Античный Рэп
Античный рэп — моя первая книга. Я писал ее в течение года в формате паблика «Вконтакте» с одноименным названием. Античный рэп — это синтез речи, мысли, музыки и живописи. Если речь живопись и мысль представлены в текстах, комментариях и картинках, то музыка объединяет их всех как универсальная ритмическая формула. Я давно ушел от такой поэтики. Я считаю, что действительность вновь требует от поэтов внимания к настоящему моменту, политическим и социальным событиям, поскольку именно поэзия остается свободной, ведь она никому не нужна.
Предисловие
Попробуй-ка донеси в ладонях воду до дома: чем крепче держишь, тем больше льется – обратно к проруби подбегать опять набирать ладони полные: похрусти-ка снегом бегая бестолку, побросай капель на ветер – дорожка будет вытоптана; хоть ее заносит вновь, снегопад ведь, уже и следа собственного не видишь, лишь – хрупкое очертание, да и то давно уже замело.
*
Речная жемчужина выпала из живого окуня как я его раскрыл; живого окуня режут большим надрезом вдоль живота и вынимают внутренности: пузырь мочеток желудок; очищенный окунь бьется, глотает воздух – чтобы не бился, окуня бьют о камень: что в тебе бьется, ни пузыря ни сердца уже, где ты такой жемчужиной обзавелся.
1 форма речного жемчуга кажется случайной, но каждой такой случайности предшествовал один механизм: разрозненные осколки, попавшие в створки, скрепились – перламутр округлил их, залатал впадины, придал им живую, текучую форму: попадая на ладонь, речная жемчужина воспринимается цельной, хотя в ее основании – все те же разрозненные осколки
*
Раз – и уже совсем не похож на прежнего, что ты наделала лавровая листва, как я вернусь к родителям, как меня вспомнит мать или отец: он уже не похож на прежнего лавровая листва, как узнать его, я не могу не вспомнить: ты – моя память, не это сырое сердце, глаза и уши, как я узнаю сына когда вернется, если ты солгала.
2 я не помню, кто ты, потому что ты – моя память: вот одно, что можно честно сказать о мире, в котором я существую и задаюсь вопросами о себе, находя разные ответы – словно мои причины и следствия не подходят миру, чтобы быть его реальностью, но хотели бы, поэтому я пишу – и чувствую, что это поэзия
*
Мама сказала мне можешь уже любить, выбери душу будешь любить ее, не утомляй не сиди над ней, и пойдет: любишь не душу, а то что внутри нее, что там лежит – вот посмотри, у меня там корзина с вишней – на угости подругу, но всю не съедай: что бы ни стало не дай, чтоб она закончилась, хоть эта вишня: завтра куплю еще ты чего такой, точно пьян.
3 я люблю вишню: "потому что она вкусная", "потому что она полезная", "потому что она красивая", "потому что она есть", "потому что я могу ее есть" – всегда разные причины, не проясняющие любовь – "я не всегда ел вишню", "я ем не все вишни", "какие-то вишни я больше не ем", "они никогда мне не нравились", "я сейчас не хочу" – всегда разные причины, но предмет вопроса один
*
Черные головы залетают ко мне по ночам, нечего есть шипят – и улетают, куда не знаю; как это так – а я, а мои огурцы с укропом, а даже ты, а кстати: куда ты ходишь каждую ночь слышу: сандалии шелестят и полы, куда ты ходишь-хлопаешь дверью слышу: черные головы залетают после того, а возвращаешься слышу – и нет их больше.
*
Я никогда не хожу в овраг и тебе не стоит – там спит мой друг: детьми мы играли в мяч, но мяч укатился прямо на дно оврага пошли искать – и больше его не видели, вот этот мячик я его там нашел; там спит мой друг, ему все еще четыре, а видишь дуб у ручья, ему на шестнадцать больше – такой большой, и ветви как две ладони машут, хоть это только ветер, и дождь накрапывает слегка.
