Содержание:
Август
Я ехал в автобусе с работы. Кто- то толкнул меня. Я не видел, кто. Думал — может быть, случайно. Потом толкнули еще раз, и я повернулся. Маленького роста мужичок со сморщенной рожей. Видно, что ненормальный. Говорить он, наверное, не мог, но сделал жуткую угрожающую рожу и вывернул карманы своих штанов: смотри, мол, денег нет, это ты у меня их украл.
Я отвернулся, но он снова меня толкнул и снова показал на карманы, потом вытащил откуда- то шариковую ручку и замахнулся на меня. Я не знал, что делать. Вдруг он какой- нибудь буйный? Я бы мог ему навешать, но жалко. Или выкинуть из автобуса "для профилактики"?
Мужик смотрел на меня, по- прежнему со злобной рожей, водил ручкой в воздухе, делал угрожающие жесты. Я чувствовал, что меня пугает его ненормальность, из- за которой он мог сделать что угодно – например, ударить меня ручкой в глаз.
Отойти от него или выкинуть из автобуса? В это время один из пьяных мужиков, стоявших рядом, повернулся в нашу сторону.
— Э, хули ты хочешь? – спросил он у идиота.
Тот не реагировал.
— Э, ты что, не понял?
Идиот махал руками и по- прежнему злобно на меня смотрел. Потом повернулся к мужику и опять вывернул карманы, теперь для него.
— Деньги? Какие на хуй деньги? У тебя там их не было никогда, — мужик посмотрел на меня. – А ты что стоишь? Ебнул бы ему.
— Жалко. Все- таки, неполноценный.
— Нечего таких жалеть. Нету на них Гитлера – горели бы за всю хуйню в крематории.
Он вдруг резко ударил идиота по яйцам. Тот присел. Автобус подъехал к остановке, дверь открылась. Мужик ударил его еще раз, и тот вылетел из автобуса, нелепо взмахнув руками. Ручка выпала из его руки и упала на тротуар.
Какой- то пожилой дядька с портфелем укоризненно посмотрел на мужика.
— И как вам не стыдно, молодой человек? Вы же на убогого руку подняли.
— Не пизди.
Дядька отвернулся.
*
Дома я выпил две бутылки пива, но стало не лучше, а наоборот грустно и вонюче. Я чувствовал себя куском говна, случайным, никому на хер не нужным человеком в большом злобном городе, набитом всякими уродами и дегенератами. И если ничего не изменится, я могу стать таким же, как они. Подкарауливать беззащитных детей и женщин и убивать их в темных зассанных подъездах и получать от этого свой извращенный кайф — такой кайф возможен, только если убиваешь беззащитного. И однажды меня арестуют, и менты будут знать, кто я такой, и в газетах напечатают мой портрет и большую статью, и в тюрьме все тоже будут знать про это и будут мне мстить за то, что я сделал с беззащитными, а потом меня убьют.
Под эти мысли я вырубился — как был, в одежде, и при включенном телевизоре — и проснулся только утром, часов в десять. Была суббота. За окном висело серое пасмурное небо — такое, как часто бывает в конце августа, как специально, чтобы испортить настроение, чтобы напомнить, что лето вот- вот кончится.
Я выпил еще бутылку пива. Больше не было, но идти в магазин не хотелось. Я поджарил глазунью, съел ее, пододвинул стул к окну и сел, закинув ноги на подоконник. Дотянулся до стола и включил магнитофон. Я не помнил, какая в нем кассета. Оказалось – "Аквариум", старый альбом, который слушал еще лет десять назад. Он тогда вышел на виниловом диске и продавался в "Культтоварах". Я купил его и слушал на старой своей "Веге" и тащился и мечтал.
Мне было шестнадцать и я комплексовал из- за того, что у меня не было девушки, даже не для секса, а просто, чтобы можно было куда- то пойти вдвоем — в кино там или на футбол или в кафе- мороженое.
