* * *
Твое — то, что насрешь, и то пока не смоешь.
—
Миша Молчанов, мой друг детства
* * *
1 января — неделя б/а
Мне 32 года. Лицо выдает возраст, хотя тело и разум, по ощущениям, как десять или пятнадцать лет назад. Я невежественный, закомплексованный, развращенный, сентиментальный, трусливый и безжалостный рассказчик историй. Обычно я не выхожу за пределы жанров «реп» и «рассказ», но сейчас чувствую необходимость написать роман (вернее даже не написать, а совершить попытку). Роман необходим мне, чтобы осмыслить первую половину своей жизни и войти во вторую. Я понимаю, что время классических романов прошло, у нас есть кино и сериалы. Там авторы, используя свой персональный опыт или интересную фактуру, впихивают их в проверенные формулы, подчиняют законам драматургии, а дальше уже персонажи делают свое дело. Зритель угадывает исход, но хочет знать все подробности.
Мне это не интересно.
Я хочу, чтобы мой роман был интерактивен, чтобы я не знал, куда приду, чтобы я рос вместе с ним. Мне необходимо, чтобы моя книга была собеседником, другом и врачом. Если она станет для меня всем этим — вам тоже, скорее всего, будет интересно ее прочесть.
Теперь стало понятно, теперь дорожки сходятся в одну. Это дневник трезвого года, это мой читательский дневник, это честный рассказ о моей работе, это мой ментор, мой календарь. Если вы читаете этот текст — как минимум, я дебютировал в новом для себя жанре.
2—3 января
Перечитал: Стивен Кинг «Как писать книги».
У меня есть приятные воспоминания, связанные с этой книгой. В первый раз прочитал ее в ноябре 2011-го, когда работал на выборах мэра (писал и редактировал различные тексты) в Подмосковье. Незадолго до этого я обсуждал с Юлей Качалкиной, ответственным редактором моей первой книги в издательстве «Эксмо», возможность того, что стану профессиональным писателем. Набросал несколько идей для будущих книг, но начать решил с книги про реп, с автобиографии группы, которая в итоге превратится в психологический триллер. Короче на «Камерную музыку» меня вдохновил Стивен Кинг. Единственный раз в жизни я писал каждый день по 1000 слов — благодаря тому, что работал без выходных. Иногда в нашем штабе мне просто приходилось сидеть за компьютером целый день, но никакой работы по факту не было, и я понял, что нужно использовать это время с толком. А когда работа была, я старался ее выполнить быстро, чтобы тут же взяться за свою повесть. Это было настоящее счастье, не маниакальное, как когда снимал «Русский лес», а в меру тупой и приятный труд, небыстрая, но постоянная деятельность мозга, варево на медленном огне. Я пробыл этим самым профессиональным писателем немногим больше месяца. Написал за то время «Камерную музыку» (по-моему, 36 тысяч слов в первом варианте, на что у меня ушло 32 дня — в последние дни ускорился), рассказ «Вместо путешествия» и начал повесть «Диспансер». Но на последнем тексте чего-то испугался, инстинкт неудачника взял верх, хотя она как раз получалась очень хорошо, как мне сейчас кажется, я наработал мускулы, но в последний момент бросил гантели.
Сотрудничество с «Эксмо», к счастью, не состоялось, понятно, что я не стал выдавать по две-три книги в год. Зато издал свои три книги (помимо чужих) за 6 лет в собственном, созданном с моим другом Маевским, издательстве. Думаю, что еще одна хорошая книга вызреет (за «Камерную музыку» мне сейчас стыдно, а за две другие — нет), и вызреет именно в этом году. Только книга поможет мне немного утихомирить зависимость от алкоголя, туров и пиздятины.
Но сейчас важно не это. Первые дни года очень тревожные, я еле перелез через 2016 и 2017, которые сложились у меня в странный диптих с моментами счастья, записи альбомов, эротического экстаза, депрессий, психозов, запоев и смертей двоих друзей. Но самое утомительное, что было — это уход и возвращение жены. В 2018-м мне хочется наладить свою нервную систему, и эти первые недели без алкоголя тяжелы. У тебя ничего не получится, говорят стены и потолок. Тебя все равно ждет смерть и хаос, говорят диван и ноутбук.
Но я открываю программу «заметки», чтобы спрятаться в тексте, стать этими буквами, трезвыми и живучими, неуязвимыми для болезней и старости, превращающими все в документ, разрезающими агонию на абзацы, способными упорядочить мою жизнь. Буквы — это режим.
«Как писать книги» меня успокоила даже больше, чем чтение собственных удачных рассказов. Решил продолжить чтение Кинга дальше, поскольку это хороший писатель для подростков, а сейчас я чувствую себя уязвимым, как подросток, и даже еще уязвимее. Тебе уже 32, тебе ничему не научиться, примерно полжизни позади, твои дурные привычки и страсти уже неотделимая часть тебя, а выглядишь ты больным и старым — так мне на плечи давит общественное мнение. Очень многое меня ранит, все мои друзья выпивают и не видят в этом проблемы, даже если я иногда прихожу в рассудок и говорю «никогда не давайте мне пить» — всерьез это не воспринимается. Нужна компания, человек, который тоже завязал, и которому я могу доверять. Нужно выращивать свой путь заново, каждый день. Я хочу, чтобы этот читательский дневник был моим компаньоном в 2018 году.
Возможно, я прочитаю одну, пять или десять книг Кинга, которые раньше не читал, а возможно что-то перечитаю. В 15 лет мне нравилось, что и как он пишет о супергероях, об их зависимостях, о сложности управлять своим даром. И кажется, что любая жизнь — это жизнь супергероя.
3—4 января
Прочитал: Стивен Кинг «Доктор Сон».
В «Как писать книги» Стивен Кинг говорит, что чистовик — это черновик минус 10 процентов текста. Мне кажется, «Доктор Сон» надо было сократить в полтора раза, а может и в два. Но, возможно, я не прав, и как раз нудное повествование между редкими напряженными моментами помогло мне самому успокоиться. Я чувствую себя нормально благодаря этому чтению и этому дневнику, благодаря разглядыванию странного лица Стивена Кинга (иногда я его гуглю между главами), благодаря возникшему в ночи легкому страху, скорее не из-за этой книги, а из-за ожививших воспоминаний (которые, вроде бы, всегда были рядом, но словно под слоем пыли), как я читал в отрочестве его романы, не отрываясь, до рассвета или прямо до момента, когда надо было вставать в школу. Мне было жутко, я старался не смотреть в окна, не смотреть туда, где темно, это был не трупный страх, который я сейчас часто испытываю в депрессивные периоды, а животный страх, освежающий, наполняющий энергией и повышающий аппетит. И сегодня ночью я шел по темному коридору коммунальной квартиры помыться перед поездом и почувствовал этот живительный страх.
Потом я поехал на Ладожский вокзал, съел овощной сабвей, залез на верхнюю полку и дочитал роман с ноутбука, неудобно положив его себе на живот. Сейчас раннее утро, я еду из Петербурга в Москву. Первый трезвый концерт в этом году, на днях я простыл, но мне уже лучше, кажется, что благодаря этим двум безвкусно написанным книгам.
Может быть, регулярному читателю нравится все эти прописи, курсивы и мысли в скобках, стилистические панчлайны, повторяющиеся из книги в книгу, но мне все это кажется стариковской игрой.
