Автор:
«Страх и отвращение предвыборной гонки ’72»
«Страх и отвращение предвыборной гонки ’72»
«Страх и отвращение предвыборной гонки ’72»
«Страх и отвращение предвыборной гонки ’72»

Один книжный рецензент, чье имя я забыл, недавно назвал меня “порочным мизантропом”… Или, может быть, он сказал “циничный мизантроп”… Но в любом случае он(или она) был прав; и довела меня до этого политика. Все неправильное, циничное и порочное, что есть во мне сегодня, зародилось в тот недобрый час в сентябре 1960-го, когда я решил принять активное участие в политическом процессе…

Хантер Стоктон Томпсон – Великая Акула Хант – отец гонзо-журналистики, несостоявшийся шериф “Города Жирдяев”, профессиональный игрок, доктор мескалиновых наук, автор культового романа “Страх и отвращение в Лас-Вегасе: Дикое путешествие в сердце Американской Мечты”, по мотивам которого Терри Гиллиам снял не менее культовый фильм с Джонни Деппом (которому Хантер для такого случая собственноручно обрил голову) в главной роли. В этом году “Альпиной нон-фикшн” впервые на русском языке издана его книга “Fear and Loathing: On the Campaign Trail ’72” в переводе Алекса Керви, под редакцией Натальи Нарциссовой.

Согласно Читти случилось следубщее: “Дебошир потянулся с путей и ухватился одной рукой за штаны Маски, размахивая зажатым в другой руке пустым стаканом из-под мартини, через ограждение вокруг платформы служебного вагона, крича: “Убери-ка свою лживую задницу обратно внутрь и сделай мне еще выпить, ты, бесполезный старый пердун!””

Обычно подобные сцены не производят на меня впечатления, но в этой было что-то особенное – что-то безумное в том, как этот тип разговаривал. Что-то очень знакомое. Я прислушался и узнал интонации Нила Кэссиди: нечто спидово-алкогольно-кислотное – дикое сочетание угрозы, безумия, гениальности и обрывочной логики, которое обрушивается на сознание слушателя разрушительным хаосом.

О Томпсоне всерьез заговорили после его первой книги “Ангелы Ада”, выросшей из репортажа. Для ее написания Хантер закорешился с бандой отмороженных байкеров, пропускал через себя все вещества и все насилие, которыми была пропитана их жизнь, и впоследствии был ими избит. “Страх и отвращение предвыборной гонки ’72” написана по той же схеме: Хантер отправился в Вашингтон, чтобы в качестве корреспондента “Rolling Stone” преследовать кампании Джорджа Макговерна и Ричарда Никсона в борьбе за президентское кресло, и описывать происходящее через призму себя, доводя это самое “себя” до нужной стадии безумия стимуляторами и алкоголем. Гонзо в чистом виде. Томпсон с головой погружает читателя в поток своего измененного сознания, заставляет читателя смотреть на события президентской гонки через очки-авиаторы своим циничным взглядом игрока.

Они официально объединились где-то в середине недели как раз перед съездом, когда наконец, стало ясно, что предотвратить выдвижение Макговерна на пост президента можно только посредством крупного мошенничества, предательства или насилия. И то, что за этим последовало, думаю, войдет в анналы как один из самых позорных эпизодов в истории демократического процесса.

Это напоминало сцену из последних часов Римской империи: всюду, куда бы вы ни кинули взгляд, какой-то известный политик унижал себя на публике. К полудню воскресенья Хамфри и Маски настолько отчаялись, что вылезли из своих нор и появились в сопровождении толпы фотографов и телевизионщиков в вестибюле “Фонтенбло” – отеля, расположенного примерно в полукилометре вниз по пляжу от “Дорал”. Они мотались с одного собрания или пресс-конференции на другое, пытаясь добиться любой сделки – на любых условиях, — которая помогла бы купить достаточно голосов, чтобы не дать Макговерну победить в первом туре голосования.

Томпсон с присущим ему юмором и эмоциональностью описывает все, что случилось с ним по пути: хичхакеров, накуривших его в ночной забегаловке, инцидент с первым йиппи Джерри Рубином, историю с журналистским пропуском, который Хантер подарил какому-то неадекватному нарушителю спокойствия, чтобы тот мог увеличить масштабы своих нарушений, заключенные пари и свои прогнозы итогов президентских выборов и будущего страны. Голые факты и статистика тут на втором плане, главное – восприятие автора. Описанное им противостояние вечных американских республиканцев и демократов, и личная ненависть к Никсону, проходящая контрапунктом через все творчество Томпсона (завершающаяся некрологом в книге “Лучше чем секс”) – могут заинтересовать людей, которым не интересна политика как таковая. Важен только автор и его ощущения. Когда читаешь книгу, сложно понять репортаж это или роман. Что-то на грани. Хантер заставляет читателя испытать те самые чувства — страх и отвращение, которые он испытывал, ночами делая заметки в отелях, в состоянии наркотического безумия. Политика – это тяжелый наркотик, Томпсон говорит об этом прямо.

О, господи! Ситуация снова выходит из-под контроля. Солнце взошло, все дело накрылось, и этот злобный ублюдок Манкевич просто выдернул самую важную часть из моей великолепной саги. Мой мозг оцепенел от такого поворота. Проторчав 13 дней в этом дерьмовом номере на верхнем этаже вашингтонского “Хилтона” – лихорадочно печатая, ночь за ночью, заметки о реалиях этой жалкой кампании, — я начинаю задаваться вопросом, что, во имя обдолбанного Иисуса, сподвигло меня приехать сюда. Какое безумие заманило меня обратно в эту вонючую трясину города?

Неужели я превращаюсь в политического джанки? Это ужасно, тем более что я вижу, во что это превращает остальных. После двух недель в Вуди Крик возвращение на самолет для прессы походило на возвращение в палату безнадежных больных. Некоторые из лучших представителей корпуса прессы выглядели настолько вымотанными, что было больно даже видеть их, не говоря уж о том, чтобы стоять рядом и вести светскую беседу.

Перевод немного смягчен: ненормативная лексика опущена, но это не искажает уникального Томпсонского стиля. Это первая книга Хантера, написанная о политике, которая стала страстью автора наряду с футболом и психоделиками. “Страх и отвращение предвыборной гонки ’72” – классический пример гонзо-журналистики, как бы не извратили сегодня это понятие.

Читайте также:
Непокой, или Кучерявый траур Тикая Агапова
Непокой, или Кучерявый траур Тикая Агапова
Внуки Обломова: куда бежать от кризиса идентичности?
Внуки Обломова: куда бежать от кризиса идентичности?
Streetwear, говори по-русски
Streetwear, говори по-русски