К прочтению: «Формейшен: история одной сцены»
К прочтению: «Формейшен: история одной сцены»
К прочтению: «Формейшен: история одной сцены»
К прочтению: «Формейшен: история одной сцены»

Несмотря на все заявления о скорой смерти книг, книги и сейчас порой могут обладать чудодейственным воздействием. Стоило в начале прошлого года выйти книге «Песни в Пустоту» Александра Горбачёва и Ильи Зинина, как некоторые из её героев в буквальном смысле ожили — ненадолго реанимировалась Банда Четырёх, окончательно восстал из небытия МашнинБэнд, а группе Химера, которая после смерти Эдика Старкова 18 лет назад вряд ли когда-нибудь воскреснет, отдали запоздалую дань, издав на виниле её несомненную вершину — альбом Zudwa. На героев русского андерграунда 90-х возникла не всегда здоровая мода. Очень скоро даже целенаправленно бежавшие от любого признания широких масс и раздававшие этим массам пощёчины участники коньковского формейшена, о котором ниже пойдёт речь, внезапно обнаружили себя популярными у хипстеров и тому подобной публики, которая раньше побоялась бы ходить на их концерты.

Вершиной этой окончательной рекуперации героев формейшена, не слишком желавших быть популярными, стала книга редактора журнала «Афиша» Феликса Сандалова «Формейшен: история одной сцены».

Стоит сказать, эта книга в целом проигрывает в плане динамики даже главе, посвящённой формейшену. Однако в то же время подкупает дотошным и подробным исследованием материала об этом загадочном и мифологическом комьюнити московских последователей сибирского экзистенциального панка. Комьюнити, с которым в общем пафосе практически маркузианского Великого Отказа от любой погони за успехом и любого контакта с обществом могут посоревноваться лишь французские блек-металлические Чёрные Легионы (Les Legiones Noir), прятавшиеся от всего мира в глухом лесу, выпускавшие не более 5 экземпляров своих записей и враждовавшие со всеми, кого они считали «позерами».

Жизнь основателя и фактического диктатора формейшена Бориса Усова тут исследована так, что если б не форма книги (как в «Прошу Убей Меня!» и в подобных книгах, повествование ведётся и от лица людей, имевших отношение к формейшену, и от лица тех, кто просто был в теме; хотя, как я слышал, уже некоторые из героев книги отказываются теперь от своих слов и считают написанное авторской выдумкой), то его жизнеописание могло бы запросто стать основой одной из книг серии «Жизнь Замечательных Людей».

В начале книги описаны реалии Коньково времён детства Бори Усова, его становление как личности, рано оформившийся взгляд свысока на людей-«чепачей» с интересами, далёкими от его собственных, начало дружбы с Борей Рудкиным, их первые совместные проделки… И в конце концов, эволюция от книжного мальчика, неравнодушного к фантастике, по-настоящему обожавшего из музыки лишь Аквариум, в отвязного панка, чьё сознание было подобно многим тогдашним молодым людям — сознание, раз и навсегда перевёрнутое Гражданской Обороной, Инструкцией по Выживанию и философией журнала «КонтрКультУРа». Упомянуто также и о самоубийстве друга детства, вундеркинда-математика, который решил, что «здесь» он всё видел и пора взглянуть, что же «там», ради чего спрыгнул с 16-этажного дома, — это совершенно потрясло Усова.

Подробно описано, насколько сильно сам сибирский андерграунд повлиял на Усова и его сверстников. Тем более, в отличие от множества уже тогда возникших подражателей Летова, Неумоева, Янки и компании, Усов решает во многом превзойти их собственную легенду и провозглашённые ими принципы. «КонтрКультУРа» сделала «харакири» на третьем номере — отлично, «Шумела Мышь» громко и ещё более пафосно «самоубьётся» на втором номере. Сибирские группы не желали раскручиваться, а Гражданская Оборона и вовсе временно прекратила существование по причине нездорового ажиотажа вокруг неё — в духе «Сделаем так, чтобы никто не просто не захотел зарабатывать на нашем творчестве — даже не захотел вообще связываться с нами». Уж если играть, то играть настолько злонамеренно плохо, что вся продукция «ГрОб-рекордс» должна померкнуть. Плюс на всё это накладывается негативная реакция на печальные перемены в стране, на коммерциализацию рока и на исчезновение из него истинного духа бунтарства.