Борьба (супер)героя с алкогольной и наркозависимостью — это вообще одна из центральных тем Стивена Кинга. Я все же очень рад, что прошел с Дэнни «Доком» этот путь, и, может быть, даже хорошо, что приходилось продираться через стиль дешевой беллетристики. Еще очень понравилось одно описание, когда Абра устанавливает сигнализацию в своем сне, а Роуз пытается проникнуть в ее сознание. Наверняка, подобных сцен много в различном фэнтэзи, но я давно не читал этот жанр.
Раздражает, что книга очень сентиментальная, нестрашная и совершенно глупая. Нас пугают в начале адской принцессой, и я ожидаю, что она (то есть Роуз) будет охотиться на Абру и Дэна, но происходит все наоборот. Армия добра не несет никаких убытков, что за хуйня? Дэн или Абра — кто-то из них должен был умереть.
На очереди еще один из относительно свежих романов Стивена Кинга, не помню, как он называется, а интернета сейчас нет. Там должно быть все помрачнее, и, согласно книге, когда с нами случится смерть, нас будут бесконечно терзать чудовища, похожие на огромных муравьев.
Ну да, чего еще ждать от загробной жизни, как ее постичь отсюда, из тела? Только в виде терзающих нас муравьев или топящего нас в своем замысле бога. Мне часто приходят подобные мысли, но я вспоминаю один свой летний сон.
Тогда я дописывал альбом «сеанс», и кошмары мне снились регулярно. Более того, я был уверен, что немного освоил телепатию, а еще находил какие-то мистические маршруты, мог заблудиться в двух дворах и встретить выдуманных мной же персонажей, немного путал прошлое и будущее. Сны были реальны, их география расширялась, иногда снились кошмары, а иногда наяву я ощущал вибрации, которые пытались меня прикончить. Вылезал из собственной шкуры, наверное, вот что происходило со мной. Однажды я проснулся на кровати в комнате на Шпалерной, где тогда жил, это был сон во сне, и ко мне пришла смерть. Страшновато об этом писать, и тогда стало страшно. Визуализировал я ее довольно нелепо — она походила на кожаного робота и одновременно на богомола, она точно была женского пола, и точно пришла покончить со мной. Но я вдруг почувствовал, что бояться нельзя, что надо ее возненавидеть. Шевелиться я не мог, только смотрел на нее, преобразуя страх в ненависть, пытался послать ее на хуй, но это был сон, в котором не получается говорить. Хотя она и так поняла, что я пытаюсь сказать, так мы и застыли. Я почувствовал ее недоумение, она была холодна и могла внушать только ужас, но своим внутренним воплем ярости я разогрел ее почти до человеческого удивления. Так мы и смотрели друг другу в глаза. Я проснулся. Испуга не осталось, но было волнение: я уже встретился с ней в этот раз и встречусь снова. Я проснулся из сна в сон и продолжил делать альбом.
Короче, друзья. Будьте готовы, что муравьи будут вас терзать. Но не бойтесь этого, бояться бессмысленно. Постарайтесь их возненавидеть. Это для них не такой приятный завтрак, как наши страхи.
4—7 января
Прочитал: Стивен Кинг «Возрождение».
Прошло две недели, как не пью, и я начал чувствовать себя уверенней в этом состоянии, трезвость понемногу входит в привычку. Целых четыре дня ушло на чтение «Возрождения», много всего случилось, только сегодня ночью смог вчитаться, осилив большую часть книги. Начал я еще в поезде, когда ехал на московский концерт. На следующий день был концерт в СПб, еще мы с Дашей сделали большой заказ в ИКЕА (самый мещанский день в моей жизни), а вчера, 6-го числа, приезжала служба, найденная по запросу «куда деть старый диван спб». Послезавтра уже запись вокала ночных грузчиков, а у меня еще несколько текстов не готово. В эти дни я болел, но простуда отчасти спасла меня — отняла силы, не дала пребывать в маниакальном состоянии.
Я немного тревожусь. Из-за халязионов, из-за жуткого внутреннего ячменя под нижним правым веком, из-за возникающей иногда кожной аллергии, из-за слабости и редких головных болей. Возможно, это все психосоматика, попытка спастись от прозрений. Нельзя заниматься этой ерундой — воображать свое умирание, нельзя бояться (это почти то же самое, что мечтать), что этот год будет моим последним. Надо иметь проект на долгие годы, иначе закончишься.
В новогоднюю ночь мы гуляли в центре, и пьяный возглас прохожей девчонки отвлек меня от сна, заставил иллюзии стать прозрачными и напомнил о том, что у всего есть конец:
— Поздравляю! Последний год живем!
Не стоит программировать себя этим пророчеством.
Я ушел в сторону от «Возрождения». Очень понравилось начало, макет озера и механический Иисус, было предвкушение страшной и сильной книги. Но потом повествование начало буксовать, я стал теряться в подробностях, авария — ключевое событие, с которого начинается замес — изложено хоть и с кровавыми подробностями, но как-то холодно, плоско, как будто без души. Плохо описана героиновая зависимость героя-наблюдателя, да и вообще много скучных мест. Намек на саспенс появляется лишь во второй половине. Не очень понятно, что это за муравьи, почему именно они? Напоминает две параллельные линии в любом мультсериале, но тут они переплетены абы как, и вообще статья на Википедии с пересказом фабулы произвела на меня больше впечатления, чем сама книга. Но и в книге что-то есть — предчувствие ада как финала, хотя все это я уже получал от фильма «Константин: Повелитель тьмы» в подростковом возрасте и от сборника английских сказок в детстве.
Я боялся «Возрождения», когда начинал читать и испытывал к нему страсть, потому что думал, что оно усилит мое волнение — ожидание смерти; но эффект оказался скорее обратным, примиряющим. Если Стивен Кинг к старости ничем не может испугать, значит бояться действительно нечего, кроме скуки и конечности жизни. Все это просто поделка, никакого волшебного ларца он в руках не держит, да и Лавкрафт, которого Кинг цитирует, не держал, все мы шарманщики, и двустишье-эпиграф, которым нас пугают эти двое, не страшнее Паланиковской сверхмысли о поющих и танцующих кусках говна.
Но. Роман «Возрождение», как и почти все, что читаю, рифмуется с тем, что я проживаю. Он довольно скучный, но оставил немного приятное, болезненное и сентиментальное (сейчас будет очень пошлое слово, но оно подходит) послевкусие, примерно такое же остается после чтения и перечитывания «Платформы» Уэльбека. Будто прочел, вроде как, безделицу, но есть там что-то настоящее, несколько находок, из-за которых стоило копаться в мусорном баке.
9—12 января
Прочитал: Курцио Малапарте «Шкура».
Тех мертвых я ненавидел. Всех мертвых. Они чужие, они единственные настоящие чужаки на родине всех живых людей, на нашей общей родине — жизни. Американцы, французы, поляки и негры принадлежат моей расе, породе людей живых, моей родине, которая есть жизнь; они, как и я, говорят на горячем, живом, звонком языке, они двигаются, ходят, их глаза сверкают, губы открываются для вздоха, улыбки. Они живые, они живые люди. А мертвые — чужие, они другой расы, расы мертвых, у них другая родина — смерть. Мертвые — наши враги, враги моей родины, нашей общей родины — жизни. Мертвые наводнили всю Италию, Францию и Европу, они единственные чужаки здесь, в униженной, побежденной, но еще живой Европе, они единственные враги нашей свободы. Жизнь — наша истинная родина, мы должны защищать ее и от них, от мертвых.
