По городу некий Антон Сорокин, национальный сибирский писатель, расклеил по заборам автопортреты и расписанные чьим-то хвостом рисунки.
<Без подписи> Антон, но не Чехов.
(Наша газета, Омск, 1919, #48, 8 октября, с.3)
В одной из автобиографий Сорокин писал: “…я составил большое нарицательное имя Сорокина, и не оставил книг, и нищета вошла в тот дом, откуда вышел на дорогу, кроме Всеволода Иванова, не один писатель. Теперь моя биография – она в несколько букв. Антон Сорокин – и только”.
Скромный омский литератор, провозгласивший себя Писательским Королем, мозгом Сибири, национальным сибирским писателем, решил считать, что скандал и есть высшая форма литературного творчества. Его творческое время составило ровно двадцать восемь лет, в течении которых он пытался ворваться обывательское болото, разворошив его, нарушив общепризнанный порядок вещей, отношений и ценностей. Сорокин занимался тем, что сейчас принято считать искусством перфоманса, он разыгрывал спектакль, устраивая очередной скандал жителям Омска, утрируя, пародируя, доводя до абсурда любую ситуацию в которой оказывался. В качестве соперника он выбрал военного и политического деятеля, Александра Колчака. Именно ему посвящены тридцать три скандала, о которых позже Сорокин написал книжку. И хотя события не могут претендовать на достоверность, граничат с вымыслом, и даже сам автор не отрицает изрядного полета фантазии в описании своих скандалов. Так как имя Сорокина не отпечаталось в истории, и все его причуды могут быть лишь измышлением его ума, будем считать его вневременным, отвязанным от реальности феноменом, который оставляет человеку с ним столкнувшемуся, самому решать, где правда, и что есть настоящим.
Слова принадлежат автору и перепечатаны как есть:
Немного прошлого.
В 1902 году Антон Сорокин встретился в вагоне с гипнотизером Онаре, я попросил внушить мне, что Антон Сорокин писатель. Гипнотизер Онаре усыпил Антона Сорокина и внушил ему эти мысли. Но писателем Антон Сорокин не стал и только через продолжительное время почувствовал стремление к творчеству и в 1905 году написал монодраму «Золото», редактированную Мейерхольдом, а потом Шварцем, и только в 1912 году имя Антона Сорокина стало известным, как писателя с талантом.
Одной из первых и самых эффектных мистификаций писателя стала его мнимая смерть в 1915 году. В очерке «Почему Антон Сорокин покончил жизнь самоубийством» писатель говорит о себе в третьем лице: «В 1915 году в “Огоньке” и других журналах появился портрет Антона Сорокина с надписью “Покончил жизнь самоубийством в Гамбурге”. В результате этого было то, что издательства начали присылать требования на посмертные рассказы Антона Сорокина. Группа сибирских писателей во главе с Александром Новоселовым объявила Антону Сорокину бойкот. После того, как выяснилось, что Антон Сорокин жив, требования на рассказы усилились. <…> Для многих является загадкой, почему Антон Сорокин поместил свой портрет с надписью о самоубийстве. Сделано это было вот почему. Недовольный жизнью Антон Сорокин решил покончить жизнь самоубийством и уже держал револьвер, уже писал последнее письмо и вдруг мелькнула мысль: не доволен жизнью, значит, жизнь не имеет смысла, или же ты сам плох для жизни, тогда переродись, сделайся другим, и Антон Сорокин покончил с прежним, убил все прошлое и захотел стать новым»
Мы, Антон Сорокин, почувствовали стремление к власти и желаем быть диктатором.
Писатель Сорокин резко негативно относился к адмиралу Колчаку. Убеждённый демократ, он, конечно же, не мог принять самой идеи диктатуры Верховного правителя. Пародируя её, объявил себя диктатором над писателями Сибири. Вслед за омским правительством, тоже стал выпускать деньги, «обеспеченные полным собранием сочинений Антона Сорокина», при этом постановив, подделыватели караются сумасшедшим домом, а не принимающие – принудительным чтением рассказов Антона Сорокина. Позже к нему приходили разгневанные извозчики, принявшие деньги у своих седоков, по наивности думая, что деньги выпущены новым правительством.
