С Евгением Алёхиным я познакомилась в сложное для меня время. Был август 2015-го, на тот момент я еще и года не прожила в Москве. Я переехала из Новосибирска ради учёбы в Московской школе нового кино. И вот, спустя почти год после переезда и учёбы, я стала понимать, что вся моя прошлая жизнь рушится. Точнее, рушится уверенность в той жизни, которая ранее казалась мне вполне нормальной. Я плохо ушла со своего предыдущего места работы, откуда меня практически отпустили в Москву. Так ушла, что многие некогда любимые люди остались в прошлом. Вероятно, не могло быть иначе.

Долгое время переживала по этому поводу, старалась как-то работать сама. Хотелось работать над интересными проектами. И тут появился Женя. Со своим «Русским лесом», «макулатурой», с таким же желанием бесконечно что-то творить. А ещё у него были свои переживания, по поводу личной жизни. И как-то так получалось, что мы немного сублимировали свои переживания в творчество. Помню, в сентябре он предложил снять их концерт, а потом сделать из этого клип на трек «дареный конь». Я вновь взяла камеру в руки, после долгого перерыва, и сняла. Дальше было еще несколько концертов — Питер, снова Москва, Киев… Материал копился на жестком диске, и я не знала, что с ним делать. У Жени всё наладилось, да и у меня с работой тоже. На тот момент степень очарования работоспособностью и талантами Жени и загадочностью Кости достигла некоторого пика, как и непонимание того, как эти два человека до сих пор вместе что-то делают. Возвращаясь в декабре из Киева, и читая в поезде роман Моэма «Луна и грош», я натолкнулась на фразу, которая побудила напроситься с ребятами в намечающийся новогодний тур, и попробовать разгадать-таки эту загадку. А фраза была такова:

«Красота есть нечто удивительное и странное, что артист рождает в душевных муках из хаоса мира. Когда он это делает, не всем дано это понять. Чтобы угадать красоту, нужно проделать весь душевный процесс вместе с артистом».

Когда уже надо было покупать билеты, я говорила Жене, что мне страшно — вдруг будет твориться что-то такое, чего я не выдержу, а мы будем находиться далеко от Москвы. Всё же эта среда (пьянки, друзья Жени — Феликс Бондарев, Максим Tesli, зима, холод, плацкартные вагоны и прочее) казалась мне агрессивной и непредсказуемой. Не то чтобы я хотела его уговоров, но приободрение в ответ услышала — да, я смогу когда угодно вернуться из любого города домой, в Москву, а неиспользованные билеты сдадим. Страшно и правда было, ведь тур с «макулатурой» — это далеко не всегда комфортабельное перемещение из города в город. Зачастую это были ночные переезды в самом дешевом и душном плацкарте, про который Костя как-то сказал, что болезнь Альцгеймера можно получить после ночи именно в таких условиях РЖД-реальности. Еще, отправляясь в тур, боялась дискомфорта, постоянного нахождения с людьми, которых хоть и очень уважала, но из-за своей интровертности абсолютно не представляла, как с ними общаться. Могла только наблюдать. Но рвение оказалось сильней, и 2-го января я села в поезд, чтобы отправиться к Жене и Косте в Питер, где они праздновали наступление Нового года, и где начинался их первый тур в 2016-ом.

Самым же большим страхом было то, что ничего интересного происходить не будет, я буквально требовала от Жени с Костей приключений. На что они посмеивались, и это иногда заставляло меня чувствовать себя весьма глупо. Приключения всё не случались: Женя с свободные минуты, до и после выступлений, сбегал к ноутбуку — позвонить своей жене Даше, Костя тоже сбегал, но к книгам, чтению. Вообще, я была удивлена, тур — это не такое уж романтичное мероприятие, растянувшееся на несколько дней. Это работа, состоящая из переездов, заботы в чужом городе о том, как бы и где поесть (а это действительно проблематично в некоторых провинциальных городах, поскольку мы всегда были в поисках веганских кафе, коих крайне мало), встреч с организаторами и друзьями группы, саундчека и продажи книг, издательством которых занимается Женя, ну и сами концерты еще, c повторяющимися от города к городу треклистами. В одном из городов (кажется, это был Нижний Новгород) организаторы предложили нам прокатиться на канатной дороге, чему я обрадовалась — «О, приключения!».Приехав к этой самой дороге мы узнали, что она замерзла вместе с пассажирами где-то на середине пути, и мы молча вернулись в клуб.В туре, на первый взгляд, не происходило ровным счетом ничего интересного. Но что-то все-таки творилось, между ребятами. Едва уловимое, что и удалось, как мне кажется, отсортировать и кристаллизовать в фильме.