Пытался начать читать еще 8-го, но буквы никак не складывались в предложения. Заболел, запаниковал, казалось, что умираю. Рано лег спать, 9-го проснулся среди ночи, испуганный мыслями о болезни. Вчитался в книгу. Потом мне нужно было ехать к Никите записывать вокал для ночных грузчиков. У Михаила Енотова было готово одиннадцать текстов, а у меня только семь. Перед записью я выпил терафлю и легко записал пять треков. Пока Михаил Енотов начитывал те песни, на которые у меня не было текста, я вырубился, слушая сквозь сон, как он бормочет в микрофон. Проснулся и записал оставшиеся две, но, может быть, их придется переписывать, голос мой уже был не такой после сна, появилась неприятная гнусавость. Ладно, разберемся. В следующие дни я чередовал чтение и хождение по больницам. Мои халязионы растут, кашель и насморк не проходят.
Книга Малапарте — ода проигравшим войну, ода поражению, она написана очень здорово, предложения как змеи, заползающие в брюки. Есть все же ощущение, что этот роман собран из отдельных рассказов, но это неплохо. Очень поэтично и эстетски описаны ужасы войны. Не знаю, нравится ли мне его манера делать рефрены, наверное, да. Это напоминает музыку, даже напоминает реп. В каждом рассказе, каждой главе, он находит основной аккорд и помещает в ручей текста небольшую воронку, который заставляет тебя не забыть основную мысль. Плыть, а потом захлебываться. Выныривать и плыть дальше, ожидая следующей воронки.
Один из самых ярких и страшных моментов книги — флешбэк про смерь собаки. Кто-то крадет пса Малапарте. Он ищет его по городу, по собачим приютам
и наконец находит в лаборатории, со вспоротым животом, еще живого, над ним врачи проводят эксперименты. Герой бродит в слезах среди распятых собак, они не издают ни звука, лишь смотрят на него с нежностью и тоской. Почему они не скулят? — спрашивает Малапарте у врача. Мы удаляем им голосовые связки, — отвечает тот. Он говорит, что обычно они не прерывают эксперимент, но все же делает укол, чтобы лишить мучений этого пса. Остальные же остаются мучиться.
Не забыть найти рассказ «Пес как я». Вроде бы он опубликован в «Иностранной литературе» за январь 2017 года. Найти этот номер.
Также очень впечатлили рассказ про героев-педерастов и новелла про мужчину, раздавленного гусеницами танка в Риме в толпе радостных итальянцев, приветствующих американских героев. Центральный образ всей книги — покойник — человечья шкура. Тело, тонкое, как ковер, несут на лопате.
Вообще очень много хороших мест, тяжелая книга, смелая и честная, хотя и много в ней какого-то странного самолюбования, пустых уже слез аристократа — или это мне кажется, неопытному, никогда толком не дравшемуся и видевшему за всю жизнь только убийство насекомых и животных? «Я — и смерть». Когда герой помогает раненному в живот умереть, изображая шута, или когда отказывается убивать людей, отдает оружие, — доблестно или самодовольно Малапарте-рассказчик носит свое унижение? И еще иногда утомляют фрагменты про великих людей, заставляют недоумевать. Как он смакует свое понимание великих, как он панибратски о них говорит, есть что-то
в этом (анти)журналистское, мелкое, потому что о рядовых людях он рассказывает мягче, с любовью, а стоит заговорить о великом персонаже, он разворачивает линзу, уменьшает персонаж.
Ну и я — причина во мне, может, я плох как читатель — не понимаю этих братских сплетен о графах и художественной богеме, о сброде и признанных, мне всегда, в любой книге кажутся слабыми те места, где использованы имена собственные, подключаются истории, для понимания которых может потребоваться образование. Все это для меня капустник.
С другой стороны, текст — это документ, маленькая часть пазла, который ты никогда не соберешь, хотя можешь собирать всю жизнь. Ладно, тут все нормально, как есть, так и есть.
Сейчас пойду к терапевту. Аня, соседка, послушала мою грудь через стетоскоп и говорит, что у меня может быть воспаление легких. Этого еще не хватало. Стал пить антибиотики по рекомендации офтальмолога, и сразу начался понос. Лицо сохнет и зудит. Мне будто не 32, а 70. Сегодня вечером надеюсь забрать у Оксаны соковыжималку. Не пью алкоголь 20 дней.
23—24 января
Прочитал: Сэм Филлипс «…измы. Как понимать современное искусство».
Целых 10 или 11 дней не получалось читать. Брался за какую-то книгу, но тут же поток мыслей загонял обратно в себя. Слишком много было дел: ходил в поликлинику, лечил глаза и сухой аллергический кашель, еще запись и сведение альбома, сценарий, который мы дописываем с Игорем Поплаухиным и Кириллом Рябовым, книга рассказов «Букет Алехина», которую я пишу и редактирую одновременно. Еще пытаюсь подыскать сейчас режиссеров, которые снимут мне клипы в ближайшее время, крутых видеопиздюков. Также ходил на днях снимать бэкстейдж съемок клипа Хана Замая. Есть у меня идея за этот год сделать несколько видосов, такой сериал «Жизнь замечательных людей», как последняя книга Марата, только посвятить не писателям, а музыкантам, преподнести их как прекрасных неудачников, обаятельных и неуклюжих. План такой — выпускать эти видосы примерно по одному в месяц, брать у каждого музыканта или группы какой-то мерч, толстовку или футболку, а в конце года разыграть всю эту коллекцию вк. Не знаю, зачем мне это надо, наверное не доведу до ума эти проекты.
Сперва я хотел прочитать «Капут» Малапарте, еще 13-го числа нагуглил и открыл предисловие — но понял, что нужно сделать паузу. Что-то менее мощное почитать. К тому же глаз гноился и быстро уставал, поэтому я решил взять книги на бумаге. Начал «Сердца в Антлантиде» Стивена Кинга, которую принес мне Кирилл со стопкой других книг. Однако в течение нескольких дней топтался на первых страницах, потом бросал и занимался своими делами. Не получалось.
Вчера наткнулся на Дашину книгу «…измы» и весь вечер читал ее, а с утра закончил. Так я вступил во второй месяц без алкоголя. Начитается книга краткой справкой об экспрессионистах, а заканчивается стрит-артом — от Моне до Бэнкси. Надо будет перечитать еще раз эту книгу или подобную ей, но уже не только смотреть репродукции, но и гуглить всех художников, которые там упоминаются, потом создать папочку на ноутбуке, скачивать и помещать туда любимые картинки. Возможно, так я немного прокачаюсь в понимании визуального искусства и стану снимать видосы немного лучше. А если и не стану, то все равно это будет мой шаг в сторону от болезни Альцгеймера. Ну и просто интересно смотреть репродукции и фотографии картин, скульптур и инсталляций, хотя читать сопроводительный текст было не очень.
Я скорее думал о том, какой я молодец, что не отшвыриваю скучную книгу, а продолжаю ее загружать в голову через свои старенькие проводки.
На днях ходил сдавать анализы в поликлинику. Не был предупрежден, что нужно приходить со своей баночкой. Добрался до лаборатории, она была через квартал от основного корпуса, во дворе жилого дома. Вот я вхожу в это полуподвальное помещение, стучусь в дверь. Выглядывает женщина в халате и спрашивает:
— Чего вам?
— Как здесь сдать анализы?
