Иллюстрация: John W. Waterhouse
01.11.2015
Диалектика нарциссизма
Диалектика нарциссизма
Диалектика нарциссизма
Диалектика нарциссизма
Диалектика нарциссизма

Понятие нарциссизма, казалось, прямо синонимично самолюбованию, но при его описании всплывает обширный набор часто неведомо как связанных между собой проявлений. Чаще всего нарциссизм мощно нагружен негативными коннотациями, и в виду имеется эгоизм (хотя этот термин следовало бы раскрывать отдельно) с безразличием к переживаниям других, а также неадекватная уверенность в собственном величии. Неизвестно, что такое адекватность, и в общем-то, это бытовое квазипонимание, но специалисты отзываются вполне аналогично. Нарциссизм – это нечто патологическое, почти социопатия, несмотря на попытки определения “нормального нарциссизма”.

Вполне вероятно, что истоки подобного видения — в продолжительном существовании идей о греховности себялюбия, гордыни, индивидуализма и подобных проявлений, отделяющих субъекта от социального. Нарциссизм – это социальное клеймо, печать того, кто возомнил о себе слишком много или слишком мало и не желает нормально взаимодействовать с окружением.

Прежде всего следует набросать круг из самых распространённых составляющих нарциссизма, выделяемых видными авторами. Данный перечень уже существенно расходится с общепринятым пониманием, притом что все разумеют под нарциссизмом что-то другое, делая его едва уловимым для внимания публики. Итак, это эксгибиционизм, зависть, стыд, чувство внутренней пустоты, зависимость от внешней оценки, идеализация и обесценивание, и, конечно же, фантазии о грандиозности, остающиеся часто исключительно фантазиями.

Караваджо "Нарцисс"

Значение этих слов ещё предстоит прояснить, но теперь есть шанс, что нарциссизм не вырвется за очерченные пределы и не станет похож на что-нибудь ещё.

Симпатичнее прочих для меня описание Хайнца Кохута, отличающееся от традиционного психоаналитического, хотя и оно не может претендовать на завершённость. Здесь всё основывается на, во-первых, отвержении важным другим и его неэмпатичности и, во-вторых, на эксгибиционизме, понимаемом как общее стремление демонстрировать себя и получать признание, а также переживание субъектом своей грандиозности.

К этому прилагается следующая история. Субъект в некотором отдалённом детстве не получает эмпатийного "зеркального" ответа (здесь следует вспомнить о стадии зеркала Лакана) от Первичного Объекта. Под Первичным Объектом имеется в виду обычно родитель. То есть, субъект пытается взаимодействовать, но либо не получает никакого ответа, либо получает, но непонятный, или радикально несоответствующий его ожиданию. Естественно, в виду имеется, что это случается не единственный раз, а происходит систематически или же особенно травматично. Нарушение базовой и важнейшей связи оставляет субъекта в проблематичном амбивалентном отношении с собственными всемогуществом, эксгибиционизмом и "самостью", потому что только через соответствующий контакт с важным другим выстраивается это отношение.

Всемогущество у младенца наличествует априори, и все его желания магическим образом исполняются Первичным Объектом, но предполагается, что микротравмами (то есть, не критично несоответствующими запросу субъекта ответами) оно снижается до некого "приемлемого" уровня.

Также у нарциссического субъекта не формируется устойчивый связный образ Я и стабильной самости, которая должна обеспечивать жизненной энергией и осуществляла "гомеостаз" при отношении с миром других людей. Образ Я получается смутный и готовый развалиться, причём страх разрушения Я — это именно латентный страх того, что в любой момент всё пойдёт не так и абсолютно всё будет уничтожено, как если бы он мог умереть в любую секунду. Также остаётся диффузной самость — из субъекта жизненных сил почти не исходит, он преимущественно апатичен и едва ли не буквально холоден, смутно или вовсе не понимая, кто он, что здесь делает и зачем. Причём последнее для него не просто отвлечённые, но жизненно важные вопросы, потому что он действительно не уверен, существует ли, и если даже существует, то что из себя представляет.

Субъект тотально разочаровывается в собственном всемогуществе, отвергает его, становясь абсолютно немощным, в то время как его грандиозность проецируется вовне на авторитетные (чаще родительские) фигуры, которые своим поощрением за соответствие надеждам и выполнение требований обращаются к всемогуществу субъекта, подкрепляют его и вызывают временное чувство связности Я, радости, бодрости и полноты бытия. Лишь благодаря другим людям нарцисс знает, зачем и кто он, и, соответственно, может существовать и быть активным, но это работает лишь до той поры, пока они остаются авторитетными и ценными.