Усов и Рудкин совершают паломничество в Тюмень — в город, тогда ещё претендовавший на звание столицы сибирского рока, там заводят новые знакомства среди местных и среди москвичей, вокруг них создаются новые группы с яркими и вызывающими названиями: «Резервация Здесь», «Брешь Безопасности», «Мёртвый Ты», «Тёплая Трасса» и так далее. Все участники команды начинают пересекаться составами между собой. Усов и Рудкин создают группу Соломенные Еноты, в которой в итоге Усов останется единственным отцом-основателем и единоличным диктатором.

К тому моменту в жизни Усова появляется алкоголь, много алкоголя  — под его воздействием давняя предрасположенность к конфликтам и стремление доминировать вырывается наружу, что доставляло хлопоты ещё до того, как Усов запел. Конфликты со зрителями, не всегда способными понять антимузыку «Енотов», конфликты с другими музыкантами, даже конфликты с бывшими объектами поклонения в лице тюменских рокеров — всё это спешно входит в жизнь Усова, он всё больше воздвигает стену между собой и миром. Воздвигает из книг, фильмов и музыки и требует того же от остальных — он хочет подчинения любой его воле и любому капризу. Неудивительно, что очень быстро вся эта компания довольно ярких и колоритных персонажей, которыми до отказа был наполнен формейшен и чей жизненный путь в книге описан не менее подробно, чем жизнь коньковского «фюрера», стала отходить от «Острова-Крепости» в квартире 104-й на улице Островитянинова. Тем более романтика бунта с перспективой вовлечения как можно большего числа народа («Мы играем для всех, кто недоволен режимом» — слова Сантима, которые для самого Усова были не очень приемлемы) привлекала намного больше, чем тотальный дауншифтинг и занятия творчеством, направленным на узкий микромирок, выход из которого карался изгнанием из формейшена. Так юные, но очень злые на тот момент панки из группы «Лисичкин Хлеб» примыкают к анархистам, пытающимся с опозданием на 30 лет освоить практики эпохи Красного Мая. Илья «Сантим» Малашенков, создатель «Резервации Здесь» и «Банды Четырёх», занимающий позицию анархиста, примыкает к НБП и начинает зависать с зарождающейся тусовкой правых футбольных хулиганов. Под обаяние Лимонки и на тот момент ее новаторского стиля попадают и Константин Мишин из «Ожога», который также играл и в «Банде Четырёх», и в множестве иных групп, и даже Алексей «Экзич» Слёзов, на тот период уже завершающий дела с группой ‘Огонь’ и ушедший в «Банду».

Но, как мы видим из книги, Усова это не останавливает — он по-прежнему пишет всё новые и новые альбомы, которые запрещает тиражировать за пределами «формейшена», тем самым культивируя свою загадочность ещё больше. Клеймит всех и вся в другом своём (наиболее продолжительном по времени) самиздатовском журнале «Связь Времён»
и по прежнему злонамеренно нарывается на всевозможные неприятности. Он живёт всё более асоциальной жизнью и в то же время по-прежнему собирает вокруг себя новых формантов. Причём в середине 90-х новыми формантами всё чаще становятся иногородние. Например, питерский бард Алексей «А-Фо-Мин» Фомин, так и не смирившийся с тем, что русский рок в Северной Столице потеснила там-тамовская сцена. Мизантроп из Колтушей Дмитрий Аверьянов, в своей «Пограничной Зоне» продолжавший традиции сибирского андерграунда в ещё более бардачном ключе. Александр Непомнящий — своего рода Башлачёв от национал-большевизма. Многие другие, вплоть до подававшего надежды актюбинского паренька Ермена Анти вместе с его «Адаптацией». И вновь далеко не все согласились жить по правилам Усова — так Адаптации довелось выкрасть плёнку, записанную дома у Усова, чтобы вопреки его позиции по отношению к распространению записей, выпустить её большим тиражом, после чего пришлось навсегда поссориться с Усовым.

