бросился прочь из вагона.
В первые дни его мучила паранойя. Каждый раз, ездя в электричке или проходя в районе вокзала, Антон в панике высматривал знакомых баптистов, бросаясь прочь при виде любых полицейских или бомжей.
Он вёл себя странно, ещё больше привлекая внимание. Да уж, гашиш был ему очень нужен. Но прошла неделя, пошла вторая – и ничего не происходило. Антон даже начал думать, что граната в бумажном пакете была оставлена четвёртой, неведомой ему стороной. Она так и ехала на скамейке, пока он болтал с баптистами, просто они не обращали на неё никакого внимания. Так оно и было!
Внушив себе эту версию событий, Антон успокоился. Но желание избавиться от гранаты стало ещё сильнее. Оно стало навязчивым и казалось жизненно необходимым.
Взять просто и выбросить её он не решался. На всякий случай Антон стёр с РГД-5 вымоченной в водке ватой отпечатки пальцев и вообще сделал гранату девственно чистой, после чего сунул её в одноразовый целлофановый пакет.
Пока Антон рассказывал все эти охуительные истории, мы, наконец, дошли до его дома. Прикинув, что мне предстоит столько же идти до метро обратно, я приуныл. Но вспомнив о камне, вновь приободрился. Жизнь переменчива.
Соседей Антона в квартире не было. По-быстрому сообразив пустую пластиковую бутылку из-под минеральной воды, я принялся лепить плюшки. Увидев, что я леплю от души и много, Антон поспешно заявил, что с него, дескать, хватит и двух штук. На что я ответил, что всё это несерьёзно, и лучше бы он принёс пива.
У Антона было только два литра «Охоты». Спасибо, хоть не крепкой.
Мы принялись убивать плюхи. Одну за другой. После первых двух Антон снова попытался сопротивляться, но я убедил его продолжить.
Между плюхами мы делали перерыв, покуривая сигареты и попивая пиво.
Курили мы на балконе. За стеклом снова начал моросить мелкий дождь. Выходить из тепла не хотелось.
Пока мы курили, из-под раковины напротив отворённой двери выполз сначала один таракан, а потом второй с третьим. Они были достаточно жирными, чтобы я смог их увидеть даже с такого расстояния. К тому же, моё зрение до сих пор было обострено благодаря циклодолу, а на кухне, несмотря на день, горел свет.
Антон говорит, что здешнее подмосковное электричество слишком дешёвое, и он жжёт его из чувства противоречия назло системе днями напролёт. Поэтому я увидел тараканов во всей красе. Они почти чёрные, с чуть зеленоватым оттенком. Это хорошо.
Чем светлее таракан – тем он отвратительнее. Однажды мы закусывали жареными тараканами густое крафтовое пиво в одном из лондонских пабов с Джеймсом Хэвоком, в миру – Джеймсом Уильямсоном, автором «Мясной Лавки в Раю» и основателем издательства «Creation Books».
Уже в те времена, два десятка лет назад, тараканами никого нельзя было удивить. Тараканы и тараканы, под пиво сойдёт. К тому же, те тараканы были куда крупнее этих, выползших из-под раковины. Наши гости были крупными, но те – куда крупнее. Жирнее. Мясистей.
Вообще съесть из живых существ можно многое. Наверняка всё. Китайцы едят даже медуз, называя их «хрустальным мясом». Весьма поэтично, а вы ещё обвиняете китайцев в черствости. Впрочем, до таких крайностей я не опускался, ограничившись поеданием змей и крокодилов – этого добра в Лондоне было полно.
Появившиеся же гости вели себя нагло. Они принялись быстро бегать по плиточной стенке, прячась за грязными чайными стаканами и хлебной доской.
Я толкнул Антона. От гашиша его основательно прибило, отчего сперва он даже не сообразил, что происходит. Но я ткнул ему в тараканов прямо пальцем. Антон не смог их не увидеть и просто обомлел в немом ужасе. К тараканам он относился более предосудительно, чем я. Попытавшись рассмешить Антона, я заверил его, что есть их нам не обязательно. Но, похоже, он был слишком накурен, чтобы понять мой тонкий юмор.
За окном всё собирались тучи. На балконе почти совсем стемнело. Стёкла частично закрывали сплошные пыльные жалюзи. На другом конце до потолка громоздились наслоения хлама. Гашиш мерцал таинственным огоньком в дымной бутылке, словно звезда Млечного пути.
Я сделал по последней плюхе. Антона уже порядком развезло, несмотря на циклодол. Оно и неудивительно – отсутствие опыта. Да и легче он меня раза в полтора.
Прежде чем убивать остатки, чтобы отстрочить свой уход в эту мокрую серость, я говорю Антону принести гранату. Он тащит её прямо в пакете. Когда я доставал её, он выглядит встревоженным, но я притворяюсь, что не замечаю этого.
РГД-5 приятно ложилась в ладонь, была тяжелой и прохладной. Я продолжал вертеть её в руках, догадываясь, что Антон наверняка хочет мне её отдать. Но первое предложение должен был сделать он. Однако Антон не решался.
Я положил гранату на подоконник и вытянул нам через сигарету по последней плюхе. Антон зевнул. Его откровенно рубило. Алкоголь, гашиш и долгая пешая прогулка победили циклодол.
Усталость взяла своё, и он ненавязчиво поинтересовался, не хотел бы я её приобрести.
– Я гуглил – могу отдать за сто баксов, – предложил Антон.
– У меня нет ста баксов, – ответил я.
– Ну, хотя бы пять тысяч рублей, – сказал он.
Платить за гранату не хотелось. Разве что удастся сорвать большой куш. Вот тогда – другое дело. Тогда можно закупить не только РГД-5, но и целый арсенал к имеющимся у меня стволам.
Я хмуро подумал, что желающих прийти ко мне, чтобы спросить денег, если гипотетический выигрыш станет достоянием общественности, а так оно, ебать-колотить, и случится, будет предостаточно.
Ещё не выигранные миллионы уже жгли и плавили мне мозг. Чёртовы миллионы! Чёртовы алчные мудаки!
Антон понял, что я не собираюсь платить. А я, что он слишком устал, чтобы спорить со мной и вообще сам хочет поскорее избавиться от гранаты. Это сразу было понятно.
Я снисходительно предлагаю ему взять её на время, и если большой выигрыш всё же случится – пока мы курили, я успел поделиться с Антоном своими грандиозными планами, не боясь сглазить удачу, а наоборот, считая, что играть нужно именно так, не боясь, с открытым забралом, – я обязательно отдам ему пять штук.
Ну, или расплачусь гашишем и книгами.
Несмотря на то, что мои книги Антону откровенно на хуй не нужны, гашиш в Москве – валюта твёрдая. Книги же пойдут довеском.
Тем более, я вижу, что мрачно лежащая на подоконнике РГД-5 уже наводит на него ужас, и Антон уже искренне хочет сплавить её мне. Если бы я продолжал осаду, он бы сам доплатил, чтобы я забрал её поскорее.
Пиво начинает подпирать. Захожу облегчиться в туалет. После циклодола моча привычно пахла адской серой.
Я кладу гранату в карман куртки. В другом кармане у меня ТТ. За поясом – нож. Пора ехать в издательство. Я залпом допиваю пиво, одеваюсь и выхожу за порог.
Антон уже почти спит. О моей победе он так и не узнает. Мы прощаемся с ним навсегда.