Она посмотрела на меня как на идиота, и указала на стол:
— Приносите и сюда ставите.
Там стояли пластиковые баночки с мочой, каждая аккуратно обернутая резинкой, под резинкой прикреплено направление. Я отправился в аптеку, темно еще, в голове у меня играет песня группы Кровосток «Сдавать говно». Баночку для мочи я купил за пятнадцать рублей, но где же взять резинку? Я думал оставить часть упаковки-пакетика, заправить направление туда и нассать в баночку прямо во дворе. Но решил все-таки зайти домой. Пришлось забрать у Даши одну из ее резинок для волос. Для меня все эти больничные хождения очень волнительны, слишком много новых квестов. Скорее всего, я не успею прооперировать халязионы до отъезда. Во всяком случае через поликлинику, там все сделано так, чтобы ты умер, пока попал к нужному врачу. Например, терапевт дает тебе направление к аллергологу и номер телефона, по которому ты должен записаться. Ты обходишь больничку, ставишь нужные печати, приходишь домой, звонишь, и оказывается, что к аллергологу никак не записаться ближайший месяц, что он либо перестал принимать, либо в отпуске.
Взять бы все эти бумажки, направления, мочу, кровь в ампулах, потерянную в регистратуре карточку, рваные бахилы повторного применения, на которые постоянно забываю взять мелочь и которые мне приходится доставать из мусорного бака, — вот все это собрать и устроить выставку. Вопрос: что тебя быстрее прикончит: болезнь или попытка ее вылечить?
Да. Еще хочу записаться к урологу. Посмотрим, имеет ли смысл посещение уролога в поликлинике. Мне нужно обследовать свои причиндалы: что там с простатой?
24—26 января
Прочитал: Стивен Кинг «Сердца в Атлантиде».
Мой друг Никита сейчас сводит нам альбом ночных грузчиков, он же писал вокал. У него есть паблик вк, который называется «Пердок в мировой литературе». Недавно он меня спросил, есть ли какое-нибудь хорошее описание пердежа в моих рассказах. Я припомнил один фрагмент, и Никита попросил его выложить, то есть сделать предложенную запись — позже он одобрит и вывесит. А также попросил выписывать фрагменты с описанием пердежа из книг, которые я читаю. Но я не захотел воскрешать тот свой рассказ (его надо было просто восстановить из удаленных текстов на «прозе ру», но мне не хочется с ним сталкиваться — называется он «Царство гомосеков», и это правдивая история о том, как в 2004 году я спьяну дал пососать мой хер парню) из-за чувства стыда за старый текст. К тому же там пердок описан очень косвенно… «Мой эмоциональный мир — песни пьяного Колумба. Папа, папа, если с жуткого бодуна пукнуть под куртку, даже из рукавов пахнет» — что-то в таком духе.
Я решил, что обязательно напишу что-нибудь специально для Никиты.
Что хорошего я могу вспомнить о пердеже? Хорошо было сказано у писателя Вадима Шамшурина, книгу которого я издавал два года назад. Офис, лифт, кто-то перданул. И надо одновременно показывать, что это не ты и что ты никакого запаха не чувствуешь.
Есть ли у вас такой страх? А что если я пержу больше, чем другие люди? Что если я пердун?
В тот же вечер редактировал рассказ для «Букета» — и мне захотелось дописать сцену, как главный герой (я) пукает в трамвае. Вот так Никита повлиял на текст, подбавил туда вони.
Потом вечером я валялся с книгой Стивена Кинга и там тоже нашел подарочек для паблика Никиты. Меня очень обрадовала находка, ведь Никита сейчас грустный, баба бросила, с работы его уволили, хочется как-то поддержать пацана. Идея кому-то может показаться глупой и вульгарной, но я думаю, он со временем сделает классный сборник мирового литературного пердежа — и будет дарить эту книгу друзьям. А я помогу оформить и издать, может быть, даже выпущу эту прекрасную безделицу в своем издательстве.
А вот фрагмент из Стивена Кинга:
Покончив с уборкой, они сели смотреть «Мустанга» с Тайем Хардином. Не лучший из так называемых вестернов для взрослых (самые лучшие — «Шайенн» и «Бродяга»), но и не плохой. На середине Бобби довольно громко пукнул (коронное блюдо Теда начало действовать). Он покосился исподтишка на Теда — не задрал ли он носа и не гримасничает ли? Ничего подобного, глаз от экрана не отводит.
Когда пошла реклама (какая-то актриса расхваливала холодильник), Тед спросил, не пыпьет ли Бобби стакан шипучки. Бобби сказал, что выпьет.
— А я, пожалуй, выпью «алка-сельтерс» от изжоги. Я видел бутылочки в ванной, Бобби. Возможно, я чуточку переел.
Когда Тед встал, он продолжительно и звучно пукнул, будто где-то заиграл тромбон. Бобби прижал ладони ко рту и захихикал. Тед виновато ему улыбнулся и вышел. От смеха Бобби опять запукал — очень звучная получилась очередь, а когда Тед вернулся со стаканом брызжущей «алка-сельтерс» в одной руке и пенящимся стаканом рутбира в другой, Бобби хохотал уже так, что по щекам у него потекли слезы и повисли на краю подбородка, точно дождевые капли.
— Должно помочь, — сказал Тед, а когда он нагнулся, чтобы отдать Бобби шипучку, из-за его спины донеслось громкое гоготание. —
У меня из задницы гусь вылетел, — сообщил он серьезно, и Бобби так заржал, что не усидел в кресле, а сполз с него и скорчился на полу, будто человек без костей.
Не знаю, что-то я устал от этой книги, не хочется даже вкратце рассказывать, о чем она, не хочется ее критиковать или оценивать. Но есть что-то в Стивене Кинге, отчего я возвращаюсь к нему. Может быть, эти вечные «от автора», где он благодарит свою жену. Или тщательность, с которой он выстраивает мир, его трудолюбие и вера в жизнь. Спасибо моей жене, спасибо моей жене… Богатый мясоед Стивен Кинг.
Я как-то спросил у поэта Лехи Никонова:
— Как ты думаешь, вот если мы с тобой сталкиваемся с такими не совсем воображаемыми чудищами, то как Стивен Кинг вообще живет? У него же за завтраком динозавр может вылезти из-под стола!
Леха ответил:
— Ты че, Жень! У них по-другому, он тут же пачкой бабок этому динозавру пасть заткнет.
И поблагодарит любимую жену за редактуру и за яичницу с беконом, господи боже мой. Хороший человек Стивен Кинг, маг, который отремонтировал свое туловище после того, как его переехал автобус.
А кто моя жена? Вроде бы, все очень хорошо, я вернул Дашу. И есть какое-то спокойствие, есть желание вставать по утрам, писать эту книгу и доделывать «Букет Алехина», записывать песни и работать над сценарием.
Но раньше я как-то легче все понимал. Я даже когда был с Богданой и знал, какой она чуткий человек, и как я горячо и хорошо к ней отношусь, все же постоянно мысленно задавал себе задачку: Даша — Богдана — пистолет. Один выстрел — один труп. Первый рефлекс — кого я спасу? И спасал Дашу. Из-за этого я мучился и думал, что обязан расстаться с Богданой, что я, как она говорила, «ахуел» — пока у меня такой рефлекс. Либо возвращаюсь к Даше, либо остаюсь один. Может быть, это просто желание действовать вопреки здравому смыслу? В прошлое вернуться нельзя, говорил Валера. Богдана великолепный человек, говорил Костя. Даша самая бестолковая из твоих баб, говорил Михаил Енотов. Но для меня это означало, что нужно вернуться к ней. Любовь важнее «толка», запомните это хорошо, толкователи, и чем меньше было в этом здравого смысла, тем сильнее были чувства.