Зато тогда же в Соломенных Енотах появляется обладательница мультяшного голоса Арина Строганова, благодаря которой Соломенные Еноты начали мутировать от грязного «экзистенциального панка» в сторону более слушабельной, но всё-таки бардовской песни с ритм-секцией. Под неё же в свою очередь был на какое-то время создан проект «Утро Над Вавилоном».

В итоге с наступлением нулевых проигрывают все. Анархистов, решивших вернуть традиции Красных Бригад и RAF, прессует государство, под государственный пресс попадают и нацболы, ставшие слишком заметными со своими акциями. Кроме того, участники и Лисичкина Хлеба, и Банды Четырёх проходят через похмельно-бытовые ужасы (по меткому выражению Боряна Покидько — бессменного фронтмена ЛисХлеба) и вроде бы как даже находят своё место в обществе, не завязывая окончательно с музыкой. А Борис Усов, встретив свою будущую супругу и взяв её фамилию, вступает в полосу заката, в мельчайших деталях описанного в книге. Он всё меньше пишет новых альбомов и меньше внимания в самиздате уделяет рок-музыке. Концертов, как и выходок с участием Усова — тоже всё меньше (последняя крупная выходка — перебранка с «гробоманами» на разогреве у Летова). Интернет-пираты окончательно ломают воздвигнутую им стену между собой и миром, «слив» его записи в массы. Общество Спектакля в лице некоторых крупных журналов начинает писать о Соломенных Енотах, что начинает разрушать статус формейшена. Сам формейшен рассыпается окончательно. Уход из Соломенных Енотов Арины Строгановой (последней, кто вообще остался в группе вместе с Усовым) и синдром Корсакова как последствие пьянства Усова-Белокурова окончательно ставят точку в существовании Соломенных Енотов. Хотя автор и обнадёживает нас, что Усов-Белокуров всё ещё жив, преодолел болезнь и даже пересмотрел своё отношение к людям, шансы на возрождение Соломенных Енотов призрачны.

Вообще чему учит нас вся эта история? Тому, что Великий Отказ в принципе невозможен — он часто оказывается ещё более тоталитарным, чем само общество, от которого пытается увести своих адептов. Чем больше закрытости и ограничений, тем больше интерес по ту сторону искусственной стены и тем больше желающих по эту сторону стены реализоваться за пределами тюрьмы, выстроенной создателями для себя и для адептов. Плюс тотальная закрытость никогда и никого не спасала от популяризации — как слитые в интернет записи «Енотов», так и разлетевшиеся по миру в середине 90-х пиратские копии демо-записей групп из «Чёрных Легионов», вынудившие эти самые «Чёрные Легионы» самоликвидироваться в 1996 году, лишний раз это подтверждают. Да и сама книга читается легко и длинные авторские монологи не портят её.

Однако должно же быть хоть что-то, что этот мир не проглотил бы, что сохранило бы свою тайну и уберегло её от жаждущей сенсаций публики. Ибо если про те же Les Legiones Noires начнут писать книги примерно такого же плана и даже наплодят документальных фильмов, причём столько, сколько про хардкор-панк начала 80-х наснимали за последние 10 с лишним лет, то значит — в этом мире нет больше Тайны. В таком случае все мы под колпаком у Большого Брата, который рано или поздно вытащит все наши секреты и всю нашу жизнь наружу со всеми потрохами, даже если ради этого придётся дождаться нашей смерти (как это случилось с Сэлинджером).

Пусть Тайное останется Тайным!

Читайте также:
Реабилитация антисоциального
Реабилитация антисоциального
Обсуждая «Шутку»
Обсуждая «Шутку»
Ни океанов, ни морей
Ни океанов, ни морей