*
Как умирал сосед, на похороны пойдем не узнаем, только какой хороший был и золотой; столы не сломаются от хлеба и фруктов мяса зелени и вина, не сломаются стулья скорбящих от хлеба и фруктов мяса зелени и вина в желудках, земля не провалится под столом и под стульями под телами скорбящих, а мать провалилась от горя, жена сломалась – сломалась от ветра, еще с цветками, все еще не осыпались, падают на ладонь.
*
Слушай цикаду раз хочешь узнать, как жить тебе завтра, да и вообще каждый щелчок о жизни – а как иначе: разве она затихнет, когда ты просишь щелкает больше чем столько сколько ей надо – она жестока что мы тут гибнем и забываем что все тут дохнем, она ужасна что все несчастны что та – не тише а только чаще отщелкивает и-раз, а теперь затихла.
4 в те времена, как и сейчас, многие люди несчастны: "мы ищем корни наших бед и храним надежду на избавление", но надежды часто сливаются с корнем бед – в единый образ: его просят об избавлении – и проклинают, когда он не слышит
*
Дом прорастает в землю пускает корень и станет больше, третий этаж появится под листвой, главное ждать, поливать под корень, вино оставшееся со вчера – подходит, вода из глаз, изо рта, из носа – все то вода что льется, и всю под корень – третий этаж появится под листвой: там будет тихо, гнездо синицы а ветви раскачиваются на ветру как машут что нету крыши: вода закончится, но поднять бы последних капель, пока не стихнет.
*
Часть уже больше целого посмотри, как тыква уже похожа на монумент, памятник тыкве: в трещинах и не сдвинешь, слизень уже не может проесть кору (бурую как старый пергамент) тыквы; часть уже больше целого неба под осень больше и точно выше речка наполнилась как виноград под кистями не зачах; сын уже больше матери – как монумент, памятник матери: в трещинах и не сдвинешь, как ни пытайся, червь его не проест.
* Л. Каревой
Зачем рождаешься в этот миг, что снова наступит скоро и солнце в него войдет и выйдет на том же месте, зачем он уходит, снова наступит, когда и так по времени не успеть – о день рождения частый – ты грустный праздник, на календарь помеченная черта оставайся там и не возвращайся, ты слишком частый и слишком старый праздник не уходи, я счастлива и теперь.
*
Я наступил на собачью лапу, собака плачет, а я нечаянно разбил тарелку, теперь не склеить, только выбрасывать – как же выходит, что то, что губишь даже нечаянно – не воротишь, я ведь нечаянно разбил ей сердце, это случайность: оно и так уже было в трещинах, я же не видел, стояла скраю, совсем из глины, бежала рядом, сунулась под сапог.
*
Все утро бегал-гонял крота с огорода, он вырыл норку все время прячется: видит большую тень убегает, как ему спрятаться это смерть, он мало знает о смерти – глядит в глаза улыбаясь не зная смерти, как только крот – кротята пищат в норе зовут его в землю: ты только крот, ну что тебе в этой тени, нора и так уже на половину наполнена сливом из кувшина вонючего, похожего на арбуз.
*
Я вижу знаки но не читаю их чтобы не наделать ошибок: небо белело от облаков, очистилось и стало синим и красным – пошел закат, небо тут потускнело, стало лиловым и черно-серым от звезд, луна подошла под облако, небо позеленело, но пожелтело в точке восхода, став синим и бирюзовым от вод; от облаков оно стало белым, и сине-красным, лиловым небом, а этот цвет я вообще не знаю – какой-то странный нелепый цвет.
