Автор:
Фантомная боль супергероев
Фантомная боль супергероев
Фантомная боль супергероев
Фантомная боль супергероев

Темный зал кинотеатра, заполненный тихим зудящим шепотом. Следующие пару часов никто не умолкнет — даже во время спецэффектной бойни на экране. Те, кто читает комиксы и собирает на пыльных полках тугие бумажные тома, сорванные не только в магазинах гиковского стаффа, но и у коллекционеров на ebay. Те, кто вырос исключительно на кинематографической презентации комиксных вселенных. Те, кто просто не пропускает всё популярное, поглощая информацию такого порядка, как фастфуд. Все, много, разные. Так было, когда в нулевых выходил «Человек-паук» с Тоби Макгуайером на первых позициях. Так будет, когда покажут «Отряд самоубийц» — да, последний, скорее всего, будет концентрированным just for fun, сделанным как ироничная сатисфакция всем добродетельным героям со сверхспособностями и сложным лицами. Супергерои — трансмедийные персонажи, они шагнули из художественно-изобразительной среды в потоки кино, маркетинга, компьютерных игр, образовав массу связей с общекультурным контекстом. Аудитория, воспринимающая образ супергероя в рамках фильма, куда обширнее, поэтому распознания сигналов в киносреде происходят проще.

В книге «Роль читателя. Исследования по семиотике текста» Умберто Эко можно найти очерк «Миф о Супермене». Эко исследует не столько психологическую или философскую сторону вопроса, сколько мифологический фундамент и пространственно-временные границы, которые сдвигаются в мире комикса. Он указывает и расшифровывает, как на протяжении всего художественного процесса человек «тянется» до показателя то ли бога, то сверхчеловека, в том числе и по отношению к Супермену:

 

«Идентифицируя себя с таким персона­жем, любой бухгалтер в любом американском городке может тайно питать надежду, что в один прекрасный день из кокона его обыденной личности может вылупиться сверхчеловек, способный искупить годы прозябания в по­средственности»

Умберто Эко «Роль читателя. Исследования по семиотике текста», часть вторая «Закрытое», глава четвертая «Миф о Супермене»

 

Да, отступив от «Мифа о Супермене», скажем: трактовка образа Супермена нередко доходила до показателя «сверхчеловек». Хотя считать его таковым в ранних сериях — к примеру, в «Атомном человеке против Супермена» (1950) — кажется странным. Там он типичный, то есть простой положительный герой, который одним болевым усмиряет и простых преступников, и постаревшего Лютора. Но кажется странным и в последнее время.

Когда на экранах появился «Бэтмен против Супермена. На заре справедливости» (2016), в противостоянии с новым кинематографический Бэтменом, роль которого досталась Бену Аффлеку, Супермен явился уже не сверхчеловеком. Эту позицию занял тот самый из Готэма. Супермен стал скорее богом, урывками стремящимся вернуться к образу человека, как это делали античные боги вроде Зевса — назад к земным страданиям любви и противоречий. Теперь Бэтмен — определенно ницшеанский герой, особенно в моменты тишины и скорби. Ясно это осознаешь, когда видишь отчаянно спокойного героя около каменного склепа в туманном поле, где качается (кажется?) вереск. Пыль и прохлада блеклых тонов — это всё-таки не нуар и не поп-яркие контрасты привычного ряда комиксов. Герой, укорененный в массовой культуре, становится отражением того самого Сверхчеловека и примером зыбкой идеи «Вечного возвращения». Так или иначе, весь его непоколебимый образ отзывается известными маркерами, данными Ницше. Это немудрено, его идеи врастают в потоки образов и искаженных архетипов там, где мы не всегда их замечаем. Такое предположение можно заподозрить в сумасшествии и симуляции ровно до того момента, когда вспоминаешь, как трикстер Александр Лютор, надеясь, что Бэтмен уничтожил соперника, усмехается: «Бог мёртв». По задумке Лекса, убить этого самого бога должен был всесильный, волевой сверхчеловек. Можно подумать, о какой воле к власти мы можем говорить, если Бэтмен призван защищать? Но не стоит забывать, сколько гибнет людей, пока вершится правосудие любым из условных агентов и повстанцев с суперспособностями. Спасти всех — это почти карикатура, забавная и легкая, как бег Ртути под Sweet Dreams с «библейской, бл***, скоростью».