Сейчас я уже ничего не понимаю. Какая-то хуйня эти умозрительные задачки. Сейчас я дергаюсь и пытаюсь спасти обеих, и в итоге умирают все. Есть что-то в этом неуловимо правильное.
Нас ведь все равно нет, и это удивительно. Вроде бы все есть, но ничего нет.
Завтра планирую прочитать книгу стихов и текстов Андрея Лысикова, он же Дельфин. Один из моих отцов, может быть даже самый главный отец.
27 января — 5 февраля
Прочитал: Андрей Лысиков «Стихи».
Больше недели читал книгу Дельфина. Очень много событий. В прошлый понедельник мне сделали наконец операцию. Довольно неприятная процедура, но офтальмолог-хирург сказала, что я держался молодцом, как редко кто держится. На правом глазу мне прооперировали нижнее веко с внутренней стороны, а верхний халязион просто проткнули иглой — это было даже больнее. Левый глаз, как мне сказали, трогать не стоит, там слишком маленькое образование, пусть останется. День я ходил с повязкой, а во вторник мы уже записывали песню «Все умные люди планеты» и одновременно снимали клип. В этом клипе у меня будет смачный синяк.
Внезапно пришла идея, что продавца говна должен сыграть видеоблогер Дмитрий Ларин. Я давно слышал, что он поклонник нашего творчества, поэтому скинул ему идею через Замая. Ларин ответил, что он не в Петербурге, но сказал, что снимет сам и пришлет мне. Потом придумал снять нескольких знакомых музыкантов, а вернее, чтобы они сами себя сняли, хоть даже на телефон, и прислали мне. Они будут монтажно подпевать о том, что «все умные жрут говно». Мне очень хочется выложить этот клип за несколько дней до альбома ночных грузчиков как отвлекающий маневр. У всех будет гореть зад, будут писать гневные комментарии, что Алехин продался, у него в клипе снимается Ларин, Замай и Олег ЛСП. А через несколько дней эти люди получат настоящий удар — альбом ночных грузчиков. Сейчас уже большая часть песен сведена, и такого крутого звучания у меня еще не было.
А еще мы сходили на балет. Косте какая-то незнакомая девушка (видимо, наша слушательница) прислала пдф-файлы с билетами, сказала, что мы с Костей должны сходить. Костя написал ночью перед спектаклем. Я думал, откажусь — дел было много и хотелось выспаться. Потом решил — насрать. Надо иногда останавливать состав и выходить полюбоваться пейзажем.
Вход — как на вокзале. Металлоискатели, охрана. В гардеробе нам предложили бинокли, но мы отказались. Прошли в огромный зал. Я провел трансляцию, сфотографировал Костю без шапки. Торжественность мероприятия заставила его снять шапку, что он редко делает вне своей квартиры, практически никогда.
Не любит сверкать лысиной.
Потом началось представление. Музыканты играли из ямы, я думал о том, какой у них коллектив, кто сколько получает денег. Начался, собственно, балет. Сюжет пересказывать не буду. Единственное, мы с Костей не сошлись: я думал, что главный антагонист — колдун, одетый, как старуха, а Костя решил, что это мужик, который играет колдунью. Я хотел загуглить постановку и проверить, что это было, но решил, что иногда излишняя ясность только мешает, пусть это посещение превратится в скомканное воспоминание, как сон, который ты не можешь ухватить в памяти. Потом была очередь в гардероб, как коридор между мирами, и выход на улицу, на воздух — как возврат к привычному времени. Недоуменная скука, унылые танцы, размышления о досуге и буднях актеров, зрителей и китайских туристов, сидящих в ряду перед нами, — все это дало ощущение сильного рапида, будто я уже снял все происходящее на вожделенную камеру G9 со скорость 180 кадров в секунду. А потом мы пошли есть фалафель на Моховой, и все замельтешило перед глазами.
Дни были насыщены событиями. Я брал книгу и прочитывал несколько стихотворений, потом возвращался к своим делам. Дельфин, наверное, главный артист для меня. Я, конечно, достаточно хорошо знаком
с творчеством группы Мальчишник, как и все люди моего возраста, но после его сольного альбома «Не в фокусе» сам стал писать стихи и реп. Пожалуй, ничего я так много не переслушивал в подростковом возрасте, как этот альбом. На втором месте идут рабы лампы, их «Это не больно». Интересно, что оба моих отца, Дельфин и Грюндиг — героинщики. Но Дельфин дал мне мораль, рассказал о важных вещах, указал, что самому мне можно избежать героина, рассказал, кто такие барыги и что не существует маленьких или больших решений. А еще научил меня делать музыку из сэмплов, одной лишь формулировкой «музыкальные коллажи», напечатанной на вкладыше к аудиокассете. Он всегда действовал на грани фола, часто я немного смущался его текстов, смущался того, что они мне нравятся.
Мне вспоминается одна сцена из жизни. Был 99 или 2000 год, я валялся в своей маленькой комнате в Кемеровском районе, поселок Металлплощадка, на продавленном диване и слушал «Глубину резкости». Тут заходит отец (мой папа, биологический) и на минуту забывает что собирался мне сказать. Он понимает, что я слушаю песню или что-то вроде стихов, наложенных на музыку, замирает, слушает вместе со мной. В это время голос Дельфина произносит:
Жизнь и смерть что-то от меня прячут
Хотят сделать из меня урода
Это просто слова которые вообще ничего не значат
Кроме того, что они женского рода
Отец даже приоткрывает рот от такой глубокомысленности и говорит:
— Какая чушь.
Меня и самого в 14 лет смущало это место, но он застал меня врасплох, совершенно беззащитного, и нанес удар по моему вкусу. Но все равно все эти годы я очень любил и уважал Дельфина в том числе и за это умение — делать тебя уязвимым. Читая книгу, убедился, что он настоящий поэт, что он показывает только верхушку айсберга и оставляет возможность додумать. Даже новые песни по-своему хороши, заслуживают внимательного прослушивания. В то же время есть подозрение, что Андрей Лысиков просто гонит стильное фуфло.
Из того, что вошло в книгу, мне больше всего понравилось это стихотворение (текст песни «Земля»), раньше я его не замечал, не вслушивался внимательно:
Внутри меня растет дерево
Его корни становятся крепче
Бесцветные живые отростки, используя пути вен
Стремятся вниз, ищут землю
Дереву нужен покой
Чтобы стоять на одном месте и думать о том, как далеки звезды
Я чувствую: в моих легких распускаются новые и новые листья
С каждым днем становится труднее дышать
Дереву не хватает света моего внутреннего солнца
Его ветки прорастают в мои руки, пытаясь поднять их вверх
к огромной яркой звезде
Иногда я чувствую, что дерево думает вместо меня
Я понимаю это по мыслям о будущем, столь далеком, что не могли родиться в голове человека
Мы с Михаилом Енотовым хотели предложить Дельфину фит для нового альбома, а потом все-таки не решились. Вроде бы, даже есть возможность выйти на него. Но я испугался, что ему будет это неинтересно и даже неприятно (фитов-то у него выходило очень мало), что он закрыт, что для него я буду одним из сотни внебрачных детей, стучащихся в трейлер, — тем, кого он скорее предпочел бы не видеть, чем видеть.
