Автор:
16.07.2015 · Публицистика ·
Алессандро Барикко
Алессандро Барикко
Алессандро Барикко
Алессандро Барикко

БАРРИКО

1.

Посреди комнаты стоит пианино.
За ним на мягком стуле сидит мальчик шести лет.
Шесть лет – ни больше, ни меньше.
Он смотрит на инструмент, но взгляд его устремлен сквозь черную лаковую краску вдаль.
Он смотрит в своё будущее.
Его мать стоит рядом.
Она взглядом ласкает каштановые завитки мальчишеских волос.
В глазах её притаилась надежда. Надежда на то, что она станет матерью великого пианиста.
Ни дать ни взять Мецио или Агости, непременно играющий Баха.
Забегая в будущее можно сказать, что он снизошел только до эссе о Россини и шести лет, потраченных на консерваторию.
Мальчик смотрит в будущее, в котором он – автор многочисленных историй.
Писатель – Алессандро Барикко.

 

2.

Он не был как все подростки 70-х. Предпочтение отдавал не «Pink Floyd», а Бетховену и Брамсу. Не читал книг, но посещал оперы. Следил за движением жизни в своём солнечном Турине. И ждал, пока однажды косые чернильные строчки не легли чёрным бисером на белый лист его записной книжки.
Первый свой репортаж Барикко написал в 21.
Первую лекцию по философии он прочитал в 26.
Первый роман издал в 29. Но так и не исполнил мечту матери.
Музыкального таланта, как выяснилось, у мальчика не было. Он продолжал играть на пианино, но так и не смог, к своему великому сожалению, преодолеть средний уровень. Как всех неудавшихся музыкантов, его всегда переполняла страсть к музыке, которая со временем стала выплескиваться в книги.

3.

Все его романы обладают внутренним ритмом. Он сопоставим с музыкальным.
Иногда с природным, лежащим в основе всего живого.
Его герои – невероятные чудаки. Но все они как один – мужественные люди, наделенные драгоценной способностью любить жизнь.
Ее хорошие и плохие стороны.
Будь то одержимый пианист Дени Будман или Плассон, художник пишущий портреты моря, Эрве Жонкур, проезжающий полмира ради шелковичных червей или мистер Гвин, оставивший карьеру известного беллетриста ради «переписывания людей».
Все эти вещи разворачиваются в осязаемом мире повествования.
«Шёлк» плетется как тонкое кружево. В «Новиченто» основная сюжетная линия раскачивается как корабль на волнах. «City» выстраивается в лабиринты городских улиц, в которых каждая подворотня – персонаж.
Относительно средств и приёмов Барикко достиг многого на своем писательском пути.
Как мастер собирать истории он добился еще большего.
Его романы – кропотливое исследование, собирание, подглядывание.
Он – коллекционер историй со всего света.

 

ПОСТКРИПТУМ. «Морее-Океан»

«Море-океан» – роман, содержание которого делится на три части.

Первая и последняя рассказывают о событиях, происходящих на морском побережье в таверне «Альмайер», населенной (как и другие книги писателя) колоритными постояльцами. Все они, следуя моде, слухам или рекомендациям врачей прибыли к морю за исцелением, лечением на водах. За исключением, профессора Бартльбума, который пишет здесь свою энциклопедию «Пределов» и Плассона, художника – мариниста, ведущего постоянную борьбу со стихией в попытке запечатлеть море в его первозданном виде и величии. Постояльцы со временем становятся связанными тесными отношениями друг с другом, а главное – с Морем.

«— И вот теперь я у моря. Море. Подобно всему на свете, оно тоже кончается, но видите, и здесь, как в случае с закатами, самое трудное — обособить идею, иначе говоря, обобщить длинную цепочку рифов, берегов, заливов в единый образ, в понятие конца моря, чего-то, что можно выразить несколькими строками, вместить в энциклопедию, чтобы люди, прочтя ее, сумели понять, что море, конечно, что независимо от происходящего вокруг него, независимо от.
— Бартльбум…
— Да?
— Спросите меня, зачем я здесь. Зачем.
Молчание. Замешательство.
— А я не спросил?
— Спросите сейчас.
— Зачем вы здесь, мадам Девериа?
— Чтобы вылечиться.
Снова замешательство. Снова молчание. Бартльбум берет чашку. Подносит ее к губам. Она пуста. Чашка возвращается на место.
— От чего?
— Это особая болезнь. Неверность.
— Простите?
— Неверность, Бартльбум. Я изменила мужу. И муж считает, что морской климат укротит страсть, морские просторы укрепят нравственность, а морское успокоение поможет мне забыть любовника.
— В самом деле?
— Что в самом деле?
— Вы в самом деле изменили мужу?
— Да.
— Еще чаю?».

Как и предыдущие произведения автора, «Море-океан» ритмизован. Он имеет свой внутренний ритм, выражающийся не только в резанных и ломаных предложениях, недосказанности, повторах, но и в сюжете. Этот ритм напоминает волны океана, которые накатывают на берег все дальше и дальше и за пределом которых так пристально следит Бартльбум.  Поэтому при погружении в центральную часть романа, читатель оказывается в эпицентре шторма.

2 июля 1816 года произошла самая страшная катастрофа на море, потрясшая весь европейский мир. У берегов Африки налетел на рифы фрегат «Медуза». 15 пассажиров из 117 уцелели в спасательной шлюпке, в которой без еды, воды и защиты от палящего солнца они прожили 13 дней в открытом море. В декабре 1817 года инженер Корреар и хирург Савиньи, спасшиеся с «Медузы», напишут книгу об ужасах тринадцатидневного «тет-а-тет» человека с морем. Вот здесь просвещенная Франция эпохи Реставрации и узнала о каннибализме своих сыновей, о безвыходности и безысходности человека перед лицом стихии.

Барикко потрясло полотно Теодора Жерико «Сцена кораблекрушения», описавшее спасение с «Медузы».  Центральная часть романа –  это реалистичное, даже натуралистичное тринадцатидневное путешествие на плоту вместе с людьми, пытающимися просто выжить и отрекшимися от гуманности. Эта часть рассказа вызывает что-то вроде отвращения смешанного с восторгом. Барикко настоящий рассказчик, он реставрирует историю по крупицам. Дочитав главу до конца, вы понимаете: то были не волны, выбрасываемые на берег и не шторм, а полный штиль. «Я всего лишь рассказываю истории, не пытаясь вкладывать в них какой-то дополнительный смысл. Когда я думаю о человеке, пересекающем море, я думаю просто о человеке, пересекающем море, рождение какого-то текста – это всегда попытка дубляжа, это попытка передачи того, что видели твои глаза, или это изображение твоих личных демонов».

Все моря соединяются друг с другом. Они образуют Мировой Океан. Он сильнее человека, он ­– неизведан, он – воспет. Море – самый древний символ на Земле. Человек не мог отказать ему в этом. Дебюсси, Рахманинов, Хемингуэй, Фолкнер – многие воспели его за непримиримую силу и бесконечность.

Падре говорит: «Видите ли, Бог – он повсюду», а адмирал ему возражает: «Море тоже, падре. Море тоже».

Читайте также:
Космос гностиков
Космос гностиков
Обсуждая «Шутку»
Обсуждая «Шутку»
Похоронка: Закулисье ритуальных услуг
Похоронка: Закулисье ритуальных услуг