5 безумно-голубое, чудовищно-чистое небо стало похоже на плоский рисунок, залитый солнечным светом – я вдруг почувствовал, что не могу больше выносить его: странный, старый-знакомый мне с детства страх – смотреть на то, что пугает: в раннем детстве я боялся пальто, висевшего на гвозде в прихожей – и по ночам пробегал мимо него с закрытыми глазами – видеть страшнее, чем быть рядом: детские страхи не сложно себе объяснить, но они не забываются – сейчас я не подумал об этом и отвел взгляд
*
Позорище, в глаза смотреть не умеет за тряпкой прячется без сандалий думает пронесет его, чешет затылок пятится с ципки на ципку переступает курица ногти грызет, позорище; я приглашал тебя поговорить-покурить а не прятаться за волосами матери, я же не есть – помучить беседами, в рот посмотреть по-братски, пока нету тарантула птицелова злой скалапендры крысы больной собаки – мало ли что там водится в темноте, теплой удобной.
6 по какой причине мы делаем те или иные вещи, что ускользают из нашего осознания, будь то пластика – почему я двигаюсь так – или речь – почему я говорю так, а не по-другому – с какого момента я стал все делать "так" – я же помню, что не всегда делал это: что-то новое всегда приходит – кажется, в обмен на память об этом
*
Что не останется на траве росой из уст, на камне на коже вепря – то испарится как то, что скажешь уже не дышит еще не так состарилось как могло; когда все стало настолько старше, я упустил не погладил вепря в траве не лежал той самой под пленкой снега, лишь надышал этих песен, падающих летним снегом уже: не долетает и тает в капли, бьют и не слышу.
7 с детства я вижу письменность на снегу, странную вязь ярче снега – возможно, многим это знакомо: мелкая, отчетливая, но неясная – зарисовать бы хоть фрагмент, но, переведя взгляд на секунду, перестаю все видеть; но эта вязь на снегу не хуже письменности, если научиться ее читать – как научились читать привычные закорючки – арабские, русские, латинские – чем эти снежные хуже: тем ли, что их написало свойство моего зрения, тем ли они правдивее
*
Счастье с тобой не возиться сын, пока ты беспомощен я люблю тебя – слаб и не знаешь как обижать-перечить; окрепнув на ноги побросаешь игрушки-книжки – я не хочу тебя больше видеть, но я с тобой, аккуратно – лужа; счастье с тобой не возиться папа, пока ты немощно слаб и любишь, пока не видят что слаб и любишь, окрепнув на ноги встанешь – не можешь видеть, но я с тобой, аккуратно – дверь.
*
Ветер и дерево ветви и облака: небо теряется в листьях падает на перегной кора муравей; я никогда не хожу в овраг, но ноги ведут и плачут – памятник детству, горло болит – где же его оставил и он стоит – руки на сердце камень узкая грудь; вот перегной, и дерево в перегное: мой памятник детству, я потерял-нашел тебя в листьях – вот, мои руки на сердце камень на том же месте, где их оставил тогда – все побросал, не тронуто, на возьми.
8 дерево на фоне неба, покрытого белой рябью, на фоне которой крона казалась четче, напоминая застывшую молнию: что-то цельное в них – дереве, небе, ряби – казалось прекрасным, и потому неотчетливым: то ли в соотношении контрастов, поставленных рядом – неба и дерева, толстых и тонких веток, тупых и острых углов ответвлений – то ли в неуловимом, но очевидном законе этих соотношений – той естественности, с которой симетрии и прямые были нарушены – и более не поддаются воспоминанию
*
Зачем все так непохоже на то что помнишь, кажется как сейчас: новопосаженный сад, молодые лиственницы и яблони, куст винограда – забытый бурьян в колючках, песок иголок, дичка в ороговевших лозах – узор угадывается, но слова слова не похожи, и не поймешь о чем я, лет через двадцать, тут уже пусто: "какой там сад-виноград, одни кирпичи да небо" – о это небо, я про него забыл, но вспомнил.
9 пока я пишу и говорю об этом, я верю, что не схожу с ума – лет в семнадцать, за игрой в карты, я посмотрел в глаза королю-треф, стандартной колоды с клетчатой рубашкой, и подумал, что это взгляд сумасшедшего, le roi maudit – видимо, с тех пор лазурно-голубой для меня – это цвет безумия
*
Мы собрались, дабы думать о прошлом, как было весело и лекго, было полегче и веселее: плавало облако над головой земля пролетала-падала под ногами, столько воды потом, больше не унести – но было весело, даже когда не так, или печально – в желтых подушках-листьях или траве: вспоминать не легче чем жить, плыть по стихии шелестом, но веселее: легче нести что нести и так, хмыкнуть и бросить.