А потом вдруг появилась Чича, вернее не совсем появилась: я знал ее с третьего или четвертого класса, когда она пришла в нашу школу, и никогда она мне не нравилась, потому что была некрасивая и под платьем носила, вместо колготок, синие спортивные штаны, растянутые на коленях. В восьмом классе начали говорить, что она ебется. После восьмого она ушла в ПТУ, а потом мы случайно встретились в гостях у Иванова, на его дне рождения, и я еще подумал: зачем он ее пригласил? А потом все упились, и мы с ней танцевали и зажимались и вместе пошли домой пьяные и целовались у нее в подъезде, и я трогал ее везде и понял, что с ней все будет быстро, хотя, конечно, сначала придется сводить ее в кино или в кафе.
Мне было стыдно ездить с ней в центр города: она одевалась как колхозница. Но один раз мы все- таки сходили в кино, на фильм "Асса" — мне понравилось, а ей – нет. А после кино мы с ней поебались у меня дома, на кровати моих родителей — они ушли к кому- то в гости. А потом началась учеба, и она просила меня помогать ей, потому что была тупая, и мне с ней было страшно скучно. Она не любила "Кино" и "Наутилус" и "Аквариум"…
В дверь позвонили. Я никого не ждал и решил не открывать. Позвонили еще раз, долго и настойчиво. Я слез со стула, открыл дверь и вышел в коридор. В этот момент снова позвонили. Я посмотрел в глазок. Там стоял незнакомый немолодой мужик.
— Кто там?
— Открывай, поганец.
— Что вам нужно?
— Открывай и не пизди, сука.
Мужик снова начал звонить. Он был бухой и, наверно, думал, что пришел к себе домой, и его не пускает сын или зять. Мне вдруг вспомнился вчерашний сумасшедший в автобусе – я про него уже успел забыть. Я подумал, что пьяный и ебанутый – одно и то же. Что одному, что другому — доказывать и объяснять бесполезно. Этот мужик будет звонить теперь в дверь, пока не обоссытся и не наблюет под дверью, чтобы уснуть потом в луже своей мочи и блевоты.
Он держал кнопку звонка и не отпускал. Надо было что- то делать.
— Вы не туда попали. Это не ваша квартира.
— Не пизди, поганец.
— Мужик, ты достал уже. Счас выйду и нащелкаю тебе по башке.
— Открывай, сука.
Я открыл дверь. Мужик был в трусах, а брюки свои держал в руке. Сандалеты свои он тоже снял и поставил на ступеньку лестницы.
— Мужик, я тебя вижу в первый раз. Ты звонишь ко мне, а не к себе. Понимаешь?
Он посмотрел на меня тупым бычьим взглядом и попер в открытую дверь. Я дал ему по морде, и он повалился на спину, с шумом ударившись о плиту лестничной клетки. Я захлопнул дверь. Сердце стучало, и кровь пульсировала во всем теле. Я посмотрел в глазок. Мужик поднялся, пробурчал что- то типа "поганец" и снова позвонил в дверь. Я тихонько открыл дверь и выскочил на площадку.
— Ну, что блядь, будешь еще звонить?
Я начал молотить его кулаками и ногами. Он упал, я схватил его за плечи и поволок вниз. Давно не чувствовал такой злости. Из его разбитого носа текла кровь.
— Еще раз позвонишь, убью на хуй.
Мы с ним были на площадке этажом ниже, и я надеялся, что теперь он будет звонить уже не ко мне. Я вернулся в квартиру и начал одеваться, чтобы пойти купить пива – надо снять стресс. Когда уже собирался выйти, в дверь опять позвонили. Я резко открыл дверь. Мужик смотрел на меня стеклянными глазами. Из носа текла кровь. Губы и подбородок тоже были вымазаны кровью. Я почувствовал усталость. У меня даже не было больше сил его бить – на него это не действовало, он был как зомби. Я оттолкнул его, захлопнул дверь и спустился на один пролет.
— Лучше уходи. Чтоб, когда вернусь, тебя здесь не было.
— Открывай, поганец.
В магазине я купил четыре бутылки пива, одну открыл и сел на лавке у подъезда. Небо было все таким же серым и неопределенным. Домой не хотелось идти из- за этого придурка. Что с ним делать?
Я поднялся по лестнице. Мужика не было. Только на ступеньках лежали расческа и обкусанный коржик.
Я вошел к себе, включил опять кассету "Аквариума" и стал пить пиво. Странно, почему я так испугался, когда бил его? Он же не был опасен, он не собирался сопротивляться. Даже жалко его как- то. Глупо получилось. Я давно никого не бил. Хотя, наверно, он все равно ничего не почувствовал, потому что пьяный.