Или все-таки Дельфин уже совсем ослаб как поэт? Последний альбом был нормальный, но на одно прослушивание. Без музыки Додонова не хочется гонять
в плеере на повторе.
7—9 февраля
Прочитал: «Балабанов. Перекрестки».
Это сборник лекций о Балабанове, прочитанных кинокритиками в Петербурге три года назад. Плюс в конце книги немного дневников самого Балабанова, которые внезапно обрываются, и кажется, что их слишком мало. Последняя запись — заметка о том, что он закончил снимать свой первый игровой фильм. Может быть, составители специально так отредактировали и выстроили книгу, чтобы заинтересовать читателя наследием, посеять интерес, тогда это очень тонкий ход. Во всяком случае мне захотелось найти возможность опубликовать его дневники в своем издательстве. Вернусь из тура и в марте-апреле подумаю над этим.
Сами лекции не то чтобы впечатлили, но я прочитал их с удовольствием. Это чтение, которое не заставляет мозг работать, а дает передышку, отсылает к собственным открытиям, вызывает ностальгию. То, что мне было нужно сейчас, в паузах между монтажом клипа, сведением альбома и походами в поликлинику. Вчера, например, наконец сходил к урологу. Решил, что до отъезда в тур очень важно обследовать простату и сдать анализы на ЗППП, может быть, начать лечить мою застарелую уреаплазму, так мне будет легче в туре никого не поиметь. Иногда мне самому тошно от того, какой стерильной я пытаюсь сделать свою жизнь. Подсознательно я начинаю планировать измену, прикидывать варианты секса на гражданке и в туре, но одергиваю себя. Затем и нужна эта книга, перед ней нельзя будет соврать, от нее нельзя будет утаить ничего важного. Один год. Продержись этот год, спи только с одной женщиной, не пей алкоголь. Разберись в себе и работай, вот что мне говорит собственный дневник. Дальше будет легче, привыкай не быть животным. Один шаг, один день, один год, а там уже и привыкну. В общем, уролог вроде оказался нормальным, часть анализов уже пришла по электронной почте, там все чисто, в понедельник пойду к нему на прием.
Еще сегодня утром был у терапевта, она сказала, что по анализам крови на ВИЧ, вирусные гепатиты, сифилис и вообще по всем другим анализам — тоже все чисто. Есть только какие-то показатели аллергии в крови. Но уже две недели прошло, как я их сдавал. Тогда у меня был сильный кашель. Увлажнитель воздуха работает, и сейчас я не кашляю. Стараюсь не есть цитрусовые и острое — и чешусь не очень много.
Раз уж книга попала в руки, начал пересматривать (и смотреть впервые) фильмы Балабанова. В первый вечер решился наконец посмотреть «Груз 200», во второй пересмотрел «Жмурки». Сегодня, буду смотреть «Я тоже хочу». Пройдя таким образом от восемьдесят четвертого, года, когда меня зачали, через девяностые к нулевым, которые самое время осмыслить.
Пытаюсь переписать один текст, завтра надо будет сделать новую версию вокала. Мне кажется, в этой песне («записки») я сильно отстаю от Михаила Енотова, у меня не хватает понимания, о чем хочу сказать. Первая версия, в которой трек существует сейчас, слишком туманна — «каждый раз, выходя из дома, я оставляю на столе предсмертные записки / я так боялся жизни, что тысячу раз симулировал самоубийство», а дальше уже нагромождение каких-то поломанных шкафов. Наверное, главное, о чем я пытаюсь сказать, это что пора перестать воспринимать время циклично и прогнозировать (что есть равняется программировать) собственную смерть. С этим более-менее разобрались. Смерть — не театральная постановка, она просто придет, и репетировать ее не стоит.
Великое кино снимал Балабанов. Не любил его в отрочестве, но после двадцати пришло понимание, что это главный режиссер своего поколения. Кстати, это случилось после фильма «Жмурки». А сейчас, 12 лет спустя, после «Груза 200» утвердился в этом чувстве.
Вот только думаю и не понимаю. Предпоследняя сцена. Клуб, Цой, мой приятель Дима Кубасов в роли прыгающего парня — идиотский танец и диалог. Знакомство, непонятный съем, ощущение чего-то окологейского, зарождающейся псевдодружбы. Это подделка под плохо поставленную сцену? Или сцена плохо поставлена? Или мне так кажется, потому что там сыграл Дима — человек, который снял документальный фильм «Алехин», изобразив меня королем слабоумных?
Уже был уверен, что мне попался отличный уролог. А сегодня открыл свою карточку. Там написано, что у меня жалобы на недержание, что ночью мне приходится вставать и ходить в туалет. А еще что у меня боль во время эякуляции. Это меня особенно разозлило. Либо парню лень было заполнять форму, и это копипаста, либо он мне чужие данные по ошибке вписал. В общем, в понедельник надо будет с ним серьезно поговорить на эту тему.
О, зато появился повод рассказать две урологические истории. Но как-нибудь потом.
13 февраля
Прочитал: Фридрих Горенштейн «Чок-чок».
Понедельник, 12-е число, был таким себе деньком.
С утра сходил к урологу, спокойно спросил, чтобы припугнуть его своим холодным тоном:
— Это что, — говорю, — копипаста? Или вы мне чужие результаты вписали?
— А это вам не надо смотреть! — сказал он.
По голосу было ясно, что он заволновался. Рыжий желеобразный паренек, младше меня лет на пять. Он сказал, что вынужден такое писать в карточке, иначе меня не будут обслуживать бесплатно в поликлинике. Но, кажется, это вранье. Короче, он мне прописал антибиотики. Возможно, никакого вреда эта уреаплазма не приносит, но, если я начну в туре пить «Юнидокс», лекарство станет лишним союзником в борьбе с блядством. Вернусь и еще раз запишусь к урологу на прием, надо с ним пожестче, чтобы либо назначал все анализы и процедуры, либо же отправил, пусть даже за деньги, к врачу, который разбирается в своей профессии. Простата, я сделаю все, чтобы ты поправилась, малышка. Я много тебя пытал, на алкогольных отходняках насиловал половую и сердечно-сосудистую системы, доил собственный хуй много раз на дню и терся об таких же несчастных и одиноких девчат, через силу заставляя тело давать мне удовольствие, чтобы забыть о вечном ужасе и вечной тьме, которая ждет каждого труса. Но я пытаюсь повзрослеть.
Вечером ходил к Игорю Карнаушенко мастерить песни. Игорь выдал такое, что я чуть не упал на задницу. Мы с ним обговорили за две недели дни, в которые будем заниматься альбомом. Несколько раз я переспрашивал, и он отвечал, что все в силе, мы успеем. Но в итоге он все-таки слился из-за других дел. Короче, не хочется жаловаться, но я очень огорчился. Если бы он предупредил за неделю, я бы все переиграл, мастерил бы в другом месте. В итоге мы немного поработали, и он сказал, что более не может. Захотелось напиться. Скоро будет два месяца. Иди домой. Пить нельзя. Добрался до дома, отключил телефон и вырубиться на двенадцать часов. Хорошо, что организм так отреагировал. Иначе бы пришлось бросить заниматься музыкой. Неуважение к договоренностям, нарушение слова — вот что сломает мир. Наверное, уязвимость перед такими вещами есть самая главная моя проблема.