Здесь всё на поверхности, сама глубина иллюзорна, но не видеть отсылки — преступно. Многие из супергероев, в том числе Бэтмен, сыгранный Аффлеком, испытывают некую фантомную боль, которая уже не обусловлена физической уязвимостью, но гипотетически объясняется импульсами центральной нервной системы. Облачаясь в технологичные костюмы, испытывая мутации, изнуряя собственное тело тренировками, а психику — страданиями ближнего, и Бэтмен, и Супермен (да многие и многие из супергеройских рядов) испытывают боль несуществующего физического в них, того, что должно исчезнуть раз и навсегда. Эта фантомная боль запускает цикл в их воспаленных мозгах, без которого бы масскультурный образ супергероя трансформировался в новый архетип машины. Боль любого типа, познанная в жизненном опыте, запускает периодическую переоценку ценностей, как это постоянно происходит с Магнето в «Людях Икс». Их фантомная боль, как и полагается, сидит в голове — она вечный двигатель, в некотором смысле независимый от их телесного превосходства над генетическим, усредненным большинством. Да, каждый супергерой чует в себе это «больше и сильнее», поэтому возможности всякого преодоления у него выше, а повреждение он осознает иначе. Супермен равняет свою фантомную боль с человечностью и любовью — его неуязвимое тело не страшится никакого удара, кроме воздействия криптонита. Однако он распространяет своё физическое на жизнеспособность женщины и теряет связь с названной миссией, когда возлюбленная находится в опасности. То же самое происходит с асгардским, полукомиксным и отчасти мифологическим героем Тором. Супергерои постоянно находятся в процессе осознания боли — боли в ее интеллектуальном воплощении, как то трактовал Фридрих Ницше:

 

«Боль есть интеллектуальный процесс, в котором несомненно находит свое выражение некоторое суждение — суждение «вредно», суммирующее долгий опыт. Нет никакой боли самой по себе.

<…>

Интеллектуальность боли: она сама по себе является выражением не того, что в данный момент повреждено, а того, какую ценность имеет повреждение в отношении к целому индивиду».

Фридрих Ницше «Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей», книга третья: принцип новой оценки

 

Всюду холодное синее свечение. Существо, некогда отчетливо представляющееся человеком, теперь тускло светится на фоне телестудии. Он напряжен и сосредоточен. Раздается вопрос из зрительного зала: «Как вы относитесь к многочисленным утверждениям, что на самом деле вы бог?». Он отстраненно отвечает: «Я лишь вижу своё прошлое и своё будущее. Я не всеведущ». Следует флешбэк — драка. Затем еще вопрос о странном совпадении: каждый, кто контактировал с ним, смертельно болен. Однако и это его не коробит: «Даже если это и так, это не имеет значения. Живое человеческое тело и мертвое содержит равное количество частиц». Нужно познать абсолют страдания, чтобы однажды смотреть на него пристально, но с высоты, как глядят учёные в микроскоп.

Он — Доктор Манхэттен из «Хранителей», герой одноименной ограниченной серии комиксов DC и экранизации 2009 года. Доктор Манхэттен — больше, чем бог — он рационален, но владеет иррациональным. Вероятно, он современная мейнстрим-интерпретация сверхчеловека. Максимально контролируя не только сочувствие, но и желание, и эмоцию, Доктор Манхэттен воспринимает боль как абсолютизацию опыта. Влечение к той же Лорел Юспешик он переживает совершенно иначе, чем фанатичное стремление любить у Супермена в случае с Лоис Лейн. Всякую боль он помнит так, как испытывал и анализировал ее раньше, исключая её нынешнюю реакционную природу. Известно и затерто употреблением — только бог может судить. Доктор Манхэттен не осуждает, он понимает.

Фантомная боль супергероя — слабо контролируемая, но осознаваемая реакция на «ампутированную» человечность и усредненность homo sapiens. Там, где раньше болело или предполагается, что должны были присутствовать неприятные для тела и нервной системы реакции, всё притуплено. Вместе с тем это страшная мечта простого человека: хочешь лететь — летишь, хочешь использовать силу и вершить возмездие — можешь, решишь распасться на атомы и обрести иную галактику — нивелируешь себя до новой божественной сущности и уходишь в никуда, оставив тлеть даже снежные покровы.

«Интеллектуальность боли» — залог «вечного возвращения» и, как ни парадоксально, симптом всегда воскресающего супергероя, который не теряет своей актуальности десятилетиями, куда бы ни смотрели охотники за трендами. Средний человек — кожа да кости, жировая прослойка и связка комплексов, уязвимый и заведомо поверженный. Придет смерть — придется принять. Почует опасность — надеется на чудо и защиту того, кто сильнее и, может быть, благороднее. Всё, что остается в перерывах между падениями и взлетами, ограниченными плоскостью потолка, — это учиться. Осваивать знания, тренироваться, глотать факты и мечтать, вглядываясь в глаза книг и кинокартин, чтобы понять, вымысел ли это или намёк на надежду. Зритель, как и любой другой почитатель комиксов, всё равно придет к супергерою, чтобы учиться играм на преодоление. Просто потому, что мы все существуем в режиме «БОЛЬ/NO».

Читайте также:
Введение в Проклятие
Введение в Проклятие
Зачем тебе философия?
Зачем тебе философия?
Безалкогольный дневник
Безалкогольный дневник