*
Я уснул и проспал почти до вечера. Планов не было никаких и, хуже всего, вообще ничего не хотелось делать. Но я убедил себя, что еще один вечер с пивом и телевизором мне не нужен. Лучше куда- нибудь поехать, что- то сделать, а не ждать, пока что что- то произойдет само.
Решил пойти в клуб. Рок- н- рольный, даже панковский. Я там часто тусовался лет пять назад, еще в институте, и знал, что он до сих пор существует.
Я надел майку "Marilyn Manson" — единственную свою "музыкальную" майку, которая попала ко мне, в- общем, случайно: я не очень любил Мэнсона, хотя альбом "Mechanical Animals" мне нравился, особенно песня про то, что все мы играем в каком- то поганом "dope show".
У метро купил еще пива, сидел на скамейке, пил, злился на мудака, который обосрал мне весь день своими звонками, но постепенно добрел, и мне даже становилось жалко этого старого, в общем, дядьку, у которого, наверное, есть дети и внуки, а он, упитый в жопу, ходит по чужим домам без штанов и получает по морде от таких как я…
У входа в клуб толпилась альтернативная публика лет шестнадцати- семнадцати. На их фоне я казался себе старым дядькой, но мне было до жопы. Я не ожидал встретить здесь знакомых: те, с кем еще контактировал, в этот клуб не ходили, а остальных просто не помнил и вряд ли бы узнал.
На афише были незнакомые названия групп, которые я прочитал и тут же забыл. Я купил билет и подошел к охраннику. Тот лениво обшмонал меня, а парень из клуба поставил мне на запястье печать – на ней стояло 17- 45 и название кинотеатра, которое размазалось и было нечитаемым.
Такую печать раньше ставили на билетах в кинотеатр. Я поднялся по лестнице наверх – сцена и бар были на втором этаже. Народу было немного. На сцене не было никого: или еще вообще не начинали, или был перерыв между группами.
Возле сцены и в баре тусовалась все такая же молодежь лет на семь- восемь младше меня, и я снова почувствовал себя старым. Чтобы убить эти мысли, я пошел в бар, купил пива и сел за столик, на единственный свободный стул. Возле меня сидели двое коротко стриженых крашеных чуваков. Еще два десятка таких же шныряли по бару, жали друг другу руки, обнимались, просто пиздели.
— У тебя, я вижу, майка "Мэрилин Мэнсон", — сказал один из моих соседей по столику.
— Правильно видишь.
— А у тебя правильная майка. За это стоит выпить, да?
— Ну, можно и выпить.
Он пошел к стойке и купил сто пятьдесят водки в графинчике и три пива. Я одним глотком допил свое пиво и отодвинул бутылку в сторону. Мы чокнулись, выпили водку и запили пивом.
— Я тебя здесь ни разу не видел, — сказал чувак.
— Я здесь лет пять не был.
— Ни хуя себе.
— Как здесь счас насчет баб?
— Как когда. По настроению. Иногда снимешь, пососешься за занавеской, а сегодня как- то не прет.
Я про себя усмехнулся. Наверняка, пацаны еще живут с родителями, и жилплощади свободной у них нет. Так что, максимум, на что они могут рассчитывать, так это пососаться с пьяной подружкой за вонючей заблеванной занавеской. Я потерял к ним интерес.
На сцене настраивалась какая- то группа. У меня в бутылке еще оставалось пиво, и я медленно допивал его. Народ постепенно прибывал, и вокруг становилось все больше здоровающихся друг с другом, обнимающихся и просто пиздящих подростков. Мои соседи по столу куда- то отвалили, ничего мне не сказав, но я особенно не расстроился.
Группа начала играть, и я переместился из бара к сцене. Совсем молодые пацаны – лет по шестнадцать- семнадцать – рубили хард- кор. У гитариста- вокалиста широкие штаны с карманами на коленях свисали так низко, что должны были вот- вот упасть. Несколько пацанов такого же вида – в широких штанах и бесформенных майках – устроили "мош- пит": прыгали под музыку, сталкиваясь между собой. Остальной народ отступил от сцены, освободив им небольшой пятачок.