Когда я приехала домой, выложила весь материал на таймлайн в монтажной программе, оказалось, что материала не так-то и много — 35 часов за 10 дней тура. И я сразу стала выделять по памяти те моменты, от которых сердце билось сильней. Таймлайн — это как кардиограмма, на ней сразу видны пики, всплески активности. Но мне кажется, что эти пики видны только тогда, когда у тебя есть даже не знание, а некое предчувствие того, что тебя вообще заставило пуститься в это путешествие, с этими людьми. Я чувствовала в тот момент нестерпимое одиночество, и мне очень хотелось понять, как Женя и Костя могут уже около 10 лет сходиться в своих амбициях к чему-то единому, и выдавать такие реп-тексты,  еще и людей собирать по всей России (да и не только России). Как будто в поиске ответов на свои же вопросы и появляются любимые моменты. Как когда Женя в ответ на фразу Кости о том, что, мол, у его фотографии в инстаграме больше лайков, чем у фото Жени, говорит — «Я смирился с тем, что ты — лицо, а я — мозг». И момент, когда сидя у себя на кухне с Феликсом Бондаревым и немного выпивая, Женя признается Феликсу в том, что это он все же влияет на Костю в написании текстов, что Костя пассивен. Хотя фраза о пассивности попала под цензуру, во избежание недопонимания. И ещё где Костя очаровывается девушкой, пришедшей на концерт со своей подругой в Перми.

После того, как Женя посмотрел фильм дважды, он сказал, что фильм ему весьма нравится, но что полюбить он его не сможет. Потому что будто бы в фильме не он, а персонаж. Даже дал ему характеристику — «барыга» и «импрессарио, оседлавший Костю». А Костя же ему кажется в фильме эдаким «сладеньким мальчиком». Я не знаю, можно ли об этом писать? Не обидится ли он, прочитав свои откровения? Но мне нравится, что он рефлектирует на эту тему. Лично мне кажется, что Жене свойственно недооценивать свое значение. Он же такой… тягач. Мне импонируют волевые люди, которым НАДО, нестерпимо надо сделать, потому что иначе они не смогут жить. Женя же всё делает: именно он занимается организационными вопросами по туру, контактирует с организаторами, занимается созданием афиш. Именно он нашёл музыканта Феликса Бондарева, привез его к себе домой, посадил в квартире и вдохновил на написание музыки к новому альбому «Пляж». Да, иногда он и Костю заставляет писать, но только потому, что Костя и правда более инертен и гораздо более мягок. Но Женя неутешен: роль, в которой превалирует организаторская деятельность, ему не по нраву, ему хочется целиком и полностью вкладываться в тексты. Как будто он всё так и не может смириться с тем, что он — мозг.

В Костю же я вообще влюбилась, можно сказать, с первого взгляда. Но это такая, кинематографическая любовь (и есть люди, которые её со мной разделяют) — от него невозможно оторвать взгляд. Костя, посмотрев фильм, сказал, что даже поугарал немного, особенно над наметившейся любовной линией, но всё же на премьеру фильма со своим участием не пойдёт. Но я всё же надеюсь его уговорить.

Я принципиально не хотела делать документальный фильм, основанный на интервью. Куда проще рассказать более-менее внятную историю устами героев, когда можно пустить их голос за кадром и украшать повествование картинками. И во время монтажа я много раз хотела все переиграть, сдаться, и записать-таки монологи Кости и Жени. Но обошлась без этого, и об успешности эксперимента, кстати, для меня первого, теперь судить зрителям. Главное для меня — чтобы не скучно было. Что угодно, кроме скуки.