В своё время с авторитетной фигурой также происходит травматичное разочарование (если оно не травматично, то нарциссизм будет не выраженным, благодаря устойчивой идентификации с этой фигурой). После обесценивания жизненно необходимый внешний идеальный грандиозный авторитет ищется в другом месте. Так случается раз за разом, и за новой идеализацией следует новое разочарование и/или обесценивание.

Сверх-Я, как, по-видимому, и все элементы психической структуры, оказывается диффузным. В основном его составляют смутные цели и идеалы, заимствованные у ранних авторитетных фигур. Но Сверх-Я нарцисса жёстко и примитивно, и потому нарцисс лишён сколь-нибудь выраженных моральных установок, но жестоко карается за несоответствие порой весьма своеобразным идеальным конструкциям. Не может оно и поддерживать субъекта в активном состоянии и поощрять внутренним одобрением за правильное поведение – Сверх-Я нарцисса занимается только наблюдением и наказанием, что усугубляет бедственное положение субъекта, когда тот лишён внешней поддержки.

Нарциссизм в такой трактовке имеет два основных, внешне весьма различных, воплощения – грандиозный и ничтожный. В первом случае младенческое всемогущество устойчиво сцепляется с Я, а не вытесняется и не проецируется вовне, как это имеет место во втором варианте.

Интересно, что если авторитетной фигуры под рукой не оказывается вовсе, то формируется скорее грандиозный нарциссизм. Нарциссу оказывается необходимым обширное поддерживающее окружение для сохранения статуса величия и чувства целостности Я. Хотя при этом окружение всё ещё неизменно обесценивается, поскольку это противоречит грандиозности, которой никто другой вообще не нужен. К тому же обесценивание помогает избежать ситуации вновь остаться брошенным  (а разрыв связи с Первичным Объектом переживается именно как брошенность), вместо этого субъект упреждающе и контролируемо бросает все объекты сам.

Следует иметь в виду, что всё, что касается событий из ранней истории субъекта, является в большей мере гипотезой, удобной, но не принципиальной для понимания. В общих чертах всё обстоит примерно так, и перед нами нарциссический субъект. Он сомневается в собственном существовании из-за диффузного Я и аналогичной самости, которая так и не обрела подобия целостности и ясности. Он либо сливается со всемогущей эксгибиционистской самостью, что делает его иллюзорно всемогущим и великим, но всё равно нуждающимся во внешнем восхвалении, чтобы поддерживать раздувшееся таким образом Я. Я однако остаётся всегда неустойчивым, поскольку не может просто соединиться с Самостью и ему необходимы постоянные усилия для поддержания этого состояния. Либо субъект вытесняет грандиозность, что заставляет его искать вовне наделяемые грандиозностью авторитетные фигуры, одобрение которых единственно обеспечивает ценность субъекта и побуждает к жизни. В отсутствии одобрения субъект становится унылым, бездеятельным и сталкивается с гнетущей внутренней пустотой.

Всё, что задевает вытесненную грандиозность нарцисса, то есть почти любые оценочные комментарии по его поводу, вызывает острое чувство стыда. Тогда как живые и деятельные (по мнению нарциссического субъекта) другие вызывают ненависть и зависть. Прежде всего именно зависть, поскольку в фантазии нарцисса у других есть то, что у него отняли. Он даже допускает, что именно они и отняли, притом что он, неизменно полагая себя грандиозным, заслуживал этого более любого из них.

Состояния слияния/вытеснения грандиозности способны сменять одно другое или сосуществовать, в зависимости от внешней и внутренней ситуаций, но чаще одна из них превалирует, будучи более привычной.

Слияние с грандиозностью как раз и принято в обиходе называть нарциссизмом. Такой субъект стремится к социальным, то есть в первую очередь признаваемым другими людьми, достижениям, успеху и обожанию. Ему важно вызывать зависть окружающих, поскольку тогда у него на какое-то время создаётся уверенность, что ему удалось заполучить то самое нечто, которое у него отняли и которое вызывает зависть у него самого.

Но вернёмся назад к понятию “самость”, оно крайне важно для понимания нарциссического субъекта, но при этом далеко не прозрачно. У Кохута это нечто энергоёмкое, большое и важное, и, в соответствии с названием, связанное с идентичностью субъекта, но не являющееся при этом его Я. Более того, при всей загадочности, это основное понятие в текстах Кохута. Следует при этом отметить, что в мысли Фрейда одним из основных элементов, связанных с нарциссизмом, является Я-Идеал, как раз включающий фантастическое всемогущество субъекта.