10 это сон, который невозможно пересказать – он явен, я видел его и частично помню логику чувств, но не слышу их связи с образами: помню всполохи, о которых можно себя спросить, но получить разные ответы – как погадать на картах
*
Приходит холод, и что-то со струнами туже, и звук не тот уже рама трещит, ноты выходят резкие как по крыше яблоки падают град, это ветер, а не сосед стучит, дергает ставни: что ему нужно, это не кровь а ржавчина, белую мякоть яблока надкусив падает-бьет по крыше; битое яблоко по голове, стук и по крыше веткой моя струна, стук и упала ржавая ветка ветра, может быть новая вечером отрастет.
11 это чувство не прекращалось: я видел куклы людей с одинаковыми лицами, двигающихся в такт и завернутых в чужие кожи, кричащих как птицы, камни, катящиеся по руслам, выдавленным в холмах, свет солнца был острым, ткнул меня в мое-все без причины – как быть облитым водой из таза, когда не ждешь – это не образность, во всяком случае, для меня – я был раздавлен тем, что чувствовал: мир как бы схлопнулся на мне, как железная дева, и я не найду иного сравнения
*
Мой одинокий посвист которых лет, не перебрать и уже не знаю, зерна ли плевелы теплый удобный хлеб старый-насущный: холодно спит уже, и ну надо же было болеть этой коркой гарью – одни затраты хотя пустяк: на посвисте только свет, сердцесближение; но заморочено, не найдешься как ему падав съедобной речью вновь небо падать зерном от плевел, а рот ответил: вот он подарок твой забирай: новый-насущный.
*
Только рассвет, а выйдешь на снежные корки землю, пахарь упавший, ветер уже не так: в тряпах от холода прятав горячий пар, воду, дыхание – и под снегом спрятав и спят полухолодные твари, грядки: что ёж расскажешь понюхавши снега, уже не так – и лапы завяли лозы; спи мой волшебный, зеленый цвет (одиноко ждать обещали), трава на просыхе: пахарь уставший и рад Вам, и больше нет.
*
Можно влюбить-нибудь что живое, или замерзнуть поспать-нибудь что ли листики полистав, сорвать и немного больше не рвать – или зарыться в своих идеях, теплых удобных побеги хлопка корзинах емких ватой набитых плоть – но все равно дышать этим каждым утром, солнечным за окном дрожанием лески дождь, и не впервой на счастии оступаться – когда невидимо, чай на нем не упасть.
*
Сядешь и спишь, а уже не слышимо шелестом ходит одна к одной ночи под утрами ночь, и того не станет: мухами листья спав-умирав с веток на пол помаленьку – в этом падении спать, прятав-украв под снегом то, что не увидишь не тщись: белая дымка переступает в снег, или во сне с тобой спит и природа павшая что не видно, смерти подобная – только калитка, кровать поскрипывает, но не надолго.
*
Ходи осторожно, шагом тонкого не задевая ветром умытых вечером-ноябрем лужи качаются: неслышно бьются о берега хрустальных далеких волнами старых веток, но возвращаешься блик подсолнечный свет печальный: чего ты хочешь вечером чтобы стало, подсолнух солнечный свет не видишь – так наслаждайся совсем не слышимо желтым тучами: не запечатать их в речи точными – горящих, желтых на отражениях (неслышно бьются о берега хрустальных, далеких, волнами).
12 вспомнить эти узоры точными невозможно, объяснить их закон, иной для каждого дерева на пути, трудно – неотчетливость, хрупкость, перетекаемость формы – в сочетании с выраженным контрастом – эта красота безотносительна, у нее нет предмета и воплощения: прекрасное выявилось как линия, разделившая все контрасты, и в то же время обнявшая все складки, пересечения – непрерывным контуром, от которого нельзя оторваться от восхищения
*
Каждый миг твой воздух вдыхая бог вдыхаю в воздух твой мой воздух, о ты дыхания шум, рожь листьев на отражениях луж сыпешь: не замирает вода взгляд в облаках каплями падав кольцами расходившись, и человек навсегда молится, мой-твой воздух расперев легкие вырываясь – не заставляй меня, твоих крон почернев листья остыли-сыплются пар густых остывая вод – светит и ночью, вечером тобой свет утренний.
13 я чувствовал, что меня мутит: красоту тяжело наблюдать, если она явлена дольше мгновения – чувство, когда надеешься, что видение пропадет само, что не придется отворачиваться, потому что это убийственнее, чем ощущать свою беспомощность в попытке запомнить хотя бы что-то из тех очертаний, явленных на скорости бега – движением же разрушенных
*
Миг, и не остаться каплей на нем остывшим, и на прощание нем, неводом поднят, сквозящим связками ветром вылетев глухой воздух: мы рыбы боимся воздуха не оставшись каплей на нем остывшими, страшно не то сказать на прощание – стыдимся-дышим за сиплый дух, что нельзя прощаясь, а мы прощались с тобой до невода свет-рыбак мой; прости нам господи если слышишь глупости флейты духа – гудящих связками словом вылетев звонкий воздух.
14 словно бы все, что мы наполняем причинами – и себя, потому что не можем не наполнять – не имеет никаких оснований, как сон, который трудно забыть и невозможно вспомнить его начало, словно начала не было, а его поиск – гадание – то, что начинают называть познанием, когда привыкают существовать
*
Как ты мой слепок слеп и простужен в снег пав из рук одинокой глиной ночной мой себе подарок: заболев собой не оставишь хоть запах плоти, хоть жар непростой мой снег весь растопишь – не забывай мой моих касаний вдавленных в тлен, след жизни большой, влюбленной в куст винограда, но ты забудешь, забудешь – как брошенный в снег пав свой жар простудит, как прошенный с неба пав руки жжет, свет потеряв свой.
15 мне стало сложнее читать прозу: часто замечаю, что на листках не образы, а закорючки: я узнаю, вспоминаю их – царапины, в которых привыкли видеть истории – но вижу их автора, который скребет по листку, чтобы выразить то, что с ним происходит – даже когда он прячет себя за абстракциями: это меня трогает даже сейчас, когда я сам этим занят, не понимая зачем
* В. Бородину
Нам одинаково воду греть и годиться в дети друг другу каждому, кто руку подав отчаявшемуся станет им свет, но подав отчаявшемуся, став ему пленом не свет – не поднять его крест из-под веток что ли: так не моя, не моя голова остыв на плечах уже не болит, не моя речь на моих устах кипит от отчаяния, не моя любовь меня больше так не печалит, чтобы держать тебя рядом уставшего на плечах всю ночь на усталых.
*
Не важно что пеной выброшены на сушу – вода вернется за нами-каплями накрыв унесет обратно, хоть не узнать их: впитав земли, немного кристаллами став на солнце, надели сталь и пошли друг о друга биться на скалы, мечами-чайками лязги; не размечается море на то, что справа и слева от ветра не отличается воздух и вдох – но летят осколки: повсюду сыпет их выпавших невозможно не видеть – уже слезами легкими стали, чтобы вернуться назад.
16 по многообещающей современной теории жизнь родилась не в воде, а в кристаллах глины: лишь потом она освоила воду, а воздух – совсем недавно – следуя своему принципу множиться и расти повсюду, живое вещество расширяется, преображаясь в различные формы для новообретенных просторов – и действительно: структуры, лежащие в основе всего живого, напомнят нам о кристаллах – своими симетриями, фрактальными формами, способностью к росту засчет окружающего вещества
*
Все больше жизни, но след еле-еле слышим под пеплом – память-метель замела шары золотые, и пеленой покрыло: все выше, тучами крыто солнце ли пепел выше чем точка отсчета взгляда, но застилает – не вижу что там: взгляд, путь и память не знаются, хоть ими мир обретая в момент между дымом и пеплом, завидишь свет "ну лети сюда": все хуже зрение гаснет звездами ночь страшнее и старше, жаль не увидеть больше тех золотых шаров.