Проснулся, и чтобы не думать об альбоме, о переносе релиза и о том, как все мое предрелизное планирование (в том числе отвлекающий маневр — выход этого идиотского клипа!) накрылось, читал книгу «Чок-чок» с ноутбука. Никита меня чуть ли не заставил ее прочесть. Сперва несколько раз говорил о книге, потом скинул текст. Написал ее видный сценарист и драматург, среди его работ — адаптация «Соляриса», поставленная Тарковским.
Сначала читать было очень интересно. Два героя — мальчик Сережа и девочка Бэллочка, ее же прозвали «Чок-чок», их первый поцелуй, отношения, взросление, планирование секса. Отлично все описано, честно, сухо и метко, без лишних пояснений и со знанием людей. Каждому из ребятишек автор дал по одинокому родителю, за которыми тоже очень интересно наблюдать. Но секс не получается, и они, мальчик с девочкой, расстаются, презирая друг друга и каждый себя. Сережа в итоге распрощался с девственностью, покувыркавшись с взрослой сентиментальной блядью.
И тут неожиданно в оставшихся двух третях книги вместо четырех героев остается один Сережа, с которым автор как будто не знает, что делать. Тянет его унылую историю, от главы к главе мое внимание рассеивается. Пересказывать уже нет желания.
14 февраля
Прочитал: Никита Каф «Неправда».
Мы немного поссорились с Мишей, из-за чего очень плохо спал. Я с ним, по-моему, ни разу не ссорился за шесть лет, что он делает нам концерты, а тут непонятное что-то произошло. Показалось, что он перестал уважать меня, не знаю, где и что я сделал не так. Или он просто увлекся важностью других дел, так что не заметил меня с моим альбомом. Если бы он так и ответил — не всем до тебя есть дело — все бы разрешилось. Я ожидал от него какого-то простого объяснения:
— Не подумал.
Или:
— Твой альбом менее важен, чем моя группа, которую я хочу раскрутить.
Или:
— Я не хочу с тобой больше работать.
Он же предъявил мне, что я не ценю его помощь, с чем я не согласен. Всегда ценил его помощь и старался отвечать тем же, когда появлялась возможность. Еще он сказал, что я охуел (вернее написал, что еще хуже, ведь в переписке можно было бы и сдержать гнев). А еще он упрекнул неких «моих людей» в том, что они плохо свели голос. Типа я должен благодарить Игоря, что тот согласился доработать микс. Вот это меня просто в шок повергло. Благодарить человека за то, что он пообещал что-то сделать и не сделал? Будь ты хоть самым великим звукарем на свете, отвечай за свое слово. Земные вещи, честность, уважение к друзьям — их можно измерить. Все остальное — пердеж на сквозняке. Игорь сказал, что у нас будет три дня, их у нас не было.
Короче мне приснилось, что я жду Мишу в школе. Это не школа в которой я учился, но она напоминала любую провинциальную школу, и в то же время, это была какая-то новая локация, выстроенная мозгом специально для данного сновидения, никакой связи с остальной моей внутренней географией не было. Вроде бы, крутом были какие-то статисты, неважно. Я стоял на лестнице, зная, что Миша скоро должен пойти. И вот он появился в вечной своей фуражке и сумке-бабанке через туловище. Я начинаю размахивать руками и говорить:
— Почему ты сказал, что я охуел? Что это значит? Почему Игорь сказал, что он все сделает? Почему вы просто не сказали мне сдвинуть дату или найти другого звукаря?
А он просто спускается по лестнице, как будто меня нет. И я чувствую, что мое существование под вопросом. Олег ЛСП, Мальбэк, новейший говнопроект, который Миша подписал, — они есть. А моих альбомов нет, я вне информационного поля, старый амбротип, как Эдуард Лимонов, которому Ad Marginem собирает гроши на книгу стихов, запустили краунфандинг, подарив на 75-летие великому человеку унижение. Только я человек невеликий, и Миша делает вид, что меня нет. Какое-то время я стою на лестнице, потом выхожу на улицу. Миша пересекает футбольное поле, я бегу окружной дорогой, чтобы опередить его с другой стороны. Я знаю, к какому дому он идет, караулю во дворе. Но Миша не появляется. Мне хочется наброситься на него, спросить, почему, почему он меня проигнорировал, мы же друзья, можем не работать вместе, но любовь и уважение от этого не должны испариться. Но его нет. Мне не выбраться в реальный мир, моих песен никто не услышит.
Потом мне снилась наша переписка вконтакте. Я должен был с Максимом Тесли зайти к Мише и забрать книги, заодно пообщаться по осеннему туру, но ничего не получалось. Проснулся и понял, что не пойду к Мише. Вдруг придется ругаться дальше.
Еще заболела Даша. То ли отравилась, то ли что. Понос и тошнота. Сходил с утра за лекарствами для нее. Она сказала, что сегодня сможет есть только кисель и сухари. Я пошел в гости к Лехе Никонову, надо было посоветоваться насчет Миши, не просить поддержки, а просто поболтать, выпустить пар. На обратном пути купил сухари и кисель. Сам я вообще решил сегодня не есть, дать организму передышку, пить воду. Слишком волновался. Я и сам уже несколько дней дрищу, так перенервничал с альбомом. Да насрать на эту дату выхода, но когда друзья тебя предают, хочется понять, что ты делаешь не так. Факт: я не вижу своих ошибок в этой ситуации. Разобраться, где здесь причина,
а где следствие. Меня же не интересует эта микроскопическая шлифовка, мне хочется, чтобы каждый был рад работать. А Игорь не рад, но почему он не отказался сразу?
Создатель паблика «Дистопия» Никита Каф прислал мне текст своей дебютной книжечки «Неправда». Это короткие рассказы о детстве, детский сад, начальная школа, вот герой обосрался в первом классе, а вот его первый поцелуй. Прочитал их с удовольствием, делая редакторские пометки. Даша дремала и постанывала за моей спиной. Никита скинул мне фотографии заготовок книги — он хочет склеить обложки вручную из разноцветной бумаги и распечатанных на принтере картинок. Весь текст тоже хочет распечатать на принтере, собрать все своими руками. Все это произвело на меня терапевтический эффект, я написал Мише и сказал, что мне наша ссора в тягость. Он ответил, что ему тоже, и предложил завтра зайти к нему.
Вова Седых прислал обложку для альбома. А еще попросил послушать альбом его нового проекта «Горечь». Я послушал, отписался ему о своих впечатлениях, сделал эту запись и собираюсь спать.
16—18 февраля
Прочитал: Герман Гессе «Степной волк».
Много раз этот роман просился в руки, но я его не подпускал к себе, почему-то не хотелось читать. А накануне поездки в Петрозаводск и Мурманск, собирая рюкзак, стал смотреть, что есть у меня на полке. Решил взять «Степного волка» и сборник текстов Леонида Добычина. Понятия не имею, откуда взялись у меня эти книги, но в последнее время я не очень удивляюсь таким вещам. Что-то может куда-то пропасть и откуда-то появиться, я решил на всякий случай научиться не переживать, что не помню всего. Много чудес случается, мы с друзьями живы и занимаемся творчеством, а от этого материальный мир начинает давать сбои, местами деформироваться. В общем, я подумал, что книги притащил из какого-нибудь сна или воспоминания и теперь самое время взять их с собой.
