У юности своя трансляция, разница лишь в том, как её слышат — белый шум, мелодия, нойз или ультразвук, который уже не достигает уха. Юность — прежде всего саунд: эмоция, человек и значимое действие засэмплированы, проговорены внутри и сохранены в памяти в формате аудиозаписи. Это не возраст, это взаимоощущение с миром, эхо-состояние с музыкой, которую делают в домашних студиях и играют для узкого замкнутого круга. Это время, когда «ты должен носить свои грехи прямо на рукавах». Поймешь, если шаришь.
Остаться подростком, ловить трансляцию юности сегодня несложно — окружающий мир будто в состоянии вечного ощущения после: поствосьмидесятые пост-панка и готики, постдевяностые экзистенциального панка, пост-2007, в конце концов. Когда перестаешь слышать музыку шестнадцатилетних, эта глухота не знак избранности и избирательности, а знак сутулости и унылой зрелости. Ты слышишь тиканье внутренней возрастной бомбы рядом, когда треки из плейлиста ровесников переодеваются в клипы на телеканалах, а сами сверстники начинают открыто порицать и отрицать вкус подростков, не разбираясь ни в именах, ни в явках, когда не желают более чувствовать родственное безрассудство и любовь к сырой, наивной, дерзкой музыке. Сейчас это пост-панк, screamo, lo-fi, abstract hip-hop или suicidal depressive hip-hop, как с иронией называет свою стилистику Андрей из эпп, и другие жанровые собратья и дальние «relatives». К слову, т.н. абстрактный хип-хоп в России вышел не из рэп-культуры, как можно себе представить, а из сложной смеси панка, spoken word, emo, которые вырастили целое поколение в нулевых — поколение, которое заговорило, юное поколение, которое мы слышим и слушаем сейчас.
Как Вилле Вало,
с хартограммой на груди и тоскою в сердце
до конца жизни писать вам эти грустные песни.эхопрокуренныхподъездов – вилле вало
.
Юность — это абсолютный do it yourself, тот самый исходник, который страшно потерять. Это твой мудборд, твоя медиатека, твои сохраненные картинки и страница человека, к которому ты каждый день заходишь, усиленно стараясь не думать, что вас там объединяет на самом деле. Это слёзы, как бы банально ни звучало, и стремления, когда срываешься и устраиваешь абсолютный just do it, как Шайя ЛаБаф завещал. Потому что юность — это всё, и настоящему рок-н-рольщику нужно сразу всё, как в фильме Гая Ричи. Взрослая жизнь и её саундтрек — это словно заросший бородой бард или паблик с рецептами и заезженное «ой, всё».
Когда видишь Яна Маккея из Fugazi, Minor Threat и The Teen Idles, которому уже за пятьдесят, понимаешь, что можно оставаться кем-то иным всегда — иметь право на выбор, на ту самую немифическую внутреннюю свободу от стереотипов (привет, хардкор и straight edge). То же ощущение не покидает, когда смотришь на Вилле Вало, Джерарда Уэя, на Моррисси, когда вспоминаешь Дэвида Боуи. Да взгляни хоть на группу «Кровосток», которая уверенно держит средний палец над цензурой и шапито, которое периодически происходят в «швейных мастерских» законопроектов, или на фото Роберта Смита из The Cure в карикатурной футболке «Пьянеть». Таких примеров, к счастью, наберется сотня. Можно быть по ту сторону взросления, бескомпромиссным превосходным экспериментом над стандартом и представлением о зрелом человеке.
В учении Карла Юнга есть архетип Puer Aeternus и Puella Aeternus — c лат. «Вечное дитя» / «Вечный мальчик» / «Вечная девочка», тот, кого принято называть инфантильным, в ком детское неразрушимо, кто мыслит прежде всего в оппозиции «тюрьма-свобода». Юнг видел подобный мотив даже в Зевсе, Иисусе Христе и в Фаусте.
Вечный мальчик (лат.) — алхимический термин, обозначающий божественную вневременность «младенчества» и «дитя». Это — общая всем мифологиям черта: их герои, хотя бы в каком-то определённом аспекте, неизменно удерживают на вечные времена возраст.
«К пониманию психологии архетипа младенца», К. Г. Юнг
Позже трактовка приняла новую, скорее ошибочную номинацию — «синдром Питера Пэна». Потом появилась еще одна: кидалты (kid + adult — взрослый ребенок) — те, кто в полной мере не прошли возрастную социализацию, не нейтрализовали привязанность к тому, чем увлекались раньше, не отключились от детства. Да, это разом «Эй, Арнольд!» и «Gravity Falls», это вспомнить песню Joy Division и не забыть послушать новый альбом семнадцатилетних ребят, которые позавчера взяли гитары, а сегодня делают шугейз, это не гнаться за медальками социального статуса от школьного выпуска до деторождения.
Самое блаженное в таком эскапизме, конечно, музыка, которая потому и свободна в своей лексике и ассоциативности, что не боится грязи в речи и в звучании, она эволюционирует и становится громче в твоей голове в то время, пока взрослые забывают наушники дома и даже не замечают этого.
Трансляция никогда не прекращается. Не выключай звук, юнга. Страдай, юный Вертер.
Примечание:
Да, в одном тексте могут быть эхопрокуренныхподъездов, Моррисси и Юнг. Потому что мы так хотим. Потому что так на самом деле правильно и удобно. Шаришь?
Честно говоря, во взрослую жизнь надо ходить как на работу — сгонял, деньги заработал, дела сделал и обратно. Жутко, если взрослая жизнь придет в твой плейлист и в твою голову. Однако приговор можно оспорить, главное не забыть судейский молоток, чтобы провести лоботомию и доказать себе, что «жить нормально» — это круто.
Спойлер: нет, не круто.