Здесь имеет смысл вспомнить о работах Карла Юнга, где “Самость” используется уже с большой буквы и является структурообразующим базовым элементом психического, отвечающим также за энергетическое обеспечение этой структуры и вектор реализации потенциала субъекта.

Можно проследить сходство с кохутовским пониманием, хотя Кохут юнгианцем не был. Но если бы был, то по сути всё осталось бы прежним, с ещё более интересной картиной происходящего с психической структурой нарцисса. Нечто подобное можно встретить в работе Шварц-Саланта, являющегося юнгианцем. Хотя в какой-то момент его мысль уходит в туманные дебри и посвящена в основном загадочному “пограничному расстройству”, но внимания она бесспорно стоит, и не в названии дело, поскольку субъект рассматривается как интересующий нас.

В его трактовке нарциссический субъект в раннем возрасте помимо того, что уже сказано Кохутом, встречает зависть и/или ненависть со стороны родительских фигур и, для того чтобы его продолжали любить, вынужден соответствовать их ожиданиям, попадая в зависимость от их оценки и одобрения и становясь зеркалом их нереализованных возможностей. Так Нарцисс оказывается не столько смотрящим в пруд субъектом, сколько чужим отражением в воде. Это вызывает у него закономерную разрастающуюся, но реализуемую лишь в фантазиях ярость, которая вместе с завистью становится основой формирования так называемой Ложной Самости. Последняя наполняет субъекта неутолимым голодом, ненавистью к себе и лишает душевного тепла, поскольку она ложная и не способна функционировать как настоящая Самость, которая остаётся где-то погребена. Поскольку Ложная Самость формируется на основе того, чем желали, но не стали родительские фигуры, то, фактически, это их Самость, перенесённая в субъекта и паразитирующая на нём.

Ложная, называемая также "дьявольской" Самость действительно подобна не только Чужому, но и Врагу Человечества, поскольку обладает богоподобием, ведь оригинальная Самость является репрезентацией сакрального в субъекте. Так же, как и Дьявол, она горделива, яростна, ненасытна и завистлива. Это очевидно пугающая вещь, но она становится единственным, с чем может столкнуться и взаимодействовать Я нарцисса, когда он обращается внутрь себя.

Он впадает в замкнутый мир кошмара, где опасна как внешняя реальность, так и внутренняя. Обращение вовне грозит завистью и жадностью в отношении других (а это вовсе не обязательно воспринимается как должное), и страхом того, что другие завидуют субъекту и жаждут что-то от него заполучить. Но нарцисс также и впадает в жизненно насущную зависимость от внешних объектов, поскольку обращение к себе кажется либо бессмысленным — внутреннее пространство обычно видится ему пустым, отсутствующим или ничтожным, либо вовсе опасным, как из-за встречи с ужасной Ложной Самостью, так и из-за того, что более всего Я, слитое с ложной Самостью, боится встречи с настоящей Самостью, угрожающей разрушением такому кощунственному Я.

Дьюла Бенцур "Нарцисс"

В этом смысле интересен отказ нарцисса от взаимодействия с внутренними объектами и во многом от рефлексии, в той её части, где он не видит одни лишь отражения себя. Рефлексия – это не только простое самонаблюдение, но и обращение к “душе”, а нарциссический субъект некоторым образом давным-давно заключил сделку с Той Силой и отдал душу, дабы избавиться от страданий покинутости и отвержения, получив заодно возможность фантазий о грандиозности в виде мечтаний о баснословных богатстве, славе, власти, целостности, покое и чём угодно ещё. То есть отказался от страданий об утерянном галлюцинаторном величии ради величия фантазматического, не выиграв ничего, но потеряв себя.

Как уже было сказано, для нарциссизма характерны два проявления: грандиозность и ничтожность, которые можно было бы разделить как направленный скорее вовне и скорее внутрь, но это уже следствия. В первом Я сливается с Ложной Самостью, тем самым получая доступ к какой-никакой живительной энергии и чувству собственного могущества, пусть даже сохранение статуса могущественности требует всё больших усилий. При этом субъект продолжает страдать от внутренней пустоты и украдкой ворует жизненные силы других почти метафорическим образом. Во втором варианте Ложная Самость отрицается, приводя уже к полному упадку сил и бездеятельности, единственную возможность составляет временное приобретение через то же воровство у других людей, которые склонны обесцениваться, что делает невозможным продолжительность этого занятия. Другим способом “ничтожного” существования становится бегство в фантазийное изолированное внутреннее пространство, полное отражений и теней Я, с угрозой потенциальной встречи с Ужасным.