На торжестве, посвящённом памяти великого чеха Яна Гуса, предложил почтить память вставанием и другого мученика – сибирского писателя Александра Новосёлова, которого осенью 1918 года подло убили люди, расчищавшие путь диктатуре. На банкете, устроенном в честь Колчака, произносит тост за то, чтобы адмирал поскорее оказался на своём месте – на корабле, а не томился в Омске, где нет ни моря, ни кораблей.
Однажды Антон Сорокин оказался в ресторане, где проходил негласный банкет в честь приезда Колчака. При помощи друзей он получил билет от редакции газеты «Речь» на право входа. На открытой сцене сначала танцевали балет, потом было объявлено, что каждый пришедший может исполнить что желает, ведь искусство свободно, не то что у большевиков. На сцену один за одним выходили агитационно настроенные авторы, и неожиданно на сцену вышел Сорокин. Он прочел свой рассказ, называвшийся «Чугурлап корабль». Содержание рассказа таково: море, шторм, гибнущий корабль, груженый золотом, а на корабле во время шторма, борьба за власть, борьба за золото.
Сатиру поняли, и один из офицеров даже порывался застрелить писателя, и успев выстрелить только в потолок был успокоен. В зале гасят свет.
Сорокин зажигает свечу и говорит:
— Эх вы, навозные люди, хотите меня, несущего вам свет, выкурить темнотой, этого не сделать! Хотите убить меня, но разве можно убить неубиваемое? Я не один, я только радио, принимающее слова моей Родины — Сибири.
После чего он заканчивает чтение рассказа под усиленное молчание аудитории. Далее следует разговор, Ауслендер говорит:
— Какая у вас цель выступать в ресторане?
Цель Антона Сорокина выступать в ресторане такая же, как статисту Ауслендеру сидеть в ресторане среди военных людей.
— Но ведь нужно знать время и место и нельзя читать философские трактаты перед аудиторие, пришедшей отдохнуть от жизни.
— Да, Антон Сорокин не знает времени и места, когда дело касается всей Сибири.
— Но вы не боитесь быть убитым? Если бы не распоряжение адмирала, офицер, знающий вас как за большевика, убил бы вас.
— Я фаталист и от убийства не застрахован, меня может убить даже тифозная вошь. Культурных людей я не боюсь.
— Но ведь вы большевик?
— Если стрелять в художника слова культурное дело и если уважать писателя — большевизм — то я — большевик.
Тогда в разговор вступает Тимирева:
— Скажите пожалуйста, ваши произведения пользуются успехом? их можно купить в книжных магазинах?
— О нет, мое имя пользуется презрением, мои произведения в газетах живут один только день, потому что слушать правду — неприятная вещь.
— Но зачем же вы это делаете?
— У меня мания величия, как и у всех великих людей. Я думаю, что я великий писатель, а может быть я только хороший счетовод. Другой думает, что он полководец Наполеон, а он только должен бы быть солдатом. Вы удивлены, что я сказал со сцену сотую часть правды, но что бы здесь в ресторане этому избранному обществу сказал Христос?
У организованной писателем группы единомышленников был еще и свой манифест, который они напечатали с предельной аккуратностью. Каждое слово было напечатано разным шрифтом, чтобы при случае появления советской власти, можно было сказать: позовите комиссию, я же сумасшедший.
В годы правления А.В.Колчака Антон Сорокин выходил на улицы и торговал собственными автопортретами. Производились они на глазах у покупателей следующим образом: Сорокин бросал горсть краски на лист бумаги, закрывая его другим листом, проглаживал рукой, разнимал листы, и на них оказывались два его автопортрета, каждый из которых он заверял личной печатью с надписью “Король писателей Антон Сорокин”.