После трех песен эти пацаны куда- то ушли, и вместо них на пятаке у сцены появились девушка с парнем. Они были пьяные и, кроме того, не вписывались в тусовочную толпу: она — в коротком трикотажном платье, он — в костюме. Пара танцевала под хард- кор — плохо, но раскованно, как все пьяные. У нее несколько раз задиралось платье, обнажая некрасивой формы трусы под колготками.
Вдруг она неожиданно сняла платье через голову и швырнула в сторону. Лифчика на ней не было, и она продолжала свой танец уже в одних колготках и трусах – туфли сбросила еще раньше. Зрители и музыканты довольно улыбались. Ее партнер снял пиждак, а потом и штаны, оставшись в длинных разноцветных "семейных" трусах.
Через толпу протиснулся охранник – коротко стриженный бугай с совершенно добродушным лицом – и что- то сказал девушке. Из- за музыки было не слышно, что именно, но она взяла с пола платье и залезла к нему на плечи, а он с еще более добродушным лицом понес ее сквозь толпу. Второй охранник подошел к ее партнеру и показал рукой на валяющиеся на полу штаны. Тот понял и начал натягивать их на себя.
— Мы очень рады, что среди нас еще встречаются такие вот классные девчонки, — сказал в микрофон вокалист. – Следующая песня посвящается им.
Больше ничего интересного не предвиделось, и я пошел в бар.
На моем месте сидела какая- то подружка.
— Я вообще- то здесь сидел, — сказал я.
— А сейчас здесь сижу я. И вообще весь столик занят. Здесь сидит группа "Ignition".
— И ты тоже в группе?
— Нет, мой муж в группе.
— А где он?
— Не знаю. Они куда- то пошли. Им где- то через полчаса на сцену.
— А- а- а. А что за группа? Я ни разу не слышал.
— Ну, группа как группа.
— Что играют, я имею в виду?
— Хард- кор.
— Сейчас почему- то все играют хард- кор.
— Тебе не нравится?
— Не очень нравится.
Подошел какой- то чувак и поставил на стол несколько бутылок пива.
— Где все? – спросила она.
— Готовятся.
— А- а- а.
Пацан ушел.
— Бери пиво, если хочешь, — сказала она. – Это за счет клуба. Гонорар группы – ящик пива.
— Спасибо.
Я взял бутылку. Мы чокнулись.
— Ты доволен жизнью? – спросила вдруг она.
— Нет.
— И я нет. У нас ребенок, а муж думает только о музыке, на семью ему наплевать.
— Я не это имел в виду.
— И я не это.
Некоторое время молча пили пиво. Я рассматривал ее. Она была не очень красивой, скорее обыкновенной. Но мне все равно пришла мысль, что хорошо бы, пока ее муж где- то там готовится к концерту, накачиваясь пивом, пойти с ней в какой- нибудь угол, за занавеску, и "пососаться" там, как будто нам по семнадцать лет.
— Какое у тебя образование? – спросила она. — Высшее?
— Аспирантура.
— А, ты более образованный.
И захохотала.
Я допил пиво и взял следующую бутылку. В этот момент подошли музыканты.
— Знакомьтесь, это…
— Сергей.
— …большой поклонник группы Ignition.
Чувак, который сел с ней на один стул, наверное, и был ее мужем. Невысокий, темноволосый и довольно симпатичный. Скорее всего, младше нее. Другой чувак сел рядом со мной и постоянно болтал:
— Хард- кор – это класс, круто. Limp Bizkit, Korn – вот он крутняк.
Я слушал и кивал головой. Я терпеть не мог эти тупые команды.
Потом музыкантов позвали на сцену настраиваться, и она пошла с ними – помогать, хотя чем она могла помочь? Я был уже хорошо пьян, и куда- то идти было лень. Они долго настраивались, потом спели одну песню, еще одну и остановились. Включилась фанера. Минут через пять все снова оказались за столом.
— Что так мало играли? – спросил я.
— Струна порвалась.
— И запасной не было?
— Нет. И гитару никто не дал – все уже разошлись, у кого были инструменты.
— Жалко.
— Насрать.