Следует ли разделять нарциссическое как стремление к социальным достижениям с более-менее выраженной асоциальностью и нарциссическое как лишь мечты о могуществе с выраженной бездеятельностью и депрессивностью? Хотя в последнем случае асоциальность также присутствует, но менее явно, в виде стремления минимизировать угрожающие контакты с другими. В обоих проявлениях имеются стыд, зависть, гнев, переживание пустоты, амбивалентные отношения с собственным эксгибиционизмом и тенденция к идеализации/обесцениванию.

Стыд вызван как раз негативным эксгибиционизмом, который в “ничтожном” нарциссизме вызывает жгучую боль при любом обращении внимания на нечто, касающееся субъекта и имеющее для него персональную ценность, то есть касающееся его Я в части, не предъявляемой другим. При “грандиозном” нарциссизме эксгибиционизм проявляется прямо, в стремлении демонстрировать публике себя со всей подноготной.

Зависть и гнев составляют “ядро Ложной Самости”, оставаясь обычно бессознательными для субъекта, жаждущего забрать у других нечто, чем он оказался обделён, и ненавидящего их за это. Под “нечто”, вероятнее всего, имеется в виду оживляющее чувство любви и душевного тепла, хотя в фантазии субъекта это может принимать самые различные формы. Причём речь не о любви, присущей и исходящей от объекта зависти, но инвестированной в объект кем-то ещё, то есть зависть вызывает именно “некто любимый кем-то”, являющийся чьим-то объектом любви, и именно таким объектом чужой любви жаждет быть нарциссический субъект. “Грандиозный” нарцисс склонен непосредственно взаимодействовать с другими, чтобы приобщиться к их богатству, например, желая стать на место любимого объекта или же самому вызвать зависть, в обоих вариантах косвенно реализуя свой гнев. “Ничтожный” нарцисс реализует зависть и гнев в фантазиях и склонен обращать этот гнев на себя самого, дабы обезопасить других и заодно подкреплять ненавистью к себе свою ничтожность.

Об остальном уже было сказано, так что до появления новых данных вполне можно говорить о проявлениях единой структуры психического с положительным или отрицательным знаком в зависимости от того, слито ли Я с Ложной Самостью или отрицает её.

Кроме перечисленных базовых нарциссических структурных элементов легко найти ещё множество их разнообразных внешних проявлений. А поскольку основные элементы зачастую бессознательны, то становится затруднительно установить наличие у субъекта нарциссической подструктуры. Нарциссы обожают и ненавидят себя, превозносят своё тело и мечтают от него избавиться, жаждут похвалы и заливаются краской от стыда, нуждаются в любви и презирают её, любвеобильны и высокомерно-безразличны, и так далее до бесконечности, причём проявления могут значительно изменяться уже в пределах одного субъекта, не говоря уж о генеральной совокупности нарциссов.

Более того, поскольку никогда нельзя сказать, что субъект является лишь нарциссическим, и уже стало банальным высказывание о повсеместности нарциссических проявлений, то следует понимать нарциссическую конфигурацию психических элементов скорее как более или менее активный психический комплекс, функционирующий в “позитивном” и “негативном” режиме, но не как общую психическую структуру субъекта.

Отдельно стоит вопрос, почему нарциссическое стало трендом и остаётся им по сей день? Человеческая цивилизация получила официальное извещение о смерти Бога. Если прежде сакральная инстанция могла быть необходимым наблюдателем и критиком вместо наблюдающих за субъектом реальных других, то теперь остались только миллиарды других людей и медиа. Если автор создаст нечто, то едва ли у него может возникнуть чувство, это его творение сакрально и заслуживает внимания в глазах Предвечного. Теперь подтвердить право на существование творения и автора, сказать, что “это хорошо”, могут лишь другие люди или нематериальный взор медиа, и чем больше, тем лучше, потому что необходимо набрать массу мнений, сопоставимую с божественным авторитетом, что едва ли возможно. Потому чувство неудовлетворённости никогда не может быть изжито, субъект никогда не становится достаточно хорош и ему остаётся лишь бесконечно пытаться соответствовать невозможным требованиям или бежать прочь от взыскующих взоров снаружи и внутри себя.

Читайте также:
Короткий метр «Никогда»
Короткий метр «Никогда»
Линч не теряет голову
Линч не теряет голову
Этимология русской души
Этимология русской души