17 я дорожу остранениями, неожиданными возможностями заглянуть за взгляд: за эту кору, мешающую видеть то, что есть – а не то, что навязано памятью: однажды я стал ждать их, искать пути к ним, чтобы смотреть сквозь себя и возвращаться с новыми игрушками для души – остранение похоже на чудо, но сегодня оно было нестерпимым: таким, что я понял, что однажды могу покончить с собой, как бы мне ни казалось, что это глупо
*
Нелегко с космосом спать в эту люльку ложиться – не ждать и не станет холодно не погонят; все тут видно не мне – и как люльку солнечный ветер качает, и как поляны накрыв остывать ему в ответных бликах луны на окнах; мне на работы шаг за шагом ходить по простыни снега морочиться, чтоб не проснуться уже в этом космосе, где ничего не оставить себе, даже плоти без запаха хоть, не вернуться к себе домой на прощание.
18 вакуум – слишком неплотная среда, для него воздух – как вода, как для воды – глина, как для глины – кристаллы: в вакууме свои волны, свой ветер – они не такие плотные, как у нас, но знакомы нам
*
Плохо что кто-то должен быть плох чтобы жить неплохо, в овечьей шкуре кожа да кости – и то трудно от холода: надо же как-то жить – волчью шкуру надевши, выйти на снег под медвежьей шкурой на ступнях тоже чтоб жить, и не завидуешь тем, кто может и жить неплохо не получается – сталью покрыта кожа воина кости стынут: его поставили ждать, не спрашивали – но не должен счастья не знать, и легко от холода жар под лезвиями, под сердцем.
19 мы строим для себя сложные связи, что помогают нам жить комфортно: выходить из тепла на мороз, окунаться в проруби, вылетать в космос: нам ничто не принадлежит, но природе свойственно посягать на то, что ей не является, она несправедлива к другим: может быть, люди – это ее зеркало, ведь в этом зеркале я вижу себя
*
Забыв, куда положило небо свой дождь, куда и что реку спрятало в лету, где все свой цвет потеряв оставило лишь скелетов объедки – вспомнить: но только смех из-под ели, той что одна единственная в этой черти со мной осталась – только смех из-под ели, украшенной бумагой и яблоками: она совсем не осталась прежней – стоит вращаясь, как будто мир вокруг нее хороводит как заводной, и далекий смех ненапряжный уже не кажется горьким.
20 словно бы весь наш мир, построенный на причинах и следствиях, выталкивает меня: для многого определены причины, люди хранят их, но причины меня – скрыты: можно искать их, но нахохить разное: можно выбрать самую красивую причину, запомнить ее – как вещь, которой больше нет – как эту елку – но это не будет значить, что она была когда-либо
*
Я вижу дом из камня и стали дерева веток яблонь прятавших створки окон, из человека чей сад растений и дней остался на почве – я слышу шелест листьев его растений, стук веток яблонь о в камне застывший голос, я чую с листьев капли собравший ветер прель камня, ржавь стали из петель, но не могу разобрать дыхание своих легких, не слышу свой голос издали в доме – я вижу сад не себя, сажавшего его семя, хоть на прощание с тем, кто его возделал.
21 иногда меня расстраивает это осознание своей тотальной бессмысленности и беспомощности, пусть и на больших масштабах, чем нам привычные: сложно переносить это гордо, но сейчас мне кажется, что за этим осознанием есть некое духовное перерождение, очередная трансгрессия – пусть это будет
*
Где чуть слышно шлепался снег о ставни – старый мой дом, и что его делало домом – одни остатки, старый горшок от каши серого цвета, уже не знавшего чей он больше, цветная роспись на стенах кухни, уже не знавшей о стенах, простыми стульями в ряд поставленными не это ли то, где прохладно летом, тепло зимой и защитно телу, как серой каше в горшке, что всегда со мной в этом доме, где природа подарила мне бога в хорошем горшке, чтобы я мог поставить его на видное место.