Клуб пустел. Несколько человек спали прямо за столом, положив головы на руки, а еще несколько скрючились в углу. Две пары пьяных тинейджеров прыгали у сцены под Limp Bizkit. Музыканты про что- то болтали, но я их не слушал. Мне было грустно и одиноко. Потом они сунули мне рюмку водки, я выпил и запил чьим- то пивом. Скоро я вырубился.
Меня растолкал охранник. Было пять утра, клуб закрывался. Я сидел за столиком один, музыкантов не было.
Я поднялся и вышел на улицу. Было прохладно: август все- таки. Поеживаясь, я поперся к остановке, на ходу пересчитывая деньги. Но подошел автобус, и такси не понадобилось.
Автобус был полупустой, в нем сидели только несколько дачников и пьяный мужик в костюме. Я сел на свободное сиденье и заснул. Проснулся – к счастью – за три остановки до своей.
Дома лег на диван и вырубился. Когда проснулся, был почти вечер. Жратвы в квартире почти не было, а идти в магазин было лень. Яичницу жарить тоже не хотелось. Я заварил чай и жевал черствоватый хлеб с несвежим маслом.
Раньше в том клубе все было по- другому. Или это просто теперь казалось, что по- другому, потому что сам я был младше. Или потому, что сам не знал, чего хотел и зачем туда пошел. Всем этим тинейджерам хорошо – все им до жопы, главное – выпить или покурить травы, забалдеть и потом "пососаться за занавеской", а в лучшем случае, если дома никого нет, то и поебаться. А что мне надо, я не знаю.
Я медленно мыл посуду, слушая какое- то ФМ- радио. Я их обычно не слушаю и потому не знаю названий. Играла на нем голимая попса, но мне было все равно. Диджей нес невообразимую хуйню, ему звонили шестнадцатилетние девочки и жаловались, что им скучно и лето кончается и скоро в школу и вообще все плохо.
Я оделся, вышел из дома, сел на остановке в автобус. Он был пустой — только несколько тинейджеров с бутылками пива в руках сидели в хвосте, что- то возбужденно рассказывая друг другу. Они вышли за одну остановку до конечной – вокзала. Я доехал до конца.
Иногда, задерживаясь по вечерам на работе, я потом заезжал на вокзал выпить пива. Покупал бутылку в круглосуточном киоске и садился в скверике, где тусовались в основном бомжи и ищущие приключений командировочные, у которых до поезда оставалось несколько часов.
Но сейчас я решил пойти в бар, где наливали бочковое пиво – в стороне от зала ожидания, за киосками. За несколькими круглыми стойками стояли люди – те же самые командировочные и бомжи – и пили пиво из пластиковых полулитровых стаканов. Тут же расположилась местная "мафия" — бандитского вида алкаши и с ними несколько блядей.
Я подошел к окошку, купил пива и стал у свободной стойки. Медленно пил пиво и разглядывал "мафию". Алкаши насчет чего- то разбирались между собой и громко орали, потом ушли, оставив своих блядей. Одна из них подошла к моей стойке.
— Привет.
— Привет.
— Купи мне пива.
— И дальше что?
— Ничего. Попьем с тобой.
— Я и один могу попить.
— Пошел ты на хуй, придурок.
Она перешла к соседней стойке, у которой стоял майор авиации. Он купил ей пива, и я стал наблюдать за тем, что будет дальше. Интересно, как они его обуют? Она отведет его к себе домой? Или просто за киоски? Или обувать его не будут?
Почему- то эти мысли казались мне самыми простыми и приятными, и ни о чем другом думать не хотелось. Я купил еще пива, потом еще, и вообще уже ни о чем не думал, только смотрел в свой стакан с пивом, а смотреть на что- то другое кайфа не было.
Скоро майор вернулся, один, без блядины, потом заморосил дождь, а за мою стойку перебрались двое алкашей из "мафии", и я решил, что пора валить.
Автобусы уже не ходили, и пришлось ловить такси. Кроме меня, на остановке стояли парень и девушка лет по двадцать и ругались друг с другом.
— Я извиняюсь, — сказал я им. – Если вам тоже в Малиновку, можем поймать такси вместе. Половину вы, половину я: дешевле будет.
— Да, конечно, — сказала девушка, а ее спутник недовольно на меня посмотрел. Может быть, вовсе не недовольно, просто он был сильно пьяный.