Конечно же у Сорокина были друзья, дух которых в унисон звучал с духом писателя. По свидетельству Вс. Иванова, Колчак бывал в гостях в доме Сорокина. Л. Мартынов, впрочем, выражал сомнения в “подлинности” героя: “Я думаю, что это был один из сорокинских трюков. Полагаю, что Антон Семенович, издеваясь над Всеволодом Вячеславовичем, выдал какого-нибудь шутника за адмирала Колчака. Не знаю точно, как было в данном случае, я был еще мал и не вхож к Сорокину, но позже, в двадцатых годах, мне не раз приходилось “встречать” у Сорокина известных поэтов и писателей, которые никогда не были в Омске, а во время “встречи” с ними у Сорокина находились в Москве. А потом я и сам, раскусив, в чем дело, приводил к Сорокину и мнимого Асеева, и поддельного Пастернака, Антон Семенович охотно входил в такую игру”. Под сомнение можно взять все, вплоть до каждого слова, поскольку писатель, хоть и выставлял себя человеком у которого на все есть подтверждающий документ, не привел своих доказательств, а лишь настаивал на том, что они существуют.
Скандал шестой.
Пишу заказное письмо в Томскую психиатрическую лечебницу редактору сумасшедшего журнала Орестову. М.Г., вы сидите в сумасшедшем доме и не знаете радостной вести, спешу сообщить ее первым. Сибирь сошла с ума и нет никакой цели в сумасшедшей Сибири держать сумасшедших в особых домах. Мания — еще не бывалая боязнь всего прекрасного, стоит понести по улице красный флаг — моментально затрещат револьверы. Мания украшений себя побрякушками, которые называются орденами, имеется и мания преследования всех, кто называется рабочим. На основании всего изложенного, немедленно проситесь на свободу, скажете, что ненавидите все красное, готовы обвесить себя погонами и орденами и готовы убивать рабочих, вас немедленно освободят и дадут самую ответственную работу…
Вечером того же дня Сорокина уже допрашивали в осведомительном отделе штаба Верховного Главнокомандующего. Впрочем, отпустили, так как сочли невменяемым.
На окраинах Омска, там, где лениво машут крыльями ветряные мельницы, обреченные на скорую смерть, происходят сектантские собрания молокан, баптистов и прочих фанатиков, омытых страданиями и пречистой кровью бога нашего Христа, спасителя мира. Вот среди них я набрал два десятка самых тронутых умом и с ними приходил на собрания, где были дискуссии. Мои сектанты выступали по моим указаниям и несли невероятную чушь. Тихомиров рассказывал о том, как он разговаривал с Богом. Вахтенко нес чепуху об аде и грешниках, и я обращал вечера сближения славян в сумасшедшие вечера.
В ХIХ веке романтизм создал моду на высокое скандальное поведение. В начале ХХ века в авангарде утвердилась тотальная установка на скандал. Но никогда еще не было такой общей ориентации на скандал в культуре, как в наши дни». И если за «скандалистами» прошлого — талант, энергия, содержание, то сегодняшний скандал зачастую — конъюнктурный жест, откровенно вписанный в рыночный контекст. Сложно после венского акционизма (почти полувековой давности) всерьёз воспринимать некоторые выходки «актуальных художников». А уж после Сорокина многие темы кажутся более чем тривиальными, искусственными, фальшивыми.
Настоящей, не-игровой смерти писателя, наступившей 24 марта 1928 года в Москве, предшествовали мучительная болезнь, коммунальная склока и пожар в квартире писателя. Антон Сорокин был болен туберкулезом третьей стадии. Омские врачи направили его для лечения в Крым, крымский санаторий, однако, не принял больного, так как в Крыму, третьей стадии туберкулеза не лечат. А. Сорокин вынужден был вернуться. По возвращении в Москву он почувствовал резкое ухудшение и через два часа после приезда умер.