22 может, я не могу найти причины, но я ищу их, перечитывая написанное – это делают не все, значит у меня есть на то причины, но выразить их – соврать: нужно искать не в прошлом, потому что там – всполохи, память не отдает мне все, что хранит – я невольно проведу связи там, где их нету, и выберу наиболее приятную из их множества – нужно смотреть в-сейчас
*
Передо мной река не войти в нее дважды, и на ту сторону речи не переплыть, и деревьев корнями кроне подобных трубки пьют эту реку, падают серые листья: один среди леса на берегу я не помню кто я[23], питаюсь листьями мертвых кор насобрав дом себе строю: приятно верить, что я родился не тут, в толще леса и речи, что я вокруг них, не заперт в этом горшке – я свободен, хотя не знаю что это, только слышал как ты свободен звучало шепотом от реки.
23 я воспринимаю себя как другое, вижу себя как явное – желания, чувства, жесты – но не помню, чем оно являлось, и не могу не искать причины, и всегда прихожу к разным ответам – не только я – и это дает мне право сказать мы – мы воспринимаем себя как другое: видим как явное, но затрудняемся объяснить себя – или лжем: я не помню, кто я – вот, что могу сказать про себя достоверно: что-то было, но я забыл
*
Ветер и дерево ветви и облака, можно считать это чем-то меньше чем честное слово, но я запомню вас так, как вас дали мне дни, этих теплых лет перелеты, побед над пламенем немотой, но неспешно прерван мой ле; я вам ничто не могу, кроме просто вас видеть, вас петь никому, повторившись о том с любовью, что вы не мое, что вас никто никому не поет застывший памятью слиток, что вас можно больше не видеть, когда вас нет.
*
И за то спасибо тебе мое я, что во тьме не оставишь и в этой жизни кого-то любишь больше себя, на листках трав не присохнешь выдохнув им привет на прощание поцелуешь землю за то что это земля, что на ней бывают рассветы, что есть вода низачем разлитая этих рек, воздух, которым хочется жить не за то что он воздух, что в нем звучание, но за то что просто хочется жить, потому что живешь ни за что подарок твой хлеб, и не ясно что дальше.
24 моя зарплата за жизнь – это воздух и небо, земля, вода, надувающиеся почки, закаты, любови, радости, чувство значимости, услышанности, понятости, свободы – даже если всего этого нет, даже если это значимо для меня – как природе, мне свойственно желать большего: она страдает об этом через меня, но продолжается
*
Я окунь, меня поймали сетью, вывалили из воздуха где я летал – в этот космос: тут ветер бьет а не гладит деревья рвутся а не колышатся в небе под солнцем белым а не зелено-синим – я тут придавлен и не могу распахнуться, крылья мои болят от попыток; я вижу то что никто из вас не увидит – мои глаза высыхают, я слышу горные трубы белых ангелов грай – и задыхаюсь и не могу задохнуться, лезвие меня распарывает я не могу кричать – воздух сквозь меня льется, жемчуг сыпется изо рта.
25 я пытаюсь понять, почему написал это, почему сейчас я читаю и пытаюсь понять, почему я писал это: я пишу, а не мыслю в себе – потому что забываю детали: остаются всполохи, в которых искать себя – что гадать: я читаю, чтобы мыслить это в себе – во всех тех деталях, что моя память от меня быстро прячет; я хочу мыслить это, а не бросать на ветер, потому что хочу понять себя – чтобы понять что-то о нас – потому что мы очень похожи, но у меня нет ничего кроме себя, чтобы понять нас – я хочу понять нас, чтобы произносить это – чтобы это было услышано – потому, что я растерян: не зная зачем, я кричу