Девушка пьяной не казалась. Еще я заметил, что под ее белой майкой нет лифчика.
Подъехала машина, и мы сели втроем на заднее сиденье: спереди сидела какая- то тетка.
Когда проехали полдороги – они все это время молчали, и я тоже – я сказал:
— У меня есть предложение. Если вы не слишком торопитесь, можно пойти ко мне, выпить водки. Я живу один, и мне скучно.
— Да, можно, конечно, — сказала она.
Парень никак не возразил.
— Как вас зовут? – спросил я.
— Меня Наташа, а это Вова.
— А я Сергей.
— Где ты работаешь? – спросила она, когда мы уже вошли в подъезд.
— В фирме.
— А что ты там делаешь?
— Ну, всякую работу. А ты?
— Я учусь. В училище. На секретаря.
— А ты?
— Работаю. На хлебозаводе. Грузчиком.
Чувака, похоже, вдохновила возможность выпить водки, и он уже не выглядел таким мрачным.
В квартире я достал из холодильника бутылку водки, хлеб и лук – яичницу жарить было лень, а больше ничего не было.
— Надеюсь, вы не голодные, — сказал я.
Они уже расселись на моих облезлых табуретках. Я достал пластиковые стаканы – у меня не было трех одинаковых стеклянных.
— Ну, за знакомство, — сказал я. Мы нелепо чокнулись пластиковыми стаканами и выпили.
— Ты совсем один живешь? – спросила она.
— Да.
— А родители?
— У них своя квартира.
— А эта твоя?
— Моей бабушки.
— А где она?
— Умерла.
Я сразу же налил по второй. Выпили. Чувак положил голову на стол и закрыл глаза. Я посмотрел на нее. Она улыбнулась:
— Ты не боишься?
— Чего?
— Что он проснется.
— Нет.
Мы поцеловались, потом я разлил остатки водки по стаканам. Выпили и перешли в другую комнату.
Присутствие чувака в соседней комнате возбуждало, но алкоголь, наоборот, притуплял все ощущения, поэтому получилось так себе. К тому же, она все время доставала меня вопросом "А что, если он проснется?", а после этого испуганно- похотливо улыбалась. Я не рассуждал о том, что бы я делал, если бы чувак проснулся: у меня наступил полный похуизм.
Когда оделись и вернулись в комнату, я спросил:
— Какие у вас с ним отношения?
— Никаких. Пока.
— А когда вы познакомились?
— Неделю назад.
— И еще ничего?
— Ничего. Но я же сказала. Пока. Он мне нравится на самом деле.
— А я?
— Не знаю.
— Давай, буди его.
Это оказалось сложным делом. Чувак посылал нас на хуй, говорил "Отстаньте от меня". Мы кое- как выволокли его из комнаты в прихожую, потом в коридор. Я сначала хотел проводить их только до лифта.
— Посади его внизу на лавку, пусть трезвеет. А сама иди домой.
— Нет, ты что? А если его убьют.
— Никому он не нужен. Такие, как он, пьяные по всему району сейчас валяются.
— Нет, все равно. Я поведу его домой.
— Ладно, я помогу.
Мы втащили его в лифт, потом, внизу, вывели на улицу. Он все время говорил какую- то хуйню, сопротивлялся и цеплялся за двери. К счастью, чувак жил недалеко, всего за несколько домов, и мы кое- как довели его до квартиры и позвонили в дверь. Стоять он не мог, и сразу сел на грязный каменный пол. Мы спустились вниз на одну площадку и уже оттуда услышали, как дверь открылась и какая- то тетка – наверно, его мать, закричала:
— Ах ты сволочь, опять пьяный!
— Ну что, пошли еще водки купим? – спросил я.
— Нет, я домой.
— Ну, ладно. Телефон напиши.
Она достала из сумки блокнот, вырвала листок и написала номер. Я сунул листок в карман.
— Пока.
— Пока.
Светало. Я решил уже не ложиться. Алкоголя в голове почти не осталось, одно только чувство усталости. Хотелось жрать, и я разбил на сковороду три яйца. Из тарелки, бывшей вместо пепельницы, воняло. На столе стояли пустые пластмассовые стаканы. На одном остался розовый отпечаток ее помады.