Ночью почти не спал, мы разговаривали с Дашей, и это был один из самых странных и волшебных разговоров в моей жизни. Обсуждали, когда лучше зачать ребенка, и сошлись на том, что круче всего, если «великий малыш» родится с мая по июль. Бытие встретит его теплой и мягкой погодой, и в начальной школе, когда разница в возрасте очень впечатляет, он не будет самым старшим или самым младшим.
В полшестого утра за мной на такси заехал Костя, и мы отправились на Ладожский вокзал. Я снял, как он курит на платформе, на свой новый дешевый объектив, заказанный с ебея, и получился какой-то чудесный кадр. Такая кинематографическая красота была в нем, и я очень радовался, что со мной именно эта камера и эта жизнь. Мы сели в поезд, комфортный сидячий, по типу «Сапсана» или того, что ездит из Москвы до Нижнего Новгорода, я показал Косте книги, которые взял с собой (у него был «Бес» Хьберта Селби).
— Не знаю, откуда они появились, — сказал я. — Просто взял их с полки, как будто сами ко мне пришли.
Он подумал и сказал, что, может быть, Кирилл их принес. Костя удивил, обычно он не сопоставляет такие вещи. Но я не разочаровался, Кирилл Рябов — всегда хороший знак. Хотя книги не из моих снов, не из моего прошлого или будущего, я не увидел у себя в шкафу другую вселенную, и этот сон закончится смертью.
Пока Костя, чья сладость, согласно опросу наших слушателей вконтакте, превосходит мою сладость на 7%, спал, — я чередовал чтение «Степного волка» со съемкой пейзажа, проносящегося за окном.
В Петрозаводске перед концертом я продавал книги, а Костя, как часто бывает, стоял рядом и как будто любовался одним из вымышленных миров — наполовину присутствуя здесь, наполовину листая ленту инстаграма. Это его способ стать незаметным, и он работает, многие действительно его не замечают, фотографируются только со мной. Но все же к Косте подошла девчонка, о чем-то с ним заговорила. Вдруг у меня все сошлось. Одной ее позы хватило, чтобы переформатировать идею будущего видео. Когда мы с Маргаритой Захаровой монтировали последний клип макулатуры, я спланировал с ней съемки уже следующего ролика в Москве. Мы договорились на двойном юбилейном концерте отобрать киногеничных девчат, чтобы Костя с ними сосался, а я хватал их за лицо. Из таких кадров, снятых в разных уголках клуба, мы планировали составить клип. Но тут я понял, что гораздо интереснее будет снимать Костю
в туре — в разных городах, разных клубах. Когда девчонка отошла, я у него спросил:
— Че она хотела?
— Спрашивала насчет афтепати.
— Придется поработать, бразер.
Я сказал Косте, что ему придется сосаться с девчонками не только в Москве, как мы планировали, а в разных городах. Он, к моему удивлению, сразу согласился. Видимо, надоело подвергать мои идеи хоть какой-то критике, потому что он прекрасно знает, насколько я упрям. А может быть, ему уже все равно, что делать. Сосаться перед камерой или не перед камерой. В свое оправдание хочу заметить, что я беспокоюсь за друга. И этим клипом я хочу вытянуть его из порочного круга. Как дневник мне помогает не пить, так и видеосъемка, надеюсь, поможет Косте не мучить себя нелюбимыми женщинами. Мне не нравится, что у него нет никакого плана — ни разлюбить Амалию, ни возвращать ее, ничего он не хочет. Просто хочет оставаться собой, романтической развалившейся кучей говна на четвертом десятке, и гнить. И мечтать о ней.
В общем, мы отыграли отличный концерт, хоть и немного сбивались. В ходе выступления снимал немного публику и — более других — девчонку, которую выбрал на роль. Когда после концерта она подошла сфотографироваться со мной, я спросил:
— Как тебя зовут?
— Так же, как и тебя, — ответила она.
— Ты придешь в «Культуру» на диджей сет?
— Да.
Тут я почувствовал себя очень неловко, но все же справился и сказал (вокруг были люди, кто-то хотел сфотографироваться, и мне не хотелось выглядеть, будто я цепляю фанаточку):
— Я снимаю клип. В каждом городе Костя будет сосаться с одной бабой. А я буду хватать эту же бабу за ебло. Ты согласна сняться?
Она пожала плечами и сказала:
— Ладно.
— Тогда увидимся там. То есть пососаться с Костей — это не страшно для тебя?
Она кивнула.
Организатор с никнеймом Мертвый Кот свозил нас к себе домой, покормил ужином и отвез в бар «Культура». Костя подготовил диджей сет из эмо-репа. Нам предложили выпить, я попросил чая, а Костя взял сидр. Пока ставил музыку другой парень, у нас было время. Пришла Женя, села за наш столик, и я начал снимать на камеру их с Костей. Мне было немного неловко, но надо было браться за дело.
— Погладь ее по лицу, и начинайте сосаться, — скомандовал я.
Я сделал несколько кадров, дублируя каждый этюд, — сперва снимал с правильным балансом белого, а потом выставлял баланс неправильно, чтобы у меня была зеленая и странная сцена-двойник. Несмотря на то, что я подрочил, пока принимал душ (в туре иначе нельзя, если хочешь ни с кем не трахаться), я слегка возбудился, глядя на их поцелуи. Не конкретно от Кости с Женей, а от сопричастности к какой-то настоящей чувственности. Вспомнил, как Дима Кубасов рассказывал про съемки фильма «Детям до шестнадцати», что режиссер, влюбленный в Димину напарницу Лянку Грыу, напоминал ему извращенца, когда снимал сцену их секса. Диме казалось, что для режиссера он стал человечком, через которого тот Лянке пытался присунуть. Но здесь было другое. Вот Костя, парень, он влюблен, и он понимает, что это лекарство не поможет ему, лишь приглушит боль, но добавит новую зависимость. И вот Женя, девчонка, которую мы с ним почти не знаем, не знаем, какая у нее игра, какой это для нее сон и что она почувствует, когда проснется.
В полтретьего ночи мы выехали на поезде в Мурманск. Спал я долго, часов тринадцать, а Костя еще дольше. За окном проносились деревья, красиво падал снег. Я продолжил читать «Степного волка». Наверное, было бы хорошо, если бы эта книга попалась мне лет пятнадцать назад, а может и раньше. Но сейчас я не проникся симпатией к манере изложения, не мог избавиться от ощущения, что у меня в руках какая-то дешевая подделка. Как будто автор недостаточно хорошо изучил жизнь или писал этот текст от ума, а не от опыта. Даже когда пишешь сказку, нужно многое пощупать, собрать необходимое мясо, проверить метафоры на собственной шкуре, и лишь потом — почти чудом — ты подберешь подходящий скелет. И все же в эти дни книга пришлась очень кстати.
Дочитал уже здесь, на квартире у Кирилла, организатора концерта. Сижу на кухне, через окно видно красивую стелу со светящимися географическими координатами. Въезд в Мурманск. Я думаю о Линче, о том, какой он великий человек. Мне интересно, много ли похожих снов видели Гессе и Линч? У наших снов не так уж много сюжетов. И если Гессе вдохновил Линча своим описанием бала на сцену со страшным телефонным звонком в фильме «Шоссе в никуда», это уже немало (по-моему, одна из самых крутых сцен в кино, очень часто возвращаюсь к ней, что-то она для меня значит).
Меня же «Степной волк» вдохновил на написание этой главы, и писать ее было приятнее, чем все предыдущие